— Вы кто? — спросил Линли. — Из отдела убийств?
Констебль усмехнулся:
— Томас Джефферсон Паркер. Мамочке нравились янки.
И он локтем распахнул дверь в гостиную.
— Вы из отдела убийств? — спросил Линли, когда констебль поддел ботинком записную книжку. — Черт побери, парень, не прикасайся ни к чему.
— Я и сам с усам, — ответил констебль. — Инспектор Боскован послал меня вперед, чтобы я охранял место преступления. Он будет, как только оденется. Не беспокойтесь. Ну, что тут у нас? — Он взглянул на труп и стал быстрее жевать резинку. — Кто это так разделался с малым?
Сказав это, он принялся осматривать комнату и, не надев перчатки, стал перебирать бумаги на столе.
— Черт возьми, ничего не трогайте, — разозлился Линли. — Оставьте это для специалистов.
— Ограбление, — объявил Паркер, делая вид, будто не слышал Линли. — Грабителя застукали на месте. Началась драка. Потом над трупом поиздевались.
— Послушайте, черт бы вас побрал. Вы не можете…
Паркер погрозил ему пальцем:
— Мистер, это работа полиции. И я был бы вам благодарен, если бы вы ушли в коридор.
— Где твоя карточка? — спросил Сент-Джеймс у Линли. — Он тут бог знает что натворит, если ты его не остановишь.
— Не могу, Сент-Джеймс. У меня нет прав.
Пока они переговаривались, Тренэр-роу спустился по лестнице. Паркер повернулся к двери, заметил чемоданчик доктора и улыбнулся.
— У нас тут ужас что, док, — сказал он. — Вы видели что-нибудь подобное? Взгляните, коли пришли.
— Констебль, — произнес Линли, стараясь сохранять терпение и благоразумие.
Похоже, Тренэр-роу сообразил, насколько нелепым было предложение констебля, поэтому тихо сказал Линли:
— Может быть, мне удастся предотвратить худшее?
И шагнул к трупу. Опустившись на колени, он быстро осмотрел его, пощупал пульс, измерил температуру, поднял руку, чтобы проверить степень окоченения. Потом он повернул тело, чтобы получше осмотреть ранения.
— Мясник работал, — прошептал он и поднял голову. — Нашли орудие убийства?
Он огляделся, похлопал по бумагам, что лежали кругом.
Сент-Джеймс пожал плечами, видя чудовищное обращение с местом преступления. Линли выругался. Паркер промолчал.
Тренэр-роу кивнул в сторону кочерги, которая лежала возле камина:
— Может быть, это?
Констебль Паркер усмехнулся, и жевательная резинка выдулась у него изо рта аккуратным шариком. Когда Тренэр-роу поднялся, констебль издал короткий смешок:
— Для такого дела, пожалуй, она не очень-то острая.
Тренэр-роу не изменился в лице:
— Я имел в виду орудие убийства. Кэмбри умер не от кастрации, констебль. Любому дураку это ясно.
Паркер, похоже, не обиделся:
— Не от кастрации, говорите? Хорошо. Хотите сказать, он потом это сделал?
Тренэр-роу с трудом сдерживался, чтобы не отругать мальчишку.
— Давно он умер? — миролюбиво спросил констебль.
— Думаю, два-три часа назад. Однако вам надо установить поточнее.
— Ну да. Инспектор приедет, — сказал констебль, — вместе с другими из отдела убийств. — Он покачался на каблуках, еще раз выдул изо рта резиновый шарик и посмотрел на часы. — Два-три часа, говорите? Это значит… В половине девятого или в половине десятого. Что ж. — Он вздохнул и с удовольствием потер руки. — С этого и начнем. Надо же с чего-то начинать.
Часть IVРасследование
Глава 10
С той минуты, как в четверть третьего ночи они остановились перед охотничьим домиком в Ховенстоу, события стали налезать одно на другое. И дело не в том, что до тех пор их не хватало и они не приводили всех в недоумение. В Галл-коттедж приехал инспектор Боскован, а за ним буквально через пару минут — сотрудники отдела убийств.
Инспектору хватило одного взгляда на констебля Паркера, развалившегося в кресле в четырех футах от трупа Мики Кэмбри, после чего он взял на себя труд посмотреть на Сент-Джеймса, Тренэр-роу и Линли в узком коридоре, на Дебору — в кухне, на леди Хелен и Нэнси Кэмбри наверху, на малышку в кроватке, и его лицо из белого стало багровым. Когда он наконец заговорил, его слова были обращены к констеблю. Произносил он их с такой тщательностью, что его ярость была очевидна, и ничего другого не требовалось для ее подтверждения.
— Пришел на чаек, констебль? Что бы ты там о себе ни думал, на Хэттера ты не похож. Тебе еще никто об этом не говорил? — Констебль нерешительно улыбнулся в ответ. — Здесь место преступления, — продолжал Боскован. — Какого черта все эти люди делают в доме?
— Они были тут, когда я пришел, — ответил Паркер.
— Были? — растянул губы в усмешке Боскован и дождался, когда Паркер улыбнется в ответ, приняв усмешку за добрый знак. — Ну так выгони их! Не знаешь, что положено делать в первую очередь?
