— Меня интересует еще одна небольшая деталь: вы — агент „Колор-Эд”?
— Конечно!
— А Ви-Рафья?
— И она тоже. Обычно все венериане и марсиане, попадая на Землю, становятся агентами „Колор-Эд”. Предполагалось доставить Ви-Рафью в больницу мне на подмогу. Тогда была бы возможность предупредить уничтожение искусственного человека в трудный момент. Если этого не смог бы сделать я, то тогда стала бы действовать Ви-Рафья. Но Ганнет убил ее.
— Почему вы просто не заморозили Анджера?
— Нам нужно было разрушить искусственного человека полностью. Конечно, это невозможно. Тогда следовало стереть его до состояния праха. При поверхностном осмотре вы ничего бы выяснить не. смогли, — он взглянул на Паттерсона. — Почему вы приказали сделать полный тщательный анализ?
— Подошел личный номер Анджера при призыве. И Анджер не явился.
— О-о! — взволнованно отозвался Ви-Стефенс. — Вот это плохо. Мы не смогли предсказать, когда это произойдет, и пытались выбрать номер, который должен был появиться через несколько месяцев, но призыв резко увеличился за последнюю пару недель.
— Предположим, что у вас не было бы возможности уничтожить Анджера?
— У нас есть разрушающее устройство, настроенное таким образом, чтобы избежать случайности. Я должен был только подключить его к Анджеру для воздействия в широком диапазоне. Если бы меня убили, то искусственный человек должен был умереть естественной смертью до того, как Ганнет смог получить желанную информацию. Предполагалось, что я его разрушу на глазах у Ганнета и его людей и этим заставлю их поверить, что мы знаем об исходе войны. Психологическое воздействие вида мертвого тела Анджера было важнее риска моего ареста.
— И что же дальше? — промолчав, спросил Паттерсон.
— Предполагалось, что я доберусь до „Колор-Эд”. По первоначальному плану я должен был захватить один из кораблей в Нью-Йорке, но люди Ганнета тщательно их охраняли. Естественно, не предполагалось, что вы задержите меня.
Ле-Mapp постепенно начал постигать суть происшедшего:
— А если бы Ганнет обнаружил, что его провели? Если бы он понял, что Дэвида Анджера никогда не было?...
— Мы бы это уладили. При проверке срока явки на призыв выяснилось бы, что Дэвид Анджер существует. Но вы обнаружили это раньше и взялись за оружие.
— Давайте отпустим его! — взволнованно воскликнул Де-Марр.
— Это не совсем патриотично, — возразил Паттерсон.
— Мы поможем вебфутам добиться желаемого, одержать победу. Вероятно, нам следовало бы позвонить одному из членов Комитета.
— Да черт с ними со всеми. Я не хочу отдавать кого бы то ни было в руки этих кровожадных лунатиков, даже...
— Даже вебфута? — задал вопрос Ви-Стефенс.
Паттерсон посмотрел на темное звездное небо.
— Что же будет в конце концов? — спросил он Ви-Сте-фенса.— С нашими распрями покончено?
— Уверен в этом, — твердо ответил тот. — Когда-нибудь мы переберемся на другие планеты, в другие системы. Мы столкнёмся с другими видами, я полагаю, совсем другими -нечеловеческими в подлинном смысле этого слова. И тогда люди увидят, что все мы одно племя. Это станет очевидно, когда мы сможем сравнивать тех и других.
— Прекрасно, — сказал Паттерсон. Он взял колдер и протянул его Ви-Стефенсу.— Мне ненавистна мысль, что наше противостояние может продолжаться.
— Этого не будет, — уверенно произнес Ви-Стефенс.
— Какие-то нечеловеческие расы, вероятно, будут для нас выглядеть малопривлекательно. И, увидев их, землянин будет счастлив выдать свою дочь за человека с зеленой кожей. — Он усмехнулся. — А у тех, нечеловеческих рас, кожи, возможно, и совсем не будет.
О, СЧАСТЬЕ БЫТЬ БЛОБЕЛОМ![28]
Он сунул в щель двадцатидолларовую платиновую монету, и, спустя мгновение, психоаналитик включился. Его глаза излучали сочувствие. Он откинулся в кресле, достал из ящика стола ручку и блокнот с длинными листами желтоватой бумаги и сказал:
— Доброе утро, сэр. Можете начинать.
— Привет, доктор Джонс. Я полагаю, что вы не тот самый доктор Джонс, который написал биографию Фрейда; это случилось лет сто назад. — Он нервно рассмеялся. По натуре он был нелюбопытен и не привык иметь дело с новейшими человекоподобными андроидами. — Так что же, — продолжал он, — должен ли я изложить свое дело в манере свободных ассоциаций, осветить его более фундаментально или же...
Доктор Джонс сказал:
— Для начала вы могли бы сообщить мне, кто вы такой, а затем, для чего вы явились ко мне.
— Мое имя — Джордж Мюнстер, живу в Сан-Франциско, блок ВЕФ-395, помещение 4.
— Рад познакомиться с вами, мистер Мюнстер. — Доктор Джонс протянул руку и Джордж Мюнстер пожал ее. Он нашел, что рука у доктора мягкая и имеет обычную температуру человеческого тела. Пожатие, однако, было крепким.
— Видите ли, — продолжал Мюнстер, — я — бывший Джи-Ай[29], ветеран войны. Вот почему мне предоставили квартиру в жилом блоке ВЕФ-395. Привилегия ветерана.
