Она оборачивается, увидев меня, но не пугается. Наоборот, ее губы растягиваются в ухмылке, той самой, которую я раньше принимал за игривость, а теперь вижу в ней только презрение.
- О, смотрите, кто пожаловал, - голос у нее скользкий, довольный, будто она только что сорвала куш и проиграла его же. - Пришел попрощаться?
Смотрю на нее и вижу гнилую стерву перед собой, которая наконец сбросила маску милой девчонки, на которую я, остолоп, повелся когда-то. В ее глазах нет испуга, лишь насмешка, и от этого внутри закипает что-то темное, липкое, как деготь, разливаясь по жилам и отравляя изнутри.
- Как ты посмела обмануть меня? – такое чувство, будто кто-то сжимает мне горло, но слова все равно срываются с губ, хоть и с трудом. - Как ты посмела навязать чужого ребенка? Ты думала, это никогда не всплывет?
Она перестает складывать вещи, смотрит на меня, медленно проводя языком по губам. Ее пальцы сжимают шелковое платье, которое она только что собиралась упаковать, и я вижу, как ткань мнется в ее руках.
- Марк, ты такой идиот, что грех было не развести тебя на бабки, - она пожимает плечами, будто говорит о чем-то совершенно обыденном, и этот жест бесит меня больше всего. Ее голос звучит спокойно, почти ласково, но в каждом слове смертельный яд. - Я даже рада, что больше не надо спать с тобой и притворяться, будто мне хорошо. Это был кошмар.
Я чувствую, как кровь приливает к лицу, а в ушах такой гул, будто в них бьют в барабаны. Ладони сжимаются в кулаки сами собой. Я чувствую только жгучую, слепую ярость, которая требует выхода.
- Ты…
- Альбине, кстати, надо цветы послать, - она улыбается, перебивает меня, подбирает с пола помаду. Ее движения плавные, уверенные, как будто она уже давно знала, чем все закончится и сейчас просто воплощает репетицию в жизнь. - С открыткой: «Спасибо за избавление».
Эти слова, как последняя капля. Я не сдерживаюсь. Рука сама взлетает, и я отвешиваю ей такую пощечину, что удар отдается в запястье резкой болью, но это ничего по сравнению с тем, как сладко видеть, как ее голова дергается в сторону.
Ира пошатывается, хватается за комод, опрокидывая флакон с духами. Стекло разбивается о пол, и резкий запах разливается по комнате, смешиваясь с пылью и чем-то еще. Какое же удовлльствие доставляет видеть красный след мой ладони на ее щеке.
На удивление она не плачет. Наоборот, смеется, и этот смех звучит, как скрежет ножа по стеклу, проникая под кожу и заставляя меня содрогнуться.
Я дышу тяжело, сердце колотится так, будто хочет вырваться из груди. Воздуха не хватает, и я понимаю, что задыхаюсь не от физической усталости, а от осознания того, насколько глупо я себя вел все эти годы.
- Убирайся, - это все, что я могу выдавить из себя. Слова звучат хрипло, будто вырваны из самой глубины души.
Она берет сумку, закрывает ее, не закончив собирать вещи, проходит мимо, нарочно задевая меня плечом.
- Не волнуйся, уже ухожу. И кстати, это квартира Альбины, она меня выставила, так что свой чемодан не спеши раскладывать. Ты даже тут уже не хозяин.
Ее слова выбивают остатки воздуха из легких, и я чувствую, как земля уходит из-под ног. Комната вдруг кажется маленькой, стены будто сжимаются вокруг мня.
Ира уходит, оставляя за собой шлейф своих духов и тишину, в которой слышно только мое тяжелое дыхание и бешенный пульс.
Ну точно сука, а не жена. Я опущу тебя с небес на землю.
Глава 31
Глава 31
Альбина
Вот и прошла неделя, целых семь дней, которые должны были принести облегчение, но вместо этого оставили после себя странное послевкусие.
Я сижу в кабинете Тимофея, откинувшись в кожаном кресле. Солнечный свет пробивается сквозь жалюзи, рисуя на полированном столе полосатые тени, которые кажутся мне символичными.
На столе передо мной стоит чашка кофе, уже остывшего, не такого вкусного. Я не люблю холодный кофе, поэтому всегда выпиваю его сразу, но сегодня даже не заметила, как он остыл. Все мысли крутятся вокруг одного: неужели все действительно закончилось?
Мне сложно в это верить. Я к этому так долго шла, что осознать сложно. Понимаю, что не ждала ни год, ни два, ни десять лет, и все же те недели показались вечностью.
Тимофей протягивает мне папку с документами. Его пальцы слегка дрожат, выдавая волнение, которое он так старательно скрывает.
- Вот, теперь все оформлено, никто не прикопается, что акции переоформлены с какими-то нарушениями. Доля Марка полностью аннулирована. Поздравляю, Альбин. Мы его добили.
Я беру папку, листаю страницы. Все четко: подписи, печати, юридические формулировки. Все так, как мы и хотели. Все четко, кроме одного. Это передача акций мне и Роме. Он снова за свое? Сердце сжимается от досады. Неужели после всего он все еще не понял?
- Спасибо, Тим, - откладываю документы на стол, стараясь, чтобы голос звучал ровно, но внутри поднимается знакомая волна раздражения. - Но я уже говорила, ни мне, ни Роме эти акции не нужны.
