– В общем, да, – машинально ответила она. – Мне очень повезло с мужем и няней, они мне очень помогают.
– Все равно нелегко каждый день оставлять малышку. Конечно, хорошо вырваться из дому, общаться со взрослыми, заниматься работой, но ты, должно быть, скучаешь по дочке.
Алекс сказал это просто, с сочувствием и без всякого осуждения. У Энди в горле встал огромный ком.
– Я так по ней скучаю, – подтвердила она, силясь не заплакать, и подумала о Клементине, которая сейчас лежит на игровом мате и болтает ножками, а скоро получит бутылочку теплой смеси и будет укладываться на первый дневной сон. Проснется она веселая, воркующая, вся розовая и теплая, немного помятая после сна, с прелестно спутанными волосиками. Если закрыть глаза, можно вспомнить запах ее шейки и бархатистую кожу, увидеть прелестные щечки, румяные, словно яблоки. Хотя у Алекса нет своих детей, Энди чувствовала, что он все понимает.
Алекс повел ее вниз по ступенькам в практически незаметную булочную, походившую не то на подпольный ночной клуб времен «сухого закона», не то на парижское кафе. Они сели за длинный пустой стол. Энди проверила телефон, пока Алекс ходил к прилавку делать заказ.
– Как всегда? – спросил он, и Энди кивнула. – Вот, держи! – Он поставил перед ней пенный латте без кофеина, причем не в кофейной чашечке, а чуть ли не в миске, и отпил глоток своего кофе со льдом. Все было так, словно они расстались только вчера.
– Спасибо, – сказала Энди, как можно деликатнее слизывая пену. – Теперь твоя очередь. Можешь начать с того, как ты нашел это замечательное кафе всего в шести кварталах от моего дома, притом что я здесь в первый раз.
– Жаль, что за этим не стоит какая-нибудь крутая история, – я вычитал о нем в путеводителе.
Энди приподняла брови.
– Я недавно вернулся в город и почувствовал, что совершенно отстал от жизни. Тогда я купил один из путеводителей «Не для туристов», которые как раз для туристов. Там упоминалось это заведение, а в примечании говорилось, что сюда ходят только местные или посвященные.
– Куплю этот чертов путеводитель, как только доберусь до компьютера, – улыбаясь, пообещала Энди. Она сделала новый глоток. – Где ты живешь?
– В Вест-Виллидж. Знаешь угол Кристофер и шоссе? Раньше район был захудалый, но сейчас заметно облагородился.
– А вещи в химчистку в Челси возишь? – не удержалась Энди.
Алекс посмотрел на нее с долей юмора, словно говоря «я тебя насквозь вижу».
– Нет, то, что в чистку, я сюда не вожу. Я приехал на выставку в музее Рубина. Увидел тебя на улице и вошел следом.
– Музей Рубина?
– Искусство Гималаев. На пересечении Семнадцатой и Семидесятой. Только не говори, что ты и о музее никогда не слышала!
– Конечно, слышала! – возмутилась Энди, каждый день ходившая мимо того перекрестка. Правда, в музей зайти все времени не было. – А что привело тебя в Нью-Йорк? Ты же закончил учебу, получил диплом? Вроде мама что-то такое говорила. Поздравляю.
Если Алексу, как Энди, показалось странным, что о жизни друг друга они узнают через матерей, он не подал виду.
– Да, весной я закончил учебу и остался на лето в Вермонте – отдохнуть, расслабиться. Вернулся сюда в конце августа, в самое пекло, и начал заново знакомиться с городом. Никак не привыкну, сколько же всего изменилось с тех пор, как… я был тут в последний раз.
Они помолчали, вспоминая.
– На самом деле Нью-Йорк не меняется. Это в центре жизнь кажется иной, – сказала Энди.
– Может быть. А может, ты и я столько работали, что не имели возможности познакомиться с городом. У меня была пара свободных месяцев, я и бродил по улицам. На следующей неделе приступаю к работе. Думал – обрадуюсь, но настроение только лодырничать и шляться по городу.
Энди пила кофе, стараясь не думать о том, что Алекс рано или поздно упомянет свою вторую половину. Пока он старательно придерживался одинокого «я» и не назвал подружку как причину остаться на лето в Вермонте, переехать в Нью-Йорк или неделями шататься по городу. Мать Алекса утверждала, что они вот-вот поженятся, но, похоже, ничего подобного не намечалось. Может, они расстались?
– Чему ты улыбаешься? – спросил Алекс, улыбаясь в ответ.
Испугавшись, что он угадает ее мысли, Энди помотала головой:
– Просто так. Говоришь, в понедельник на работу? Куда ты устроился?
– В новую школу в Вест-Виллидж. Называется «Имэджин». До начала занятий буду помогать составлять расписание, а по должности я завуч.
– «Имэджин», «Имэджин»… Знакомое название. – Энди напрягла память. – Это такая международная сеть элитных частных школ, когда ученик может переехать из Нью-Йорка в Шанхай или в любое другое место, где есть «Имэджин», и не потерять год?
– Верно, та самая.
– О них только что была большая статья в «Таймс». Тысячный лист ожидания, хотя одна начальная школа стоит пятьдесят штук в год!
– Она не дороже других частных школ Манхэттена, если считать помесячно, просто у нас круглогодичное обучение. Исследования показали, что из-за летних каникул ученики радикально отстают от своих азиатских ровесников, которые отдыхают меньше трех месяцев в году.
