ью-Йорка сверкали и вспыхивали от бликов солнца.
Старик откашлялся и сплюнул в кусты. Яркий свет разморил его, пот струйками стекал на поношенный китель. Он ощупал небритый подбородок, незрячий левый глаз, глубокие рубцы от ожогов, покрывавшие высохшие щеки, и с раздражением дернул контурную антенну, обвившую морщинистую шею. Расстегнув китель, старик откинулся на раскаленную спинку скамейки. Скучающий и горько томящийся от одиночества, он пытался найти развлечение в нехитрых сценах, разворачивающихся перед его затуманенным взором.
Напротив него на скамейку присели трое светлолицых солдат и принялись распечатывать пакеты с завтраком.
У старика перехватило дыхание. Его старое сердце судорожно забилось и он впервые за эти часы пришел в себя, поборов охватившую его сонливость. Его тусклый взгляд был прикован к солдатам. Вынув носовой платок, он вытер залитое потом лицо и обратился к ним:
— Прекрасный денек!
Солдаты мельком взглянули на него.
— Да, — отозвался один из них.
— Как сделано-то, а ? — Старик показал на сверкающее солнце и острые шпили города. — Совсем как настоящие!
Солдаты не ответили. Они были поглощены черным кофе и яблочным пирогом.
— Здорово вас околпачили! — Тут он решил идти напрямик и спросил: — Вы пехотинцы?
— Нет, — ответил тот же солдат, — мы ракетчики.
Старик схватился за свою алюминиевую палку.
— А я ведь был при разгроме. Вернулся из бывшей части Би-Эй-3.
Никто из солдат не отозвался. Они зашептались между собой: их заметили девушки с дальней скамейки.
Старик полез в карман куртки и достал что-то, замотанное в серый обрывок папиросной бумаги. Он развернул ее трясущимися руками и встал. Нетвердой походкой он перешел дорожку и подошел к солдатам.
— Видите? — Он держал маленькую пластинку тускло мерцающего металла. — Я получил ее при отставке в восемьдесят седьмом. Думаю, это было до вас.
На какой-то момент тень интереса мелькнула на лицах солдат.
— Фью! — присвистнул один, — да это же Кристальный Диск первой степени! — Он вопросительно поднял глаза: — ,Где вы его заработали?
Старик гордо крякнул, завернул свою медаль и положил ее в карман.
— Я служил при Натане Уэсте на „Уинд Джайнт”, но последней атаки не застал. Ушел вместе со своим взводом Д. Может быть вы помните тот день, когда мы поставили заграждение, перекрыв путь из...
— Извините, — рассеянно сказал один из солдат, — но когда это было? Наверное, задолго до наших времен.
— Конечно, — легко согласился старик, — шестьдесят лет тому назад. Вы не слышали о майоре Перати? Это он превратил прикрывающую эскадру в метеоритное облако, когда они сконцентрировали свои силы для окончательной атаки. А как часть Би-Эй-3 сдерживала их целый месяц до того, как нас разгромили? — Он горько выругался. — Да, мы держались, пока от нас не осталась лишь пара ребят. А потом они полезли, как волки. И вот теперь добиваются...
— Извини, дед. — Солдаты поднялись, собрали свой завтрак и двинулись к скамейке, где сидели девушки. Те насмешливо посматривали на них и выжидательно посмеивались.
Старик повернулся и в раздражении заковылял к своей скамейке. Недовольно бормоча и сплевывая в кусты, он пытался устроиться поудобнее. Но солнце раздражало его, он изнемогал от шума толпы и грохота машин.
Он сидел на скамейке, полузакрыв глаза, его сухие губы кривились от горечи и обиды. Он, дряхлый полуслепой старик, никому не нужен и неинтересен. Никто не хотел слушать его бессвязных, путаных рассказов о боях, в которых он сражался, и операциях, свидетелем которых ему довелось быть. Казалось, что никто и не помнил войны, все еще сжигающей его размягченный мозг разрушительным пламенем. А он мог говорить о ней без конца, только бы нашлись слушатели.