Тимофей хмурится, постукивает пальцами по столу.
- Но я не могу просто так их принять. Ты мне фирму спасла, меня спасла. Если акции не берешь, то хотя бы компенсацию деньгами возьми.
Я качаю головой, чувствуя, как волосы скользят по плечам. Ну как он не понимает, что акции, что деньги, будут жечь руки. Не хочу принимать то, что будет тяготить, что будет связывать меня с прошлым даже чисто символически.
- Мне не надо ничего, Тим. Ты отблагодарил тем, что щелкнул его по носу так, как никто не смог бы в этой ситуации. Будем считать это платой. Прошу, давай закроем эту тему уже.
- Альбин… - он хочет перебить меня, перехватить инициативу, продолжить настаивать на своем, но я не отступлю. Не сейчас, когда только все начало успокаиваться внутри меня.
- Тим, я серьезно, - практически рычу на него, и я сама удивляюсь этой жесткости. - Рома только начал отходить от всего этого. Он не хочет ничего, что связано с отцом. Да и я тоже.
Тимофей вздыхает, долго так, глубоко, протяжно и откидывается в кресле. Оно слегка скрипит под его весом, и словно тоже возмущается моей неразумностью. Но что поделать, вот такая я сейчас. Месть дороже денег оказалась.
- Ну ладно. Но если передумаешь… - все же сдается, и теперь уже выдыхаю я, внутренне выдыхаю, чтобы не принял это за слабину и не начал по новой уговаривать, а то знаю его.
- Не передумаю, - четко осекаю его, и между нами виснет неловкая пауза.
За окном слышен шум города, который просто живет, и теперь его смех, влюбленные парочки меня не раздражают, как было раньше. Похоже отомстив, я полюбила снова жизнь.
Смотрю на часы и понимаю, что пора идти, но как-то встать и уйти молча не выходит. Как-то тяжело мы расходимся, а не хотелось бы этого. Все же не врагами расходимся, и хочется уйти легко.
И тут дверь кабинета открывается, спасая нас от паузы.
На пороге появляется Дамир, уж теперь то я сразу его узнаю. Увидев нас, он останавливается в дверях, его рука еще держит ручку, пальцы сжимают ее чуть сильнее, чем нужно, что удивляет. Почему он злится?
Его глаза скользят от меня к Тимофею и обратно, и в них читается легкое удивление, смешанное с раздражением, но раздражение не от того, что я мешаю ему здесь, оно какое-то другое, но не пойму какое.
- Секретаря нет на месте, я подумал не занято. Я подожду, Тимофей, позовешь тогда, - немного нервно говорит.
- Нет, не уходите, - воспользовавшись моментом, чтобы избежать продолжения спора с Тимом об этих проклятых деньгах, останавливаю его, и встаю, чувствуя, как колени слегка дрожат от напряжения. - Я уже ухожу. Мы закончили.
Дамир кивает и проходит внутрь, но мягче не становится. Как был раздражен, так раздраженным и остается.
- Вы сегодня отлично выглядите, - казалось бы, мужчина делает комплимент, и от него вроде бы даже приятно, но такое чувство внутри, что он пытается кого-то переплюнуть в чем-то, и я этого не понимаю.
- Спасибо, - благодарю его и уже сравниваюсь с ним, еще пара шагов и уйду, но почему-то замедляюсь, словно пытаюсь понять, что с ним не так.
- В тот раз в школе все нормально разрешилось? - внезапно спрашивает, и мне становится интересно, а это-то ему зачем знать? Но я не хамка, он не сделал мне ничего плохого, поэтому отвечаю, хотя и без подробностей.
- Да, - коротко киваю, чувствуя, как волосы скользят по шее. - Все закончилось хорошо.
- Тогда не буду задерживать, - он отступает, пропуская меня к двери, и его движения плавные, уверенные, как у человека, который знает, когда нужно отступить. Но я смотрю на него удивленно. Что значит «тогда»? А если бы все закончилось плохо, что, не выпустил бы?
Но задать ему этот вопрос не успеваю, хотя уже открываю рот, Тимофей поднимается из-за стола и привлекает к себе внимание.
- Я на выходных заеду к Роме, поговорю по-мужски, - говорит он напоследок, и в его голосе звучит что-то отеческое, то, чего так не хватало со стороны Марка.
Я киваю, чувствуя смесь благодарности и смятения. Все же сложно мне пока снова принимать добро со стороны мужчин.
- Хорошо, - благодарю его, но слова звучат тише, чем я хотела бы. – До встречи.
Не уверена, что он сможет помочь. Хотя… попытка не пытка, отказываться глупо.
Глава 32
Глава 32
Дамир
Гулкий треск выстрелов наполняет тир, смешиваясь с резким запахом пороха и холодным металлом. Я стою рядом с Ромой, наблюдая, как он прицеливается. Его брови сведены, пальцы уверенно обхватывают рукоять пистолета, не дрогнув ни на секунду.
Парень стреляет лучше, чем я ожидал от подростка, четко, без лишних движений, с той самой выдержкой, которая редко встречается даже у взрослых мужчин.
- Неплохо, - говорю я, когда он опускает оружие, и мой голос звучит громче, чем нужно, перекрывая звон в ушах после выстрелов. - Видно, что не первый раз.
Рома поворачивается, и в его глазах мелькает что-то вроде гордости, та самая искорка, которую так приятно видеть в глазах любого человека.