Энди через стол потыкала пальцем в его бицепс, удивившись каменной твердости мышц. Прежний Алекс иногда выходил на пробежку или играл во дворе в баскетбол, но новый, похоже, серьезно занимался спортом.
– Стало быть, теперь ты завуч самой интересной, снобистской и самой дорогой частной школы в Соединенных Штатах, мистер «Преподавай для Америки»?
Алекс невесело улыбнулся.
– Третьей в мире по дороговизне, если быть точным. Первые две тоже наши – в Гонконге и в Дубае. Там еще дороже. Но должен сказать, программа у нас действительно потрясающая.
Энди посмотрела на стол и снова на Алекса, игравшего с соломенной оберткой чашки. Она разрывалась между желанием вести себя сдержанно с человеком, которого не видела несколько лет, и высказаться начистоту, как у них с Алексом, к их гордости, прежде было заведено.
– В общем, диаметральная противоположность твоей прежней работе. Ты доволен?
Видимо, ее слова задели Алекса за живое: он заметно вздрогнул.
– Как я уже сказал, там прекрасная учебная программа, и должность завидная. Хотел бы я остаться в некоммерческом образовании? Возможно. Но я получал очень мало, едва хватало на жизнь, и… видимо, я стал слишком стар для этого.
Вот и вылезло, как шило из мешка. Он не сказал прямо, но в этом не было нужды. Алексу нужна хорошо оплачиваемая работа, потому что он либо обзавелся, либо хочет обзавестись семьей.
На языке вертелись тысячи слов, но ни одно не казалось подходящим или уместным. Когда Энди уже хотела пробормотать «хм» или «понятно», Алекс сказал:
– С тех пор как у брата моей девушки появился ребенок, она ни о чем другом не говорит. А насколько я знаю, дети – дорогое удовольствие.
– О да, – сказала Энди и даже удивилась, что ей удалось выдавить хотя бы это. А ведь так хорошо сидели… Флиртовали в рамках приличия, радовались встрече, искренне интересовались жизнью друг друга. Но ребенок?.. Учитывая, что она сама замужем и нянчит здоровую девочку, у Энди вряд ли было право расстраиваться от такой новости. Как любой нормальный человек, она должна была только порадоваться, что Алекс, которого она всегда любила, нашел наконец свое счастье. Но Энди от такого известия чуть не стало плохо.
Зазвонил ее сотовый. Еще никогда Энди так не радовалась звонку, но, увидев, что звонит Эмили, нажала «отклонить» и бросила телефон в сумку.
– У тебя там в самом деле высветилось «Эмили Чарлтон»? – удивился Алекс.
– Да, та самая. Единственная и неповторимая.
– Не могу представить, что вы стали подругами. Полный разрыв шаблона. Вы же ненавидели друг друга!
– Не просто подругами – лучшими подругами. И деловыми партнерами. Мы подружились на кулинарных курсах. У нас нашлась важная общая черта: она ненавидела Миранду не меньше моего…
Энди замолчала: она вдруг поняла, что изменилось в их с Эмили отношениях. Эмили с кулинарных курсов искренне называла Миранду свихнувшимся торнадо в юбке, который намеренно сеет повсюду разорение и разрушение и которого следует избегать любой ценой. Теперь вместо того чтобы ужаснуться при мысли снова оказаться в подчинении у этой сумасшедшей, подруга опять стала прежней Эмили из «Подиума», которая боготворила Миранду и с детства мечтала у нее работать. Пребывание Эмили в стане противников Миранды было кратковременным: едва Пристли проявила малейший интерес к «Декольте», Эмили мгновенно забыла, что эта женщина многократно ее унижала, растоптала ее мечту и бесцеремонно вышвырнула на улицу, подруга так и рвалась встретиться с Мирандой и людьми из «Элиас-Кларк», чтобы обсудить, как они будут вместе работать. Когда Энди пошутила, что откроет огонь на этом совещании и всех заберет с собой, Эмили только плечами пожала:
– Вот еще! Слушай, вдруг мы зря так лелеяли обиду все эти годы? Конечно, приза «Мисс Очарование» ей не дадут, но она отнюдь не воплощение дьявола.
Сотовый снова запищал. Энди неохотно покосилась на экран. Эмили.
– Может, ответишь?
Энди взглянула на часы. Было всего лишь начало десятого. Она знала, что Эмили звонит узнать, когда они смогут приступить к обсуждению.
– Нет, я скоро приеду в офис.
Алекс взглянул на часы.
– Мне хочется побольше узнать о твоем журнале. Я, кстати, купил целую стопку номеров. Слушай, Рубин открывается в десять… У тебя есть время позавтракать? – На лице Энди, должно быть, проступило ошеломление или как минимум – крайнее замешательство, потому что Алекс поспешил объяснить: – Тут за углом есть приличное кафе, можно заказать не только оладьи. Что скажешь? Есть еще десять минут?
Энди хотелось спросить, видел ли он выпуск с ее свадьбой, но вместо этого она сказала:
– Конечно, давай позавтракаем.
Они сели за самый дальний столик в «Челси дайнер». Энди пыталась не обращать внимания на странное ощущение, что она здесь с Алексом. Всего неделю назад, в субботу, они с Максом заходили сюда с Клементиной в полседьмого утра, потому что только здесь было открыто в такую рань. И сейчас она смотрела на столик, за которым сидела в субботу, почти желая, чтобы здесь появилась Клементина, брыкаясь и улыбаясь в своем детском сиденье, и вернула бы непутевую мамашу к реальности. Сотовый зазвонил – снова Эмили, и снова Энди нажал