Вейчел Паттерсон нажал на тормоз, и машина резко остановилась.
— Ничего не поделаешь. Устраивайтесь поудобнее. Придется нам подождать, — произнес он.
Картина была обычной. Около тысячи землян в серой одежде с нарукавными повязками тянулись вдоль улицы, выкрикивая лозунги и держа в руках огромные плакаты.
НЕТ — ТОРГОВЛЕ! БОЛТОВНЯ НА РУКУ ИЗМЕННИКАМ! ВСЕ — ДЛЯ ЛЮДЕЙ! НЕ УБЕЖДАТЬ, А ПРОУЧИТЬ ИХ! МОГУЩЕСТВЕННАЯ ЗЕМЛЯ — ЛУЧШАЯ ГАРАНТИЯ МИРА!
Сидящий на заднем сиденье Ле-Mapp отложил ленты с историями болезни и в недоумении оглянулся.
— Почему мы стоим? Что это такое?
— Еще одна демонстрация, — сдержанно ответила Эвелин Картер. — Она оглянулась и с возмущением закурила. — Такая же, как обычно.
Демонстрация была в полном разгаре. Шли мужчины, женщины, молодежь с грубыми лицами, возбужденные и агрессивные, одетые в одинаковую одежду. Некоторые тащили какое-то примитивное оружие, у других в руках ничего не было. Вдоль тротуаров тянулись шеренги любопытствующих. Одетый в синее полисмен останавливал движение на улице. Люди бесстрастно стояли, ожидая, что кто-нибудь попытается вмешаться. Никто не рискнул: безумцев не было.
— Почему Директорат не прекратит это? — спросил Ле-Марр. — Пара вооруженных отрядов могла бы покончить с подобным сборищем раз и навсегда.
Джон Ви-Стефенс, сидящий рядом с ним, холодно улыбнулся:
— Именно Директорат их финансирует, организует и дает время для показа по видеосети, а также вправляет мозги людям, которые вздумают жаловаться. Посмотрите-ка на парней, сидящих поодаль. Они.только и ждут, кого бы покалечить.
Ле-Mapp прикрыл глаза:
— Паттерсон, неужели это правда?
Над блестящим верхом „Бьюика-64” виднелись перекошенные лица. От грохота шагов задребезжал корпус машины. Доктор Ле-Mapp нервно сунул ленты в портфель и, как испуганная черепаха, стал всматриваться в толпу.
— Что вы так волнуетесь? — резко спросил Ви-Стефенс. — Они вас не тронут: вы же англичанин. Это мне следует опасаться.
— Они — сумасшедшие, — пробормотал Ле-Марр, -идиоты, вопящие и шагающие идиоты...
— Они не слабоумные, — ответил Паттерсон. — Они — верующие. Они верят тому, что им говорит, так же, как и любой из нас. Беда лишь в том, что им внушают ложь.
Он показал на гигантский плещущийся на ветру плакат, на котором был изображен седовласый джентльмен лет шестидесяти, весьма достойной внешности, очевидно ученый. Голубые глаза, твердая линия рта, определенное 172 благородство в чертах. Под портретом была написана фраза -по-видимому, его собственное изречение:
ТОЛЬКО ИЗМЕННИКИ ИДУТ НА КОМПРОМИССЫ!
— Это Френсис Ганнет, — сказал Ви-Стефенс Ле-Марру. -Прекрасная внешность, не правда ли? Конечно, он из землян.
— Он так благородно выглядит, — запротестовала Эвелин Картер. — Неужели человек с такой интеллигентной внешностью может иметь что-то общее с ними?
Ви-Стефенс натянуто рассмеялся:
— Его прекрасные белые руки так же грязны, как у любого водопроводчика или плотника, марширующего перед нами.
