— Он производит впечатление неплохого парня, т заметил капитан Дрейк.
Маронни хмыкнул.
— Отнюдь. Мы с одной планеты, этот молодой человек и я. Он — типичный локтонец, ничуть не лучше меня.
Вдова сварливо откашлялась.
— Ах, давайте же сменим тему разговора, умоляю. Этот тип словно тень навел на всех нас. И зачем они рядятся в эти омерзительные пурпурные одеяния? Никакого стиля!
* * *
Лоара Броос Порин поднял глаза навстречу юному священнослужителю.
— Итак?
— Меньше, чем через сорок пять минут, Лоара Броос. Бросившись в кресло, Санат наклонился вперед и уперся в стиснутый кулак раскрасневшимся, нахмуренным лицом.
Порин поглядел на своего спутника с любящей улыбкой.
— Опять поспорил с Саммелом Маронни, Филип?
— Нет, не совсем, — резким движением юноша выпрямился. — Но какая в этом польза, Лоара Броос? Там, на верхнем этаже, сотни человеческих существ, бездумных, ярко разодетых, веселящихся, и полное равнодушие к Земле. Из всех пассажиров корабля только мы двое останавливаемся, чтобы посетить мир наших предков. — Его глаза избегали взгляда пожилого спутника, голос приобрел оттенок горечи. — А раньше тысячи людей из всех уголков Галактики ежедневно прибывали на Землю. Великие дни лоаризма прошли.
Лоара Броос рассмеялся. Никто бы не подумал, что в его длинной и тощей фигуре может таиться такой душевный смех.
— Я уже, наверное, в сотый раз все это от тебя выслушиваю. Глупости! Придет такой день, когда о Земле вспомнят все. Начнется массовое паломничество сюда.
— Нет! Все это в прошлом!
— Ха! Эти пророки гибели каркают, но им еще предстоит доказать свою правоту.
— Им это удастся, — глаза Сената неожиданно вспыхнули. — И знаете, почему? Потому что Земля осквернена захватчиками-рептилиями. Женщина — мерзкая, пустая женщина — только что мне заявила: „Не думаю, что Земля может быть такой уж значительной, если на ней правят ласинуки”. Она произнесла то, что миллиарды говорят про себя бессознательно, и я не нашел слов, чтобы опровергнуть ее.
— И какое же ты сам предлагаешь решение, Филип?
Изгнать захватчиков с Земли! Снова сделать ее Человеческой Планетой! Нам уже приходилось сражаться с ними во время Первого Галактического Нашествия, две тысячи лет тому назад, и мы смогли их остановить, когда уже казалось, что они приберут к рукам всю Галактику. Теперь нам самим надо начать Второе нашествие и отбросить их на Вегу.
Порин вздохнул и покачал головой.
— Ты еще молод и горяч! Не найдется юного лоариста, который не метал бы молний по этому поводу. Ты это перерастешь. Перерастешь. Послушай, мальчик мой! -Лоара Броос поднялся и положил руку на плечо собеседнику. — Люди и ласинуки равно наделены разумом, и в нашей Галактике существуют только эти две расы разумных существ. Они — братья по разуму и духу и должны жить в мире. Постарайся понять это.
Филип Санат уставился в пол, не давая понять, слышал ли он сказанное. Его наставник с ласковым упреком поцокал языком.
— Ладно, станешь постарше, сам поймешь. А пока забудь обо всем этом, Филип. Знай, что стремления любого истинного лоариста для тебя уже близки к осуществлению. Через два дня трава Земли окажется у тебя под ногами. Разве этого не достаточно для счастья? Только подумай об этом! Когда ты вернешься, тебе присвоят титул „Лоара”. Ты станешь одним из тех, кто посетил Землю. Золотое солнце будет приколото к твоему плечу.
Рука Порина скользнула к яркому желтому кругу на тунике, немому свидетельству его трех предшествующих визитов на Землю.
