Струге накинул куртку и вышел на лоджию. Сейчас они по нему стрелять все равно не станут. Час еще не прошел, разговор не состоялся. Антон поднес огонек зажигалки к сигарете и окинул двор взглядом. На стоянке у дома, наискосок, словно упавший с неба, да так и оставленный, стоял «Фольксваген» чернильного цвета. Из обоих окон струился легкий дымок – ребята курили. Позвонить Земцову? Пусть со своей пятнистой братвой подъедет да расшугает этих курильщиков? И на сколько этого испуга хватит? На час. А потом судмедэксперт Боря Медунов будет выковыривать из головы безвременно почившего Струге расплющенную пулю. Да и испугать-то Земцов никого не успеет – телефон наверняка на «прослушке». От этих ребят всего можно ожидать. Через минуту после звонка «Фольксваген» не торопясь отъедет, оставив на месте стоянки пару дымящихся чинариков...
Думай, Струге, думай.
Антон метнул окурок в голубя у «Фольксвагена» и вернулся в комнату. Подошел к домофону и нажал кнопку. Пролетом ниже стоял, привалившись к стене, какой-то «бык» в кожаной куртке.
Какой-то... Не какой-то, а – Пастора «бык»!
Антон усмехнулся и стал ходить по квартире.
«Думай, думай... Думай хотя бы о том, как выйти из квартиры. Все остальное придет само собой, как по накатанной колее».
Глава 8
Антон сел на диван и посмотрел на телефон.
«А может, я подгоняюсь и он не прослушивается? Зачем тогда «бык» на площадке? Чтобы я не смог позвонить от соседей. Все правильно, молодцы, ребята. Но проверить ваши способности не мешает».
Струге снял трубку с телефона и набрал домашний номер своего секретаря в суде. Алла, как видно, встала давно, потому что в комнате урчал, затихая, пылесос – Струге помешал комнатной уборке.
– По воскресеньям грех убираться, – наставительно произнес Антон.
– Ой, Антон Павлович! – удивленно воскликнула девушка. – Что случилось?
Действительно, что-то должно было случиться, если Струге впервые за четыре года совместной работы позвонил ей домой в выходные.
– Ничего особенного. Я просто хотел тебя попросить об одной услуге. Для этого тебе даже не придется выходить из дома. Выполнишь?
– Конечно, – не раздумывая, произнесла она. Струге обожали все секретари, но он достался почему-то именно ей. Это судьи считают, что им выдают секретарш. Секретари считают наоборот. Если кто-то не верит, то пусть зайдет в первый попавшийся райсуд и поговорит с тем и с другим. Разница будет пугающей и обескураживающей, так как необходимо будет некоторое время, чтобы понять – кто здесь за главного?
– Вот и ладушки, – совсем уже по-отечески брякнул Антон, несмотря на то что разница в их возрасте составляла всего девять лет. – Тогда позвони, пожалуйста, в аэропорт и узнай – можно ли заказать на сегодня, на вечер, билет до Цюриха.
– Куда?..
– До Цюриха. Цюрих – это город такой в Швейцарии. Там очень много банков, синего снега и шоколада «Альпен Голд».
– Я позвоню... – обескураженно пролепетала Алла. – Обязательно перезвоню.
– Спасибо, – поблагодарил Струге и повесил трубку.
Не сводя глаз с часов, он ждал.
Звонок был предугаданным, поэтому прозвенел ровно через сорок секунд. Однако, несмотря на надежду на ошибку в рассуждениях, он все же прозвенел, и Антон вздрогнул.
– Слушаю.
– Антон Павлович, – заговорил знакомый с утра голос, – местные авиалинии не выполняют международные рейсы.
– Я знаю, – спокойно ответил Струге. – Из нашего аэропорта можно перелететь только через границу области. Что-нибудь еще?
На другом конце провода некоторое время висела тишина, потом – вздох, и:
– Где деньги, Антон Павлович?
– Я вспоминаю, куда могла улететь ваша сумка. Пока ничего не получается. Нужно было не бить меня по голове. Кстати, как вас зовут? А то как-то неудобно вас Пастором величать.
– Сергей Борисович. Но мне кажется, это не так важно. Ваша бесцеремонность меня не обидит. Так где деньги? Десять тысяч долларов – это слишком щедрое извинение от такого человека, как я. Но меня волнует не это, а известная вам сумма. Я бы понял вас, если бы на вас не вышел. Тут без вопросов можно было присвоить все. Но ведь я на вас вышел! А в этом случае самым разумным было бы вернуть мне деньги и получить за это заслуженное вознаграждение. Или я не правильно рассуждаю?
– Сергей Борисович, а вам известна аббревиатура – «Ф-С-Б»?
– Антон Павлович, а вам известна аббревиатура – «Т-Т»?
– Вы мне угрожаете? – спросил Струге.
– Подскажите другой способ заставить вас отдать мне деньги.
– А почему вы решили, что сумка у меня? Вы ведь сумку ищете, не правда ли? Но вы уехали, а все это время я был на глазах у трех десятков людей из правоохранительных органов. Как я мог уйти с деньгами?
– Но куда тогда могла деваться сумка?!
Антон понял, что Пастор не настолько уверен в своей правоте, как он ожидал.
– Значит – она у меня?! – в тон собеседнику повторил Струге. – Вы с ума сошли? Я судья, а не вор. Свои понятия вы чтите, а чужие вам признавать «западло«?