— Но почему?
— Ганнет и его команда — владельцы компании „Трансплан Индастриз”, которой принадлежит контроль над межпланетным экспортом и импортом. Если мой аерод и марсиане добьются независимости, то это разрушит их бизнес. Возникнет конкуренция. Если же перемен не будет, крапленые карты межпланетного бизнеса останутся в их руках.
Демонстранты приблизились к перекрестку. Они побросали свои плакаты и принялись вооружаться палками и камнями. Послышались выкрики команд, толпа заколыхалась, затем в зловещем молчании двинулась к небольшому современному зданию, на котором неоновым светом мерцало слово „Колор-Эд”.
— О, господи! — сказал Паттерсон, — они что-то задумали против бюро „Колор-Эд”! — Он схватился за ручку дверцы, но Ви-Стефенс остановил его.
— Вы ничего не можете поделать. И никто другой тоже. — Это их обычная предупредительная акция.
Демонстранты разбили пластиковые двери и ринулись внутрь роскошного здания. Вокруг, сложив руки, прохаживались полицейские, явно наслаждаясь зрелищем. Из выбитых окон на тротуар летели папки с бумагами, столы, стулья, видеоприемники, пепельницы, дажа разноцветные теннисные мячи — следы прежней беспечной жизни. Наружу вырвались едкие черные клубы дыма: очевидно, здание подожгли. Разгоряченные и довольные мятежники выскакивали на улицу.
Стоявшие вдоль тротуара люди по-разному реагировали на эту картину. Одни наслаждались зрелищем, другие смотрели с любопытством. Однако большинство было напугано, на лицах людей застыл страх. Они шарахались в сторону от напора разъяренных громил, тащивших из здания похищенные вещи.
— Видели? — спросил Паттерсон. — Это мелкая банда, ее финансирует комитет Ганнета. Те, что впереди, — служащие его фабрик, шайка головорезов, действующих по особым заданиям. Они пытаются выступать от имени всего человечества — это крикливое меньшинство, мелкая группка фанатиков, отрабатывающая свой хлеб.
Демонстрация закончилась. От здания „Колор-Эд” осталась лишь груда дымящихся развалин. Движение восстановилось. Утреннему Нью-Йорку показали спектакль: устрашающие лозунги, грохочущие шеренги, крики ненависти. Люди начали медленно расходиться по конторам и магазинам, возвращаясь к привычным делам.
И вдруг у закрытой двери демонстранты заметили прижавшуюся к стене венерианку.
Паттерсон рванул машину вперед. Бешено вывернув руль, он помчался по мостовой и тротуару мимо кучек бегущих людей в темных капюшонах. Машина прорывалась сквозь толпу, вспарывая ее подобно тупому ножу. Люди наталкивались на металлический корпус, их отбрасывало в сторону и позади оставался бесформенный клубок копошащихся тел.
Венерианка увидела мчащуюся к ней машину и землянина, сидящего за рулем. На мгновенье она замерла в смертельном страхе, затем повернулась и в панике понеслась прочь по тротуару, навстречу толпе. Демонстранты тотчас сгрудились и заорали изо всех сил:
— Хватай эту лапчатую!
— Вебфуты[26], убирайтесь на свою планету!
— Земля — для землян!
В этих криках таилось и скрытое вожделение, и ненависть.
Паттерсон повернул машину и помчался обратно. Его палец бешено нажимал сигнал, он гнал машину вслед за девушкой, догоняя и перегоняя бегущих людей. Камни стучали по ветровому стеклу и скоро обрушились целым шквалом. Толпа неохотно расступилась, пропуская машину и демонстрантов. Ни одна рука не поднялась против отчаянно мчавшейся девушки, когда она, рыдая и задыхаясь, оказалась между машиной и людьми. Но и никто не сдвинулся с места, чтобы помочь ей. На нее смотрели пустыми глазами, с полной отчужденностью.