— О, да, — сказал доктор Джонс, негромко тикая, как будто в него были встроены часы, отмеряющие время. -Война с блобелами.
— Я сражался три года в этой войне, — Мюнстер нервно пригладил свои длинные черные волосы. — Я ненавидел блобелов и поэтому пошел добровольцем. Мне было всего девятнадцать, я имел хорошую работу, но отправился в этот крестовый поход, чтобы очистить от блобелов Солнечную Систему.
— Ну, что ж,— промолвил доктор Джонс, потикивая и кивая головой.
Джордж Мюнстер продолжал свою исповедь.
— Я сражался хорошо. Получил два знака отличия и нашивки. Капральские. За то, что одним попаданием уничтожил спутник-наблюдатель, полный блобелов. Мы, конечно, никогда не знали, сколько их там, этих блобелов. Они, знаете ли, любят сливаться вместе и перепутываться. -Он прервал рассказ, чувствуя волнение. Ему было тяжело вспоминать об этой войне. Он откинулся на спинку кресла, зажег сигару и попытался успокоиться.
Блобелы были пришельцами из другой звездной системы, вероятно с Проксимы Центавра. Несколько тысячелетий назад они обосновали поселения на Марсе и Титане, очень подходящих планетах для занятий сельским хозяйством — в том смысле, как это понимали блобелы. Их раса развилась из одноклеточных амебоподобных организмов. Хотя они достигли больших размеров и обладали высокоорганизованной нервной системой, в физиологическом отношении они оставались амебами — с псевдоподиями-щупальцами и примитивным способом воспроизводства путем деления на две части. Они были главным препятствием на пути земных поселенцев, устремившихся в межпланетное пространство.
Война вспыхнула по экологическим причинам. Правительство Объединенных Наций Земли приступило к измерению марсианской атмосферы, чтобы сделать планету более пригодной для колонизации. Это изменение, однако, угрожало существованию поселений блобелов, уже располагавшихся на Марсе. Последовала ссора.
Но, — размышлял Мюнстер, — невозможно было изменить только половину атмосферы — на принадлежащей землянам части Марса. Спустя десять лет изменения затронули бы всю планету, причиняя жестокие страдания, как они утверждали, блобелам. В отместку армады космических кораблей блобелов вывели на орбиту вокруг Земли множество автоматических спутников, предназначенных для изменения ее атмосферы. Конечно, катастрофа была предупреждена, правительство приняло меры: сателлиты взорвали с помощью самонаводящих ракет... и война началась.
Доктор Джонс спросил:
— Вы женаты, мистер Мюнстер?
— Нет, сэр. И... — Мюнстер пожал плечами — вы узнаете, почему, когда я закончу рассказ. Доктор, я буду с вами полностью откровенным. Я... я был земным разведчиком. Шпионом. Меня приставили к этому делу, потому что я был смелым и не задавал лишних вопросов. Я выполнял свою задачу.
— Я понимаю.
— Вы понимаете? — голос Мюнстера задрожал. — Вы знаете, что тогда приходилось делать, чтобы человек мог стать шпионом в мирах блобелов?
Кивнув, доктор Джонс сказал:
— Да, мистер Мюнстер. Вы расстались со своим человеческим телом и были преобразованы в форму блобела.
Мюнстер ничего не ответил, он только судорожно стиснул кулаки. Сидевший напротив доктор Джонс продолжал издавать мерное тиканье.
Вечером в своей маленькой квартире в блоке ВЕФ-395 Мюнстер откупорил пятую бутылку. Он пил виски прямо из горлышка, у него не хватало сил, чтобы достать стакан с полки над раковиной.
Что дало ему посещение доктора Джонса? Пожалуй, ничего... кроме зияющей бреши в скудных финансовых ресурсах... скудных потому, что...
Потому что почти на двенадцать часов каждый день он снова принимал свой облик военных времен — облик блобела, несмотря на свои отчаянные усилия и старания врачей из Госпиталя ветеранов войны. Он превращался в бесформенного блоба прямо в собственной квартире в блоке ВЕФ-395.
Финансовым источником его существования являлась только небольшая пенсия, выплачиваемая Военным министерством. Он не мог устроиться на работу. Даже если бы он нашел место, испытанное при этом нервное напряжение тотчас же преобразовало бы его организм прямо перед глазами его нанимателя и будущих коллег.
Такое начало служебной деятельности не могло, конечно, способствовать установлению нормальных рабочих отношений.
Было около восьми вечера, когда он почувствовал, что скоро начнется преобразование. Это чувство было давним и хорошо ему знакомым, он ненавидел его. Торопясь, он отхлебнул последний глоток, поставил бутылку на стол... и ощутил, что соскальзывает куда-то вниз, расплываясь по полу в виде лужи из вязкой однородной субстанции.
В это мгновение зазвонил телефон.
— Я не могу ответить, — с усилием пробормотал он. Чувствительный аппарат подхватил его слова и передал абоненту. Тем временем Мюнстер превратился в совершенно прозрачную желатинообразную массу, слабо колыхавшуюся посередине ковра. Телефон зазвонил снова, и он потек к аппарату, ощутив мгновенную вспышку ярости. Неужели его не могли оставить в покое? Ему вполне хватало хлопот и без этого трезвонящего телефона.