Линли и сам это знал. И знал, что Сент-Джеймс знает это не хуже его. И все же, взбаламученные истерикой Нэнси, хаосом в гостиной и видом Кэмбри, они непонятным образом забыли или не захотели вспоминать об основных принципах полицейской работы. В первую очередь не опечатали место преступления. Пусть даже они ничего не трогали, но в комнату заходили и Тренэр-роу впустили, не говоря уж о Хелен, Деборе и Нэнси, побывавших в кухне и в спальне. А теперь повсюду нитки с одежды, волосы, отпечатки пальцев. Для судебных экспертов хуже не придумаешь. И ответственен за это Линли, полицейский. Во всяком случае, он ничего не сделал, чтобы предотвратить безобразие. В его поведении очевидна непростительная некомпетентность; и ему даже нельзя отговориться знакомством с вовлеченными в преступление людьми. Ведь раньше тоже такое бывало, но он никогда не терял головы. Что же на сей раз? На сей раз он обо всем забыл, стоило Сент-Джеймсу позвать Дебору.
Боскован больше ничего не сказал. Он лишь взял у присутствующих отпечатки пальцев и отправил всех в кухню, а сам с сержантом пошел наверх, чтобы поговорить с Нэнси, пока остальная команда работала в гостиной. У Нэнси он пробыл около часа, терпеливо задавая наводящие вопросы. Когда он понял, что большего от нее не добиться, то под присмотром Линли отправил ее домой к отцу.
Так Линли оказался перед охотничьим домиком. Входная дверь была заперта, окна закрыты, занавески задернуты. Внутри было темно, да и снаружи красные розы на шпалерах выглядели как чернильные пятна.
— Я пойду с тобой, — сказал Линли, — если твоего отца нет дома.
Сидя в машине между леди Хелен и Сент-Джеймсом и держа на руках дочь, Нэнси поерзала. Доктор Тренэр-роу дал ей легкое успокоительное, и на какое-то время лекарство избавило ее от страданий.
— Папа спит, — прошептала она, прижимаясь щекой к головке Молли. — Я разговаривала с ним после антракта. Там, в школе. Он собирался спать.
— В половине первого его не было дома, — отозвался Линли. — Не исключено, что его и теперь нет. А если так, то я бы предпочел отвезти тебя с Молли к нам, чтобы ты не была тут одна. А ему оставим записку.
— Он спит. Телефон в гостиной. А спальня наверху. Наверно, он не слышал.
— А Марк?
— Марк? — Нэнси помедлила. Было очевидно, что она не вспоминала о брате. — Марк тоже. Он крепко спит. Иногда слушает музыку. Он тоже мог не слышать. Но они оба наверху. Я уверена. — Она опять поерзала, собираясь выйти из автомобиля. Сент-Джеймс открыл дверцу. — Я пойду. Спасибо. Даже подумать страшно, что со мной было бы, если бы я не нашла вас на Пол-лейн.
Нэнси произносила слова все более сонно. Линли вышел из машины и вместе с Сент-Джеймсом помог Нэнси встать на ноги. Несмотря на ее уверения, будто отец и брат крепко спят в своих спальнях, Линли собирался удостовериться, что так оно и есть.
В голосе Нэнси он слышал настойчивые ноты, безошибочно свидетельствующие о желании солгать. Вполне возможно, что она говорила с отцом по телефону. Однако его не было дома, когда полтора часа назад Линли звонил из Галл-коттедж, и заявление Нэнси, будто отец и ее брат спят и не слышат звонок, было совершенно неправдоподобным, она словно пыталась что-то скрыть.
Взяв Нэнси под руку, Линли повел ее по выложенной булыжниками тропинке, поднялся с нею вместе на крыльцо, где приятно пахло розами. Оказавшись в доме, он мгновенно утвердился в своих подозрениях. Дом был пуст. Когда Нэнси ушла в гостиную и, сев в плетеное кресло-качалку, стала что-то монотонно напевать дочери, Линли вернулся на крыльцо.
— Никого нет, — сказал он. — Но, думаю, мне лучше подождать Джона тут, чем тащить Нэнси к нам. Может быть, поедете без меня?
— Мы тоже подождем, — принял решение Сент-Джеймс.
Они присоединились к Нэнси в гостиной, заняв все сидячие места. Никто не произнес ни слова. Зато все внимательно разглядывали вещи, которые так или иначе характеризовали людей, проживших в этом доме двадцать пять лет. Испанская керамика — страсть матери Нэнси — собирала пыль на клавикордах. На стенах висело около дюжины бабочек в рамках, а также теннисные трофеи за много лет, что говорило о круге интересов Марка Пенеллина. На широком подоконнике расположились — заброшенные и выцветшие — крошечные подушечки для иголок, которые как будто сложили там, чтобы они не мешали. В углу стоял телевизор, а на нем — единственная фотография Нэнси, Марка и их матери на Рождество, незадолго до железнодорожной катастрофы, в которой миссис Пенеллин погибла.
Несколько минут послушав трели соловья и пение сверчков за окном, которое открыл Линли, Нэнси Кэмбри встала.
— Молли заснула. Я отнесу ее наверх, — сказала она и ушла.
Когда стали слышны ее шаги наверху, леди Хелен озвучила мысли, не покидавшие Линли.
— Томми, где, как ты думаешь, может быть Джон Пенеллин? — спросила она со своей обычной прямотой. — Думаешь, Нэнси действительно говорила с ним сегодня вечером? Мне показалось странным то, что она настойчиво твердит об этом.
Линли, сидевший за клавикордами, нажал на три клавиши; прозвучал диссонансный аккорд.
— Не знаю.
Даже если бы он проигнорировал замечание Хелен, он не мог забыть о беседе с Нэнси и о том, с каким отвращением Джон Пенеллин говорил о своем зяте.