– Какие у вас могут быть понятия?! – возмутился Пастор. – Какие понятия могут быть у мусора?! У него могут быть представления, а не понятия! В общем, так. Машину из-под окна я убираю. Телефон «освободить» не обещаю, потому что вы мне все равно не поверите. Но это ваше дело. Мне «палево» лишнее тоже ни к чему. Только запомните, Антон Павлович, я и не надеялся сегодня услышать от вас что-то вразумительное, поэтому с сегодняшнего дня вы будете постоянно чувствовать мое дыхание. Я знаю, на что иду. Если через шесть дней я не верну то, что не принадлежит ни вам, ни даже мне, то моя участь будет решена и без вашего участия. Я знаю, сумка, точнее, то, что в ней находилось до нашей встречи, – у вас. И будет лучше, если вы не секретаршам будете звонить да меня на тупость «пробивать», а как следует продумаете мое предложение. Оно чересчур щедрое. Через шесть дней, перед тем, как мне уже нечего будет делать в этом городе, я заберу вас с собой. До свидания.
– Совет на прощание. Проработайте другие версии. И просьба – «быка» с лестницы тоже уберите.
– «Бык» не мой. В милицию позвоните – машина-то уедет, а «бык» куда денется? А у меня не так много людей, чтобы ими разбрасываться. До встречи.
Антон положил трубку и пинком распахнул входную дверь. Снизу, с лестничного пролета, на него, сморщив узкий лоб, посмотрел молодой парень.
– Ты кто такой?! – взревел уязвленный Струге.
– Светку жду... Из двадцать восьмой. – Парень был напуган.
В соседней квартире проживала дочь хозяина – семнадцатилетняя Светлана Волынчук.
– А чего уже полчаса на площадке торчишь?! – продолжал наседать Антон.
– Ее мамка не отпускает со мной гулять...
– Ну и иди тогда с глаз долой!
– Я и так специально с глаз ушел... Как вы меня увидели-то?..
Антон вздохнул и прикрыл дверь. В маленькой бутылочке еще оставалось около пятидесяти граммов коньяка. Он выпил и положил в рот ломтик лимона. Морщась от нестерпимой кислоты, он снова тихо произнес:
– Светку он ждет...
И добавил:
– Думай, Струге, думай...
До встречи с Пащенко оставалось сорок минут. Если выйти из дома сейчас, то можно успеть.
Первыми серьезными товарно-финансовыми отношениями, в которые вступил Востриков на рынке города, стали покупка однокомнатной квартиры в центре Тернова, приобретение хорошей одежды на ярмарке в ЦУМе и помывка за семь рублей в общественной бане. Собственно говоря, все было наоборот и началось с бани, в которую Дохлый зашел, сжимая в одной руке огромный пакет с новым строгим костюмом, рубашкой, ботинками и кожаной курткой, а в другой – незабвенную «побирушку». Кассир бани долго выясняла у Вострикова, какие он имеет кожные заболевания и не желает ли он помыться в луже, которых на улице, слава богу, скопилось больше, чем нужно. Оскорбленный Миротворец потряс в воздухе пачкой сотенных купюр, призывая к себе всеобщее уважение и объясняя придирчивой банщице, что он на даче рубил капусту, поэтому приехал «во всем старом». Его запустили, и он в течение трех часов мылся, оттирал вековые засалины на спине, груди и крыльях голубей, брился, парился на полке, лежа думая о том, что жизнь коротка и прожить ее нужно так, чтобы не было потом обидно за бесцельно прожитые годы. Это он помнил из уроков в колонии для малолеток, но решил принять к сведению почему-то именно тогда, когда на него упала сумка с чужими деньгами. Помывшись, он вышел в раздевалку и лицезрел себя, чистого. Из зеркала на него по-сайгачьи глупо смотрела медицинская спринцовка, перевернутая вверх ногами, – раздутый живот, тощая грудь и маленькая, как у дрозда, голова.
«Ничего, – успокоил себя Востриков, – отъедимся и форсу наберем быстро».
Вряд ли кто-нибудь из знавших Дохлого в лицо узнал в человеке, одетом в кожаную куртку, прежнего бомжа. Еще там, пряча под листву сумку с воровским общаком, Востриков дал себе слово «не прос...ть деньги, а использовать для восстановления личности». Этот лейтмотив звучал в нем все время. Поскольку идти в баню с суммой, которую он планировал потратить на жилье, было бы по крайней мере глупо, он вернулся за деньгами в лесополосу, заодно и проведя разведку – не пытается ли кто обезжирить его, счастливого. Поскольку никто даже не мог предполагать, что в яме, в которую и глядеть-то нельзя, не зажав нос, находятся восемьсот тысяч долларов, к ней никто и не подходил. Проверившись, как Мата Хари в концертном зале – крутанувшись пару раз около ямы, Востриков вынул из сумки тридцать тысяч и направился в агентство недвижимости «Твой дом», которое присмотрел еще утром.
Удобный вариант подвернулся быстро, потому что Вострикову, ошалевшему от неожиданно привалившего фарта, все варианты были удачными. Однокомнатная квартира в центре города обошлась в двадцать три тысячи плюс расходы на уплату процентов чайкам-риэлторам. Когда он остался один в своей квартире, к нему пришло чувство тихого помешательства. Он ходил по комнате, заглядывал в туалет, проверял рукой – на прочность – раковину в ванной. Несколько раз спустил воду в унитазе, слушая шум воды, как божественную музыку.