Женщина подкатила задрапированный сервировочный столик к венецианскому окну. Энди и управляющий обменялись парой фраз о церемонии и празднике, а горничная тем временем налила в бокалы свежевыжатый апельсиновый сок и открыла маленькие горшочки с маслом и джемом. Затем она слегка поклонилась и вышла.
С облегчением вспомнив, что предсвадебная диета уже позади, Энди взяла корзинку с выпечкой и вдохнула через салфетку щекочущий аромат. Выбрав теплый круассан с маслом, она жадно откусила: в ней вдруг проснулся волчий аппетит.
– Смотрите, кто пришел в себя, – сказал Макс, выходя из спальни со спутанными волосами и в одних только пижамных брюках из мягкого джерси. – Иди сюда, набравшаяся невеста! Как похмелье?
Энди еще жевала, когда Макс заключил ее в объятия и поцеловал в шею. Ощутив прикосновение его губ, Энди невольно улыбнулась.
– Я не была пьяна, – пробубнила она с набитым круассаном ртом.
– А это что? – Он взял оладью с черникой и сунул в рот, потом налил им с Энди по чашке кофе, именно такого, как она любила, с капелькой молока и двумя пакетиками «Спленды»[2], и сделал большой глоток. – М-м, вкуснотища!
Энди смотрела на Макса: без рубашки, с чашкой кофе в руке, – и находила его неотразимым. Ей хотелось лечь сейчас с мужем под одеяло и никогда не вылезать. Может, она все придумала, или это был дурной сон? Мужчину, который шутливо назвал ее миссис Харрисон, а потом с шиком накрыл ей колени салфеткой, Энди любила и еще тринадцать часов назад безгранично доверяла ему. Черт бы побрал проклятое письмо! Кого волнует, что думает его мамаша? Что с того, что Макс встретил на отдыхе одну из своих бывших? Он ничего не скрывает. Он любит ее, Энди Сакс.
– Вот объявление. – Энди показала мужу раздел «Санди стайлс» и не сдержала улыбки, когда Макс выхватил газету у нее из рук. – Хорошо, не правда ли?
Макс пробежал заметку глазами.
– Хорошо? – переспросил он спустя минуту. – Да это великолепно!
Он подошел к Энди с ее стороны стола и опустился на одно колено, совсем как год назад, когда делал предложение.
– Энди, – сказал он, глядя ей прямо в глаза так, что замирало сердце. Энди особенно любила этот взгляд. – С тобой что-то происходит. Я не знаю, из-за чего ты нервничаешь или о чем беспокоишься, но я хочу, чтобы ты помнила – я люблю тебя больше всего на свете и всегда буду рядом, когда ты захочешь поговорить. О’кей?
«Видите? Он меня понимает! – захотелось Энди закричать всему свету. – Он чувствует неладное. Одно это означает, что никакой проблемы нет, правда же?» Она готова была ответить: «Я прочла письмо твоей мамаши и знаю, что ты виделся с Кэтрин на Бермудах. У вас что-нибудь было? Почему ты не сказал мне, что виделся с ней?» Но вместо этого Энди сжала руку Макса и попыталась забыть о сомнениях. Впереди их ждал единственный свадебный уик-энд, и она не собиралась портить себе день недоверием и спорами.
Энди испытала легкое чувство презрения к самой себе за то, что предпочла спрятать голову в песок. Ладно, рано или поздно все наладится. Иначе и быть не может.
Глава 5Я бы не назвала это близкими отношениями!
Отперев дверь лофта в Западном Челси, где находилась редакция «Декольте», Энди затаила дыхание. Ей пока не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь еще приходил на работу раньше девяти утра: большинство работников, придерживаясь традиционных для Нью-Йорка творческих часов, не появлялось в офисе до десяти, а то и половины одиннадцатого, и Энди обрадовалась, что и сегодня ничего не изменилось. Два-три часа до прихода остальных были у нее самыми продуктивными за день, хотя она отчасти чувствовала себя Мирандой, отправляя имейлы и оставляя сообщения на автоответчиках людям, которые еще не успели встать с постели.
Никто, включая Макса, и глазом не моргнул, когда Энди предложила отменить свадебное путешествие в Андирондакс. Через два дня после того, как ее вырвало, а Макс, к его огорчению, был лишен возможности исполнить супружеские обязанности, он согласился с женой, что им лучше вернуться в Нью-Йорк. В любом случае в декабре их еще ждал медовый месяц – две недели на Фиджи. Это был подарок от друзей семьи Макса, и хотя Энди не знала подробностей, слова «вертолет», «частный остров» и «шеф-повар» повторялись достаточно часто, чтобы она с нетерпением ждала поездки. Досиживать трехдневный отпуск на севере штата, когда уже наступили холода, не казалось особенно заманчивым.
