Тилли изогнула бровь и процитировала:
– Огонь, гори! Вари! Вари!
Жабу, тридцать дней проспавшую,
Острый яд в себя впитавшую,
Злой дурман, крыло совиное,
Желчь козла, глаза мышиные,
Волчий зуб, змею холодную…[38]
Основательницы общественного клуба озадаченно переглянулись.
Тилли еще больше наморщила лоб.
– Акт четвертый, сцена первая – ведьмы у котла, разве не так?
На лицах у всех четырех по-прежнему отражалась растерянность.
– Вообще-то мы еще не читали пьесу, – сказала Мюриэль.
– Правда же, я попала в точку с костюмами? – хвастливо произнесла Труди.
Тилли в упор посмотрела на нее:
– Да уж, смотреться будут потрясающе.
Труди радостно закивала спутницам. Элсбет шагнула к Тилли.
– Сможешь такое пошить? – резко спросила она.
– Смогу, только…
– Когда начнешь? – перебила Элсбет.
Тилли задумалась, изучая рисунки. Дамы из оргкомитета переглянулись. Наконец Тилли подняла глаза и с улыбкой сказала:
– Я буду счастлива принять участие в вашей театральной постановке в роли костюмера… при условии, что вы мне заплатите. – Она захлопнула книгу и прижала ее к груди. – Вы задолжали мне еще с прошлого года.
– Мы обсудим этот вопрос на следующем заседании, – неохотно сказала Мюриэль, исполнявшая обязанности казначея.
– Решено, – подытожила Элсбет. Вытерев ладони о юбку, она развернулась и зашагала вниз по склону.
– Я приступлю к работе только после того, как вы рассчитаетесь по старым долгам и уплатите мне вперед за костюмы. В противном случае я предложу свои услуги Уинерпу и Итеке. Они всегда платят вовремя.
Элсбет и Труди посмотрели на Мюриэль. Та выдержала их взгляд.
– Он ни за что не даст нам в долг, – пожала она плечами.
– Мама! – Труди подошла к казначею клуба и почти ткнула пальцем ей в лицо. – Ты должнапопросить папу.
Элвин вновь отказался продлить кредит дочери и ее семье, занося на счет обитателей усадьбы «На семи ветрах» только продукты. У Бомонтов не было даже мыла.
Мюриэль скрестила руки на груди.
– Между прочим, Элвину тоже не платят, причем некоторые – и по десять лет. Мы не можем вечно кормить всех и каждого задарма, – надменно заявила она, гневно сверкнув глазами.
Обе миссис Бомонт злобно покосились друг на друга.
– Что ж, – сказала Элсбет, – Уильяму придется еще годик подождать с покупкой нового трактора.
– Он может сыграть Макбета, – вступилась за мужа Труди.
– Конечно! – в один голос промолвили дамы из оргкомитета и дружно направились к калитке.
Глядя, как они ковыляют вниз по склону, Тилли улыбнулась.
Тилли встала рано, оделась для работы в саду и пошла в атаку на густые заросли бархатцев. Нарезав большую охапку цветов, она принесла их в дом. Часть поставила в вазу, а с остальных срезала головки и листья, оставив голые толстые стебли, которые потом порубила на кусочки и бросила в кастрюлю с кипятком. Кухня наполнилась паром, запахом древесины и сладковатым дымным ароматом. Когда отвар из бархатцев остыл, Тилли разлила его по бутылкам. Вечером она собрала сумку и отправилась к зданию Совета.
28
Двумя днями позже Эван Петтимен проснулся в крайне скверном расположении духа. Проверил, как там его коматозница жена, и снова лег в постель. Он попытался вызвать в воображении непристойные образы Уны, но на него навалилось какое-то неприятное оцепенение – руки, ноги и прочие органы словно потеряли чувствительность. Эван встал и посмотрел на свой член, повисший, точно мокрая тряпочка. «Я просто нервничаю», – сказал он себе и начал собираться.
В девять утра он закинул кожаный чемодан на заднее сиденье и сел за руль «вулсли». Занавески на всех соседских окнах задернулись. Эван Петтимен поехал в Мельбурн, мечтая об Уне.
Сердце Тилли громко стучало, но она постаралась взять себя в руки. Когда Мэриголд открыла дверь, Тилли протянула ей букет бархатцев.
Рука Мэриголд взлетела к шее, прикрывая сыпь.
– Чего тебе нужно?
– Я принесла цветы, – сказала Тилли и переступила порог дома Петтименов.
Мэриголд чихнула.
– Какие необычные, – сказала она.
– Tagetes patula, бархатцы мелкоцветные, – просветила ее Тилли. – Отпугивают белокрылку с томатов, хороши против картофельной и стеблевой нематоды. В корнях содержится вещество, которое блокирует сигнал к вылуплению личинок нематод, глушит его полностью.
Мэригол посмотрела на ноги Тилли.
– В моем доме снимают уличную обувь.
Тилли села на диван в гостиной. Мэриголд внимательно рассмотрела ее: симпатичная девушка, чуть бледная – цветом лица в Эвана, а вот густые волосы и полные губы достались ей от Чокнутой Молли.
– Сожалею по поводу смерти матери, – сказала Мэриголд.
– Нет, не сожалеете, – спокойно возразила Тилли.
Мэриголд вытаращила глаза, вены на ее шее раздулись, словно ящерки, приготовившиеся к нападению.
– Эван прислал венок!
– Это самое меньшее, что он мог сделать. Не поставите букет в вазу?
