Потом опрокинула пакет с чипсами на клавиатуру. Я понимала, что теряю самообладание. Но ничего не могла поделать со своим… своим БЕШЕНСТВОМ.
— Он, должно быть, гений в электронике, — сказала Молли. — В болванчика встроен компьютерный чип, верно? Итан записал все эти фразочки. Он нарочно все это делал, чтобы тебя напугать.
— Это… это такая невероятная гнусность, — проговорила я, борясь со слезами. — Итан облил краской ту женщину в доме престарелых. И оскорбил тех людей. И… разорвал пополам мой плакат. И притворялся таким напуганным, будто он не может контролировать болванчика. Одно притворство. Одно идиотское притворство!
Обеими руками я дернула себя за волосы.
— А-А-А-А-А-А-А! Я знала, что Итан с прибабахом, но представить, что он такой жестокий подлец…
Молли поднялась на ноги.
— Что будешь делать теперь?
Я тяжело вздохнула.
— Я… не знаю.
— Ты скажешь ему, что все знаешь? — настаивала Молли. — Родителям расскажешь? Или ты собираешься выждать какое-то время и отомстить?
— Я… не знаю, — повторила я, чувствуя, как путаются мысли. Мое лицо медленно расплылось в улыбке. — Но одно я знаю точно, Молли. Сегодня ночью я буду спать спокойно. Больше нет причин бояться. Теперь мне никогда не придется беспокоиться из-за этого дурацкого болванчика.
Я почувствовала тихое постукиванье по плечу.
— А? — Я заморгала.
Снова постукиванье.
Мне снился восхитительный сон. Но он рассеялся, когда я открыла глаза. Сознание пробуждалось медленно.
Зевнув, я взглянула на будильник. Тридцать пять минут третьего.
Меня снова постучали по плечу, на этот раз сильнее.
Тут уж я проснулась окончательно. Перевернувшись на другой бок, я вгляделась в темноту.
— Итан? Чего тебе нужно?
И тут я разинула рот в испуганном крике:
— Слэппи!..
Болванчик склонил свою ухмыляющуюся физиономию ко мне. Большие голубые глаза вперились в мои. Его деревянная рука метнулась вперед и схватила меня за запястье.
— Спасибо, — прошептал он мне в ухо. — Спасибо, что разбудила меня, РАБЫНЯ!
19
Деревянные пальцы стискивали мое запястье. Сильнее… сильнее… пока мне не захотелось закричать. Боль прострелила руку.
— Отпусти меня! — крикнула я.
Болванчик опустил лицо так, что наши носы почти соприкоснулись.
— Спасибо тебе, рабыня, — проскрипел он. — Ты произнесла слова, чтобы разбудить меня.
— Нет! — выдохнула я. — Я не хотела. Я…
Он захихикал мерзким, гортанным смехом.
— Ты теперь моя рабыня, Бритни. Будешь делать все, что я скажу.
— С какой стати? — выдавила я, пытаясь высвободить руку. — Мои мама и папа…
— Валяй. Рассказывай родителям, — он снова захихикал. — Давай-давай. Мне это нравится. Знаешь, что они подумают? Они решат, что у тебя поехала крыша. Они не поверят ни одному твоему слову. Они покажут тебя мозгоправу.
Он отпустил мое запястье. Его нарисованная ухмылка сделалась шире:
— Готова к своему первому заданию?
— Н-нет, — выдавила я. — Уходи. Ты ни к чему не сможешь меня принудить.
Он издал глухой рык и распрямился, угрожающе поднимая кулаки.
— Я могу причинить тебе боль, — прорычал он. — Я здесь не в игрушки играюсь. Вставай и одевайся.
— Зачем? Ч-чего тебе надо? — пролепетала я.
— Ты сейчас совершишь небольшую прогулку, — произнес Слэппи. — Обратно на кладбище. Я слышал, как этот маленький ублюдок Итан говорил о Похитительнице Разума, которую вы закопали. Я хочу ПОЛУЧИТЬ ЕЕ! Она мне НУЖНА!
Он с силой пихнул меня деревянными руками.
— Ступай за ним, Бритни. Выкопай куклу и принеси ее мне.
Я скатилась с кровати и приземлилась на ноги. Сердце стучало. Но внезапно злость взяла верх над страхом.
Черта с два я стану исполнять приказы деревянного болванчика!
— Чтоб духу твоего здесь не было! — завопила я. Опустив плечо, я обхватила Слэппи за талию, собираясь поднять его и вышвырнуть вон из комнаты.
— У-у-у-у-у! — простонала я, напрягаясь в попытке его поднять.
Он не поддавался.
— Хорошая попытка, — бросил он. — Валяй. Двинь мне в живот. Двинь так сильно, как только можешь. — Он выставил свой тощий живот и захихикал.
Я отступила на шаг. Я пыталась вспомнить шесть древних слов, чтобы навечно погрузить его в сон. «Думай, Бритни. Думай», — твердила я себе.
Бесполезно. Я не могла их вспомнить.
Пусть даже с таким злом мне не совладать, но на кладбище я не вернусь. Я не буду его рабыней. Ни за что.
Я скрестила на груди руки.
— Я… не… пойду… на… это… чертово… кладбище, — процедила я сквозь сжатые зубы.
Он застыл на месте и долго смотрел на меня. Достаточно долго, чтобы меня затрясло.
— Нет проблем, — прошептал он наконец. — Я согласен, Брит. Я сам за ней схожу. Но когда я добуду эту куклу, твой разум первым будет высосан досуха. Тогда-то ты станешь идеальной рабыней, уж поверь мне, дорогуша!