В Нью-Йорке новобрачные сразу же вернулись к обычному распорядку, установившемуся еще год назад, когда Макс сделал Энди предложение и они стали жить вместе. В будни они просыпались в шесть. Макс варил кофе на двоих, а Энди заливала молоком овсяные хлопья или делала фруктовые смузи. Они ехали в спортклуб «Эквинокс» на углу Семнадцатой и Десятой, где проводили ровно сорок пять минут. Макс занимался со штангой или гантелями и подолгу давил ногами степпер, а Энди ходила по беговой дорожке на скорости 5,8, не отрывая глаз от какой-нибудь романтической комедии на айпаде и страстно желая, чтобы время шло быстрее. Вернувшись домой, они принимали душ и одевались, затем Макс подвозил Энди в редакцию «Декольте» на пересечении Двадцать четвертой и Одиннадцатой и на служебной машине ехал по Вестсайдскому хайвэю к себе в центральный офис. В восемь часов утра оба уже восседали за своими столами; расписание оставалось неизменным, и нарушить его могли разве что серьезное недомогание или природный катаклизм. Но накануне Энди поставила будильник на виброзвонок на двадцать минут раньше обычного и выскользнула из-под одеяла, едва подушка под ней затряслась. Пренебрегая душем и кофе, она натянула удобные графитово-серые брюки, подходящую ко всему белую блузку с застежкой до горла и унылый черный пиджак и тихонько вышла за дверь, услышав, что у Макса тоже зазвонил будильник. Она послала мужу сообщение, что вынуждена уйти на работу пораньше и увидится с ним на яхтенной вечеринке. Желудок у нее не успокаивался, мышцы ныли и были слабыми, как тряпки, а температура накануне подскочила до тридцати восьми.
Не успела Энди снять пальто, как зазвонил сотовый.
– Эмили? Что это ты в такую рань? – Энди взглянула на золотые часики – подарок отца по случаю помолвки. – Тебе еще два часа спать.
– А почему ты отвечаешь? – в замешательстве спросила Эмили.
– Потому что ты звонишь.
– Я позвонила, чтобы оставить сообщение. Не думала, что ты ответишь.
Энди засмеялась.
– Спасибо. Хочешь, я положу трубку? Позвонишь еще раз и оставишь!
– Разве ты не отдыхаешь после тяжелого дня дегустации вин или еще каких развлечений?
– Вообще-то было любование осенней листвой, а потом массаж.
– Нет, кроме шуток, ты почему не спишь? Вы еще на севере штата?
Энди включила громкую связь и воспользовалась возможностью снять наконец пальто и усесться в кресло. Уф, словно несколько недель не спала…
– Мы вернулись в город, потому что я себя паршиво чувствую. Голова болит, тошнит, лихорадит. То ли пищевое отравление, то ли грипп, то ли какая-нибудь суточная зараза. И потом, Макс не хотел пропускать сегодняшнюю яхтенную вечеринку, на которую мне тоже придется пойти. Поэтому мы отчалили. – Энди оглядела свой безобразный наряд и решила, что вечером должна успеть заехать домой и переодеться.
– Яхтенная вечеринка? Сегодня? А почему меня не пригласили?
– Потому что я сама на нее не собиралась. Но раз мы вернулись, я загляну туда ровно на час, а потом поеду домой, с головы до пят натрусь «Виксом» и буду смотреть все серии «Коронованных деток».
– На чьей яхте в этот раз?
– Названия не помню, хозяин – обычный миллиардер, владелец хеджевого фонда. Больше домов, чем у нас с тобой туфель, и жен примерно столько же. Он дружил с отцом Макса, но Барбара считала, что он дурно влияет на мужа, и запретила им общаться. По-моему, еще у него есть несколько казино.
– Похоже, человек знает толк в вечеринках!
– Его там даже не будет. Он любезно предоставил Максу свою яхту. Не беспокойся, ты ничего не потеряешь.
– Угу. В прошлом году ты говорила то же самое, а там был весь состав «Субботнего вечера в прямом эфире».
За десять лет своего существования журнал «Яхтенная жизнь» не принес ни единого цента прибыли, однако это не мешало Максу называть его одним из самых ценных структур «Харрисон медиа». Журнал вносил в имидж компании элемент светского блеска; все, кто хоть что-то собой представлял, желали, чтобы их яхта появилась на его страницах. В октябре «Яхтенная жизнь» традиционно задавала вечеринку в честь премии «Яхта года», всякий раз приглашая впечатляющую компанию знаменитостей побродить по палубе какой-нибудь сногсшибательной яхты, обходящей вокруг Манхэттена, выпить «Кристалл», полакомиться чем-нибудь с трюфелями, не задумываясь о том, что неприветливой осенью они загрязняют Гудзон, а не теплые воды Лазурного берега.
– Да, тогда было весело, – согласилась Энди.
Эмили помолчала.
– Дело только в этом – ты больна, и на носу яхтенная вечеринка? Или что-то происходит?
Говорите об Эмили что угодно – она может быть бесцеремонной, агрессивной, нередко откровенно грубой, но проницательность у нее на порядок выше, чем у всех, кого знала Энди.
– А что может происходить? – Голос Энди прозвучал выше обычного, что бывало, когда она лгала или смущалась.
– Не знаю, я поэтому и звоню. Ты прекрасно держалась весь уик-энд, но мне показалось, тебя что-то бесит. Может, это просто раскаяние покупателя?[3] Говорю тебе, после свадьбы с Майлсом у меня вообще целую неделю были панические атаки. Я рыдала дни напролет, не в силах поверить, что теоретически он, получается, последний мужчина, с которым я буду спать. Последний, кого я поцелую! Но ведь все наладилось. Энди, все налаживается, я тебе говорю!
Сердце у Энди забилось быстрее. С тех пор как она нашла письмо, прошло два дня, а она еще ни слова никому не сказала.