Мэриголд схватила цветы и умчалась на кухню, держа их как можно дальше от себя. Бархатцы роняли на пол пыльцу.
Тилли взяла со столика фотографию Стюарта и стала ее рассматривать. Мэриголд, вернувшись с кухни, села напротив.
– Что тебе нужно? – повторила она вопрос.
– Ничего, просто пришла в гости.
– Я плохо помню… Кажется, ты уехала после того, как у твоей матери начались проблемы со здоровьем?
– Хронология не совсем верная.
– Где ты выучилась портновскому ремеслу? – Мэриголд нервно крутила пуговицу домашнего платья.
– В разных местах.
Цепкий взгляд Мэриголд скользнул по лицу Тилли.
– Например?
– Перед возвращением в Дангатар я была в Париже, до этого – в Испании, а еще раньше – в Мельбурне. Работала на швейной фабрике. Когда я училась в мельбурнской школе, ходила на курсы кройки и шитья. Школа была не самая хорошая, мой благодетель…
– А благодетель – твой отец? – Мэриголд отчаянно крутила пуговицу на воротнике, жилы на висках пульсировали.
– Ему все вернется, – сказала Тилли.
– Я отложила приличную сумму на обучение Стюарта, – Мэриголд отвернулась к окну, – но эти деньги пропали. – Пуговица осталась у нее в руке.
– Хотя ученикам платят мало, – продолжала Тилли, – мне удавалось совмещать путешествия и дальнейшую учебу, поэтому…
– Как бы там ни было, наряды, которые ты нам шила, всегда всем нравились. Ты – прекрасная портниха, не то что Уна… – Мэриголд охнула и прикрыла рот ладонью. – Не передавай Элсбет моих слов, ладно?
– Ни за что, – уверила Тилли. – Хотите, я сошью вам новое платье к айстедводу?
– Да, – оживилась Мэриголд. – Что-то совсем, совсем особенное, не такое, как у остальных. Меня выбрали королевой бала – ты, наверное, в курсе. Чашечку чая? – Мэриголд унеслась в кухню и вскоре вернулась с чайным подносом. – Послушай… – начала она, усаживаясь на диван, – я знаю, ты не хотела, чтобы погиб тот мальчик… – Мэриголд сделала глоток чая. У Тилли все сжалось внутри. – …Тедди Максуини, однако мне понятны чувства Мэй. Видишь ли, мой сын тоже погиб. Упал с дерева и сломал шею.
Мэриголд показала Тилли все свои фотоальбомы. На снимках были запечатлены Эван и маленький Стюарт, Мэриголд с родителями, дом в прежнем виде, еще без палисадника, а на одной из школьных фотографий Стюарта Тилли даже нашла себя.
Мэриголд спросила:
– Как получилось, что твоя мать переехала в Дангатар?
Тилли долго смотрела ей в глаза.
– Хотите послушать эту историю?
– Да.
– Ладно. – Тилли глубоко вздохнула и начала: – Молли была единственным ребенком в семье. Она долго не выходила замуж, особенно по тем временам. Наивной девушке легко вскружил голову обаятельный и честолюбивый мужчина. В жизни он ничего особенного не добился, но на каждом углу рассказывал о своих успехах. Родители девушки, добрые христиане, чистосердечные и простые люди, верили ему и разрешали дочери встречаться с ним. Очаровательный ухажер проявил большую настойчивость. Вскоре девушка обнаружила, что разобьет сердце отца и матери и навлечет на семью позор, если в самое ближайшее время не выйдет замуж…
– Мне известна эта история! – резко перебила Мэриголд.
– Знаю, – вздохнула Тилли.
Эван лежал на спине, укрывшись до подбородка. Простыни вокруг его колен бугрились и пучились. Уна Плезанс, красная и потная, вылезла из-под них, тяжело дыша, и упала на плечо Эвану. Чуть погодя она приподняла простыню, поглядела на мягкий, сморщенный «червячок» Эвана, печально завернутый набок, и хихикнула. Эван заплакал.
Домой он приехал рано, разделся на задней веранде и направился в ванную. Его жена сидела у радиоприемника и спокойно вязала.
– Здравствуй, Эван, – негромко сказала она. – Как прошла поездка в Мельбурн?
– Хуже, чем я рассчитывал, – рассеянно ответил он.
Эван сидел на унитазе, зажав в руке смятый кусок туалетной бумаги, как вдруг дверь распахнулась. Мэриголд встала на пороге и оперлась на косяк, продолжая работать спицами.
– Мне плохо, – пожаловался Эван. – Я, наверное, чем-то болен.
– Мне тоже было плохо. Из-за тебя, Эван, мне постоянно было плохо, но Тилли Даннедж меня вылечила.
– Что?
Мэриголд вздохнула:
– Ты все время мне изменял, да?
– Она сумасшедшая, мы можем упечь ее в…
– Она не сумасшедшая, Эван, она твоя дочь. – Мэриголд недобро улыбнулась и проговорила издевательским голоском: – Бедному Эвану нехорошо, и я знаю почему. Тилли умница!
Эван встал и закрыл дверь, однако Мэриголд вновь распахнула ее ногой.
– Яд в электрическом чайнике у тебя в кабинете. Больше ты не будешь по ночам делать со мной то, что привык делать все эти годы, ясно?
Усмехнувшись, Мэриголд ушла. Эван приплелся на кухню, где его жена разглядывала темную каплю мушиного дерьма на подоконнике – единственное пятнышко на безупречно чистой поверхности.