Давид запустил руку в волосы и спросил с надломом в голосе:
– Каким ты видишь меня? Тупым спортсменом, годным только на то, чтобы старые кубки протирать, да? Я всё видел. И письма, поставленные на отложенную отправку, и твои попытки выслужиться…
– Давид… Я не старалась выслуживаться. Извини. У тебя есть все причины ненавидеть меня.
Я вытерла слёзы и развернулась, собираясь уйти.
– Нет, не ненавидеть.
За спиной раздались шаги. Давид обхватил меня за плечи и развернул к себе. Сильные руки подхватили меня под коленями. Давид перекинул меня через плечо и прошёл через весь холл по коридору к одной из комнат, пинком ноги раскрыв дверь. Это была гостиная, уже частично меблированная. Давид посадил меня на стол и дёрнул к себе за колени, разводя ноги в стороны. Вклинился торсом между моих коленей и обвёл меня горящим взглядом.
– Не ненавидеть, Ксения, а наказывать.
Глава 51. Ксения
Давид опёрся руками и выдохнул мне в губы, опаляя их своим дыханием.
– Ты здорово потрепала мне нервы. Вред был не только моральный. Машину пришлось отдавать в автомастерскую.
– Я заплачу, Давид… Прости.
– Мне не нужны твои деньги.
Давид оттянул верх моего платья, обнажив грудь, и сжал сосок между большим и указательным пальцами, а второй рукой нырнул под платье, коснувшись ткани трусиков.
– Хочу моральную компенсацию. Раздевайся.
Я удивлённо моргнула, смахивая слёзы. Давид нахмурился.
– Не реви. Ты меня не разжалобишь. Раздевайся. Или я помогу тебе сам. Но сделаю это очень неаккуратно. А тебе, как я понял, надо ещё возвращаться. Не на своей машине.
Я всё ещё медлила, когда Давид прижался к моей шее и принялся клеймить нежную кожу собственническим поцелуем, покусывая и приговаривая:
– Хочу не просто компенсацию… Хочу очень горячую компенсацию. Хочу наказать тебя так, как говорил об этом в Самаре.
От его слов сердце забилось сильнее, и полыхнули щёки. Внизу живота тугим комком начало пульсировать предвкушение.
– Да-а-а-а, – довольно протянул Давид, – ты начала тяжело дышать, и могу поспорить, что твоя киска уже влажная для меня. Так что не тяни время, раздевайся. Чем быстрее ты это сделаешь, тем быстрее освободишься.
Давид потянул меня за руку, спустив со стола, и дёрнул вниз молнию платья. Лёгкая ткань скользнула к ногам, обнажая ноги в кружевных чулках. Мужчина в два счёта справился с застёжкой бюстгальтера, откидывая его прочь. Он с довольным видом сжал в ладонях мою грудь, захватив соски между большим и указательным пальцами. Всего одно движение, и соски набухли, превратившись в острые вершины, чувствительные, пульсирующие от предвкушения. Давид нагнулся, обхватив губами тугую бусину, и принялся посасывать соски по очереди, изредка покусывая. Я выдохнула сквозь стиснутые зубы, пытаясь сдержать стон.
Давид отвлёкся от груди с недовольным видом.
– Ксения, не корчи из себя великомученицу. Тебе нравится заниматься со мной сексом, так что не надо стоять с опущенными руками и сдерживать стоны. Мне это не нравится. Хочу тебя… горячую, развратную девчонку, готовую потрахаться в лифте или в раздевалке… Или текущую на сеансе в кинотеатре.
Наверное, жутко неправильно расплываться горячим воском после таких речей. Но тело послушно млеет. Оно наполнено предвкушением до самой макушки. И слова Давида только распаляют моё воображение. Сердце бешено колотится, когда горячие пальцы Давида нещадно мнут попку. Чертовски сложно удержаться от стонов, хоть я ещё и пытаюсь это сделать. Но не получается ни капли.
– Снимай трусики, – командует Давид, – сейчас они тебе ни к чему.
Чувствую себя немного унизительно, беспрекословно действуя по его указке. Но я своим враньём заслужила именно такое отношение. Поэтому послушно исполняю его приказ, чувствуя, как болезненно колет в груди разочарование. И понимание, что вот это – последнее, что я получу. Больше не будет ничего. А могло бы быть…
– Чулки с туфлями оставь. Мне нравится.
Давид шагает ко мне, заставляя меня упереться попкой в стол.
– Раздень меня.
Я исподтишка бросаю на него взгляд. Зелёные глаза горят огнём нетерпения, губы упрямо поджаты. Я расстёгиваю пуговицы на его рубашке, чувствуя горячее дыхание на своём лице, и взгляд, скользящий по моей коже. Нетерпеливый, оставляющий жаркий след за собой. От рубашки я избавила Давида очень быстро, отбросив её в сторону. И невольно вздохнула, залюбовавшись его мускулистой грудью и шикарным прессом.
– Не стесняйся, – насмешливо протянул Давид, – можешь целовать, лизать и кусать в своё удовольствие. Пока есть доступ.
Мои пальцы неподвижно замирают на пряжке ремня.
– Опять тормозишь? – хмурится Давид и запускает пальцы в мои волосы, прижимается лбом к моему, легонько касается моих губ своими. И услышав невольный вздох, немного отстраняется.
– Ответь. Только честно. Я тебе нравлюсь?
Я вскидываю на него изумлённый взгляд. Неужели незаметно, как сильно он мне нравится? Но Давид пытливо вглядывается в моё лицо. И я понимаю, что его доверие ко мне пошатнулось даже в этом вопросе. Мне становится жутко досадно. Я умудрилась испортить абсолютно всё… В глазах начинают закипать непрошеные слёзы. Я опускаю лицо, рассматривая лишь собственные дрожащие пальцы, лежащие на пряжке его ремня.