20
Он отвернулся и быстрым шагом направился к выходу из комнаты. Он шел неуклюже, не сгибая коленей, покачивая плечами из стороны в сторону — ни дать ни взять зомби из фильма ужасов.
Застыв в ужасе, я не могла даже пошевелиться.
Топ. Топ. Топ.
Я слышала, как он с топотом спускался по лестнице. Через несколько секунд за ним закрылась входная дверь.
Он действительно делает это. Он идет на кладбище за куклой, поняла я.
Его было необходимо остановить. Я бросилась в коридор… потом остановилась, осознав, что на мне одна лишь ночная сорочка.
Я ввалилась обратно в комнату, схватила джинсы и свитер, потом натянула кроссовки и поспешила из дома.
Стояла холодная ясная ночь. Тонкие змейки черных облаков вились на фоне полной луны. Туфли хлюпали по скользкой траве, когда я бежала к улице.
Должно быть, недавно прошел дождь. Лужи на улице серебрились в лунном свете.
Я увидела Слэппи, шлепающего по лужам. Размахивая руками, он спешил по отлогому склону, ведущему на кладбище. Держа спину прямо и выставив голову вперед, он ковылял по середине дороги.
Холодный ночной воздух помог мне окончательно разогнать сонливость. Я перешла на рысь. Я не хотела его нагонять. Но терять его из виду мне тоже не хотелось.
Сердце громко стучало. Ничто не нарушало ночной тиши. Ни ветерка. Ни машин, ни голосов. Дома были погружены в темноту. Словно мы со Слэппи остались единственными живыми существами на всем свете.
Перешагивая через серебристые лужи, я следовала за Слэппи до самого маленького кладбища. Из-за ограды я наблюдала, как он быстро двигался через ряды покосившихся надгробий.
Он остановился на том самом месте, где мы зарыли Похитительницу Разума. И упал на колени.
У меня перехватило дыхание. Я смотрела, как он начал рыть землю. Его деревянные руки орудовали не хуже лопат — земля так и летела в разные стороны.
Я знала, что должна перепрыгнуть через ограду. Сбить его с ног. Задушить. Раздавить. Сделать что угодно, лишь бы не позволить ему извлечь эту опасную куклу.
Но страх удерживал меня на месте. Ноги дрожали и подкашивались. Я с трудом могла дышать, глядя, как дыра в земле становится все шире и шире под мощными руками болванчика.
Склонившись над ямой, он с хихиканьем вытащил стеклянный ящик. Покрутил головой, дабы убедиться, что за ним никто не следит.
Я присела за оградой и затаила дыхание.
Неужели он заметил меня? Нет.
Я приподнялась повыше, чтобы видеть его. Он быстро поднялся и принялся смахивать землю со стеклянного ящика одной рукой.
В жутком серебристом сиянии луны я увидела куклу. Я видела, как иссохшая ее голова ударялась о стекло, когда Слэппи очищал ящик.
А потом Слэппи бережно опустил ящик на землю и начал снимать крышку.
Я вцепилась в верхушку ограды с такой силой, что заныли руки. И внезапно услышала голос в голове — мой собственный голос:
«Если он завладеет куклой, он сотрет тебе разум начисто».
И не успев даже осознать, что делаю, я перемахнула через ограду и со всех ног бросилась вперед.
Я обхватила Слэппи за пояс. И оттолкнула его от стеклянного ящика с куклой. Ощутив прилив сил, я подняла бьющегося, лягающегося болванчика высоко над головой.
— Ты ПОКОЙНИЦА, рабыня! — завопил он. — За это ты будешь наказана!
И тут настал мой черед завопить.
Мощная волна белого света ослепила меня, окружая со всех сторон и лишая возможности двигаться.
21
Я моргнула. А потом еще раз, пытаясь разглядеть что-нибудь в ярком свете. Свет разделился надвое. На два луча.
Автомобильные фары!
Мои глаза постепенно привыкли к свету. И я узнала машину родителей.
Папа распахнул дверь со стороны водителя и вылез наружу. Он был в полосатой пижаме.
— Бритни? — крикнул он, прикрыв ладонью глаза от света. — Мы заметили, как ты уходишь, и последовали за тобой. Что ты здесь делаешь с болванчиком Итана?
Слэппи тут же обмяк. Я по-прежнему держала его над головой.
— Зачем ты закапываешь болванчика Итана? — воскликнула мама. Она вылезла из машины, запахивая халат. — Ты с ума сошла? Посреди ночи, на кладбище!
— Ты знаешь, как дорог Итану этот болванчик, — подхватил папа. — Как ты могла его закапывать? Как ты могла пойти на такую низость?
— Вы… вы не понимаете! — выдохнула я. — Я… я вовсе не закапывала его. Я… я… я пыталась… — Я издала вопль отчаяния. — О, я не смогу объяснить! Вы все равно не поймете!
— У нас есть глаза, Бритни, — возразила мама. — Мы видим яму, которую ты выкопала. Мы видели, как ты собиралась бросить туда болванчика Итана.
Папа сделал маме знак успокоиться.
— Все в порядке, — мягко проговорил он, перелезая через ограду и осторожно, шаг за шагом приближаясь ко мне. — Все хорошо, Брит. Постой здесь, милая. Не двигайся. С утра мы первым делом покажем тебя врачу. Ты получишь всю необходимую помощь.
— Отдай папе болванчика, дорогая, — вторила ему мама. — И иди в машину. Мы позаботимся о тебе. Ты знаешь.