Мне даже не понадобилось изображать из себя перепуганную насмерть девушку: я вылезла из салона автомобиля на трясущихся ногах, вцепившись в сумочку побледневшими пальцами. Ваня расхаживал вокруг своего автомобиля, матерясь, как сапожник. И его можно было понять. Ремонт его Porsche обойдётся очень и очень недёшево. Для меня, разумеется.
– Извините, я вас не заметила, – пролепетала я, едва живая.
– Дура тупая! Обезьяна за рулём! – бушевал Ваня, но узнав меня, осёкся на мгновение.
– Ксения? Ты что, не видела, куда ты едешь?
– Можно же отремонтировать, да, Ваня?
– Можно! Сейчас дорожных полицейских вызовем… Чёрт! И надо же именно сейчас!..
– Мне плохо, – пробормотала я, прислонившись к двери автомобиля Вани.
– Сядь, а? Только не ной! И не помри раньше времени! Сначала расплатишься за ремонт, потом хоть вешайся! – рявкнул Ваня, затолкав меня на заднее сиденье своего автомобиля.
А мне только это и было нужно. Сам Ваня принялся звонить по телефону, расхаживая вокруг Porsche. Разумеется, повреждения переднего бампера его интересовали очень сильно. Он разглядывал каждую царапину, елозя по дорогому капоту едва ли не носом. А я тем временем обвела взглядом его салон: заметила кожаный портфель и заглянула туда: поверх всего лежали сложенные вдвое листы бумаги. Я быстро выхватила их, развернула – вот оно, искомое – и поспешно затолкала к себе в сумочку. Потом застегнула портфель Вани и выдохнула. Когда Ваня обнаружит пропажу и, разумеется, поймёт, кто виноват, я буду уже далеко…
Впереди меня ждало разбирательство с дорожными полицейскими, затянувшееся не на один час, предобморочное состояние от суммы, которую мне назвал Ваня, и сюрприз в виде моей Toyota, наотрез отказавшейся заводиться. Наверное, это было наше последнее приключение, пережитое вместе. В офис Маркова я приехала на такси. И переступив порог приёмной, поняла, что босса на месте нет.
Глава 50. Ксения
В приёмной я столкнулась с Алиной, бухгалтером. Она метнула на меня взгляд, полный недовольства, и попыталась обойти меня стороной.
– Давно уехал Давид Антонович? – вцепилась я в её запястье.
– Давно.
– Когда вернётся?
– Босс мне не отчитывается в своих действиях. И уж тем более не сообщает, как скоро он вернётся, если уехал по личным вопросам.
Я вздохнула: куда Марков мог поехать? Да куда угодно! Босс на меня обиделся, и было за что, честно говоря. Он не отвечал на звонки. Я набрала номер Давида ещё раз и, услышав его голос в трубке, забыла, как дышать.
– Чего тебе ещё, Ксения? – проворчал босс.
– Давид, мне нужно с тобой поговорить. И отдать тебе кое-что.
– С этого момента поподробнее, пожалуйста. Ты успела натворить что-то ещё, кроме того, что уже сделала?
– Я не могу тебе вот так по телефону всё рассказать, – вывернулась я.
– В городе я появлюсь не раньше позднего вечера. Если хочешь поговорить, приезжай сама. Адрес я тебе скину сообщением.
Я едва ли не кинулась его благодарить, безостановочно повторяя: «Спасибо, спасибо, спасибо!», но тут же одёрнула себя: ещё ничего не произошло. Давид согласился со мной поговорить, но это не означает, что он меня простит. Я бы не стала спускать с рук такую подлость! Все мои действия сейчас выглядели именно как подлость и низость.
Я кое-как дождалась такси и всю дорогу беспокойно ёрзала на сиденье. Сердце то замирало, то пускалось вскачь. Из салона автомобиля я вылезла на трясущихся ногах и с робостью толкнула витую калитку возле двухэтажного дома. Того самого, о котором рассказывал Давид. На моё счастье он ещё не успел завести себе злую собаку, поэтому по просторному двору я прошла без приключений. Я осторожно постучала кулачком в наружную входную дверь и вошла внутрь. Посередине холла стоял Давид, сложив руки под грудью.
– Что за срочность, Ксения?
Я поставила сумку на пол и вытащила из неё злополучные бумаги.
– Извини, Давид. Вот то, что я фотографировала. Вчера я хотела удалить все эти письма и загрузила почту в браузере на домашнем компьютере, но пришла Аня. И пока я возилась на кухне, разговаривая с тобой, она увидела и распечатала информацию втайне от меня. Я не знала, что Аня пойдёт на такое. Здесь всё, что было сфотографировано мной.
Я протянула Давиду сложенные листы бумаги. Он едва пробежался по ним взглядом и отбросил в сторону.
– Ты, конечно, молодец. Такое похвальное рвение всё исправить, – холодно улыбнулся Давид, – но могла бы не стараться. Я нарочно оставил на виду эти бумаги. Чтобы проверить, честна ты со мной, или у тебя всё-таки имеются какие-то скрытые мотивы. Пришлось играть грязно. Я спрашивал тебя буквально с самого начала. Но ты же не хотела сознаваться сама, да? Это была маленькая проверка, которую, к сожалению, ты не прошла.
– Давид, я…
– Помолчи, Ксюша. Я до последнего момента не верил, что ты замешана в этом. Но факты говорят сами за себя. Я разочарован. А вот за этим могла бы и не гнаться, – усмехнулся Давид, – там ни одной правдивой цифры. Утка…
– Утка? – переспросила я. – Я из-за этой утки свою машину стукнула…
– Что? – изумился Давид. – Машину стукнула? Ты кем себя возомнила? Матой-Хари и героиней Форсажа в одном лице? Что ты творишь, Ксюша?