Давид накрывает мои пальцы своими, сжимая их, и начинает сам расстёгивать ремень. Он ведёт вниз застёжку-молнию и перехватывает мои руки, заводя их себе за спину. Потом подхватывает меня под попку, усаживая на стол, и вклинивается торсом между разведённых ножек. Горячие пальцы Давида переместились на мои колени. Губы застывают в воздухе буквально в сантиметре от моих.
– Давай, Ксения, порадуй меня честным ответом и заслужишь поощрительный поцелуй.
– Нравишься, – выдыхаю я.
– Что-то не верится. В глаза смотри, Ксения.
Мне приходится посмотреть ему в глаза и выдохнуть то же самое признание, чувствуя, как оно наполняет меня изнутри щемящим ощущением. Сердце колотится, как сумасшедшее.
– Вот теперь немного верю, – улыбается Давид и прижимается губами.
Он сразу же устанавливает правила поведения: жадно, нагло, бесстыдно врывается вглубь ротика языком и принимается неистово хозяйничать им у меня во рту. Я сама не замечаю, как подаюсь вперёд, за ещё одной порцией сумасшедшего поцелуя, впиваясь ногтями в кожу спины Давида. Отвечаю на его поцелуй и всем своим существом показываю, что мне хочется ещё и ещё. Я задыхаюсь, но нет даже крошечной мысли прерывать поцелуй.
– Умничка, – выдыхает Давид, отрываясь от моих губ.
Сильные пальцы движутся выше: от коленей к внутренней стороне бедра, касаются пульсирующего клитора и накрывают его, растирая.
– М-м-м, как он дрожит… Нравится?
Я выгибаюсь, подстраиваюсь под темп его сумасшедшей игры с напряжённой плотью.
– О-о-о-очень…
– А хотела бы, что бы на этом всё не заканчивалось? Не только секс…
– Да.
– Какая ты сегодня зажатая, – недовольно цыкает Давид, двигая пальцами ниже, и вводит внутрь влажного лона сразу два. Резко и быстро. Я непроизвольно сжимаюсь и распахиваю бёдра шире, принимая его жаркую ласку.
– Хотела бы? Отвечай!
Давид умопомрачительно быстро трахает меня своими пальцами, умело подводя к самому краю и не давая разрядки. Когда кажется, что вот-вот, и оргазм заполнит каждую клеточку тела, он прекращает двигать рукой и сжимает мои бёдра, не давая двигаться навстречу. Он заставляет меня сидеть с широко раздвинутыми ногами и пульсирующей промежностью, текущей, отчаянно желающей, чтобы он продолжил. Не щадя.
– Да! – выкрикиваю я. – Хотела! Хотела, чтобы ты был моим!
Давид удовлетворённо рычит, спуская с бёдер брюки с плавками, и резко входит в меня на всю длину. Я потрясённо вдыхаю воздух, чувствуя, как в крови бушует тёмное пламя. Цепляюсь руками за плечи Давида и пытаюсь держаться, но толчки его члена такие нещадные и резкие, таранящие на предельной скорости, что я не выдерживаю. Лоно сжимается от яркого оргазма, пронёсшегося огненным ураганом. Давид довольно постанывает, двигая бёдрами. Он впился в меня взглядом и не отпускает. Пальцы так сильно стискивают бёдра, что на следующий день обязательно останутся синяки. И мне хочется всего этого: синяков, засосов, безудержного секса и чувств на грани. Обжигающей страсти, заставляющей тело взрываться удовольствием… Я умоляю его не останавливаться. Ещё, пожалуйста… Ещё…
Глава 52. Давид
Какая Ксения невозможно вкусная, когда не стесняется и даёт себя трахать так, как мне вздумается. Открытая и доверчивая, нежная… Мой сладкий оленёнок и самая большая врушка на всём земном шаре. Попалась, глупенькая. И хотелось бы отодрать её, как суку, в наказание, чтобы больше не занималась подобной ерундой, чтобы сорвала шоры с глаз. Но удерживая её на столе и трахая на предельной скорости, понимаю, что не смогу по-настоящему наказать или причинить ей боль. Бэмби и без того едва держится на ногах, смотря при том на меня так искренне и виновато, что сердце начинает биться комком в горле. А сам я вот-вот превращусь в сладкую патоку или податливое желе и брошусь зацеловывать каждый сантиметр её тела, лаская, облизывая, нежничая, но никак не наказывая.
Я едва удерживаю невозмутимое выражение лица и придаю себе грозный вид. Не хочу, чтобы Ксения видела, как сильно она на меня влияет, или думала, что меня можно покорить одним послушным взглядом и сладким поцелуем. Можно, да… И это уже произошло. Мне по большому счёту плевать на мутную историю. По факту она меня изрядно повеселила. И если бы не происки Самохиной, я бы ни за что не встретил Ксению. Меня больше всего выбесил её молчаливый и быстрый уход, вывел из себя её безбашенный поступок. Дурочка могла навредить себе.
Моя отчаянная, смелая девочка, которой нужно преподать хорошенький урок и заставить думать в следующий раз своей головкой, прежде чем что-то делать. И спрашивать, пуская свой язычок в дело. Я обязательно доберусь до её ротика, оставив на десерт. Заставлю Ксению постанывать и судорожно сжиматься, течь только от того, как глубоко в ротик она берёт мой член, посасывая. Но чуть позже… В самую последнюю очередь. Я буду трахать её ротик долго и медленно, заставляя изнывать от влажного, порочного желания.