Давид шагнул ко мне, встряхнув за плечи. Малахитовые глаза полыхали негодованием.
– Повтори мне ещё раз, что ты сделала?
Я вытерла слезу, выбежавшую из уголка глаза. Меня всё ещё трясло от адреналина, бушевавшего в крови.
– Я резко затормозила. И пока разбирались с дорожной аварией, я вытащила бумаги у Нестерова из портфеля. Он не успел ничего изучить вчера. Сестра сказала, что они гуляли с ним всю ночь до утра…
– Ты понимаешь, какая ты дурочка? Ты же могла пострадать сама. И не только ты!
Давид порывисто обнял меня, прижав к груди. Мне очень сильно хотелось обнять его в ответ, но теперь я понимала, что просто не имею на это права. Этот мужчина слишком хорош для такой дурынды вроде меня. Давид разжал объятия и отошёл, принялся ходить рядом, поглядывая на меня.
– Я сразу понял, что здесь что-то не чисто. С первого же дня. Потом, когда увидел на странице социальной сети Самохиной фотографию, на которой была ты, убедился, что у подозрений есть основания. Но всё-таки надеялся. Дурак, наверное. Надо было дать тебе пинка под зад так же, как твоей нахальной сестрице. Сестра, да?
Я кивнула головой, не смея поднять на него взгляд. Стояла, сцепив руки в замок, и разглядывала носки своих туфелек. Тех самых, что подарил мне Марков. Давид приблизился ко мне вплотную и поднял лицо за подбородок, заставляя посмотреть ему в лицо.
– Теперь ты от меня свои глазки оленьи будешь прятать, да, Ксения? Рассказывай. Хочу всё знать. Хорошо посмеялась вместе с сестрой?
Я отрицательно мотнула головой.
– Зачем тебе это было, вообще, нужно? – разошёлся Марков. – Тебе назначили маленькое жалование?
– Это не из-за денег! – выкрикнула я.
– Да. Промышленный шпионаж. По доброте душевной.
– Нет… Я мстила… – кое-как смогла я выдавить из себя.
– Что ты делала? – опешил Марков, вновь отойдя от меня.
– Мстила…
Моё лицо горело от стыда, а глаза жгло слезами, которые вот-вот должны были хлынуть. Уже дрожали каплями на ресницах. Марков взглянул на меня. По его лицу пробежала тень сожаления. Наверняка жалеет, что связался со мной. Или уже начинает тихо ненавидеть? И правильно. Я вела себя как идиотка, и пакостила ему, как мелочная дрянь. Моё поведение достойно порицания. И если он меня выставит за дверь, будет полностью прав. Но нужно успеть сознаться во всём, поэтому я выпалила:
– Я мстила из-за Аньки. Она моя младшая сестра. Двоюродная, но как родная. Она сказала, что ты уволил её… Беременную. Из-за мелочных придирок и припадков звёздной болезни…
– Беременную? Самохина была беременна? – Марков удивился. Искренне.
Я уже давно поняла, что единственный человек, который водил меня за нос, это не злобный босс, а моя любимая младшенькая сестричка. Она всегда была лисицей, и в школе мне часто приходилось выгребать за неё. Сестричка выросла, но ничего не изменилось. Она так и осталась хитрющей прохвосткой, вертевшей мной, как безголовым болванчиком.
– Я не уволил бы беременную. Но о её беременности я не знал.
– Я уже поняла. Она соврала насчёт того, что якобы сказала тебе, а ты не захотел её слушать…
– Я бы не стал увольнять, – повторил Марков, – засунул бы её туда, откуда она не могла бы пакостить и вставлять палки в колёса. Но, по-хорошему, Самохину нужно было уволить. Хотя бы за то, что она сливала информацию конкурентам. Или за то, что предложила себя, когда я решил её уволить.
– Прости, Давид. Я просто поверила ей на слово. И всё это было сделано специально. И машина, и костюм… Извини.
– «Извини», – саркастично повторил Давид. – А просто спросить нельзя было? Чёрт! Неужели из моего поведения непонятно, что нарисованный твоей сестрой портрет не совпадает с тем, кого ты видела на протяжении всего этого времени?
– Извини… Но я… Просто она сказала, что ты делал ей всякие недвусмысленные намёки, а потом уволил, когда она отказалась… И ко мне ты тоже…
– Блядь! Ксюша… Ну, сколько можно? Я тебе постоянно твердил, что ты мне нравишься. Я не сплю с секретаршами, ясно тебе? Ты – исключение! Сколько раз я тебе это повторял? А сколько раз я намекал тебе, чтобы ты поговорила со мной откровенно? Блядь… Я даже тебя напрямую спрашивал! Просил… А ты!..
– Извини, Давид. Я не хотела тебе навредить.
– Да неужели? – взорвался криком Давид.
Меня затрясло, я обхватила себя руками за плечи.
– Вернее, хотела. И мелко пакостила. В начале. А потом мне стало неловко. И я… Ты мне очень понравился. Я же… Я же удалила эти письма. Потому что поняла, что не смогу тебе навредить. Жаль только, что Аня оказалась в это же время рядом…
– Да-а-а, долго же ты соображала, Ксения. Вроде бы неглупая девочка. Или просто ты меня посчитала тупым? Да? Признавайся до конца, чего уж там? Каким ты видишь меня?