— Лоара Филип Санат, — медленно произнес Санат, глаза его заблестели. — Лоара Филип Санат. Превосходно звучит, правда?
— Ну, вот ты и почувствовал себя лучше. Но приготовься: с минуты на минуту мы покинем гиперпространство и увидим Солнце.
И сразу же после его слов мутная, давящая пелена гиперматерии, плотно обнимавшей со всех сторон борта „Пламени Сверхновой”, начала претерпевать странные изменения, которые знаменовали начало выхода в нор* мальное пространство. Тьма просветлела, и концетри-ческие круги разных оттенков серого цвета понеслись друг за другом мимо иллюминатора со все возрастающей скоростью. Это была поразительная и прекрасная оптическая иллюзия, которую наука так и не смогла объяснить.
Порин выключил свет, и они вдвоем сидели в темноте, наблюдая за слабо фосфоресцирующей бегающей рябью. Потом с ужасающей молчаливой внезапностью структура гиперпространства, казалось, взорвалась крутящимся безумием ослепительных тонов. И тут же все снова успокоилось. Теперь в иллюминаторе спокойно заискрились звезды нормального пространства.
Среди них, сверкая, выделялась самая яркая, сиявшая желтыми лучами, превратившими лица в бледные маски. Это было Солнце!
Родная звезда человечества была еще так далека, что даже не имела выраженного диска, и тем не менее являлась уже самым ярким видимым объектом. В его мягком желтом свете двое людей предались неторопливым размышлениям, и Филип Санат почувствовал, как на него нисходит спокойствие.
Два дня спустя „Пламя Сверхновой” совершило посадку на Землю.
★ * Иг
Филип Санат мгновенно позабыл о священном трепете, охватившем его, едва сандалии впервые коснулись твердого зеленого дерна Земли, стоило ему увидеть ласинук-ских чиновников.
Они выглядели совсем как люди, во всяком случае, как гуманоиды.
На первый взгляд человекоподобные черты преобладали надо всем остальным. Строение ничем существенным не отличалось от человеческого. Двуногое тело с довольно хорошими пропорциями, шея четко обозначена — все это бросалось в глаза. И требовалось несколько минут, прежде чем взгляд начинал выделять отдельные нюансы, свидельствующие о различии между расами.
Прежде всего обращали на себя внимание чешуйки, покрывавшие голову, и тускые линии на коже, шедшие вдоль позвоночника. Лицо с плоским, широким, покрытым мельчайшей чешуей носом, производило скорее отталкивающее впечатление, впрочем, ничего грубого в нем не было. Одежда отличалась легкостью и простотой, а речь была довольно приятная для слуха. Но, самое главное, в их темных, блестящих глазах светился подлинный разум.
Порин подметил удивление Саката, когда тот впервые взглянул на веганских рептилий.
— Вот видишь, — заметил он, — их внешность не столь чудовищна. Ну, и чего ради должна существовать ненависть между людьми и ласинуками?
Санат не ответил. Конечно же, наставник был прав. Слово „ласинук” так долго ассоциировалось в его мозгу с понятиями „чужак” и „монстр”, что вопреки своим знаниям и логике он подсознательно ожидал увидеть этакое сверхъестественное существо.
Однако пока властные, плохо говорящие по-английски ласинуки проводили досмотр, вызванная внешним сходством растерянность постепенно уступила место липкой, неотвязчивой неприязни, переходящей чуть ли не в ярость.
На следующий день они отправились в Нью-Йорк -крупнейший город планеты. И в стенах этого невероятно древнего мегаполиса Санат на время позабыл обо всех заботах Галактики. Для него настал великий момент: он предстал перед похожим на башню сооружением и торжественно сказал себе:
— Вот он, Мемориал!
Это был величайший монумент на Земле — символ величия человеческой расы, и как раз наступала среда, тот день недели, когда двоим избранным поручалось „охранять Вечный Огонь”. Двое, одни во всем Мемориале, следили за трепещущим, желтым пламенем, символизировавшим мужество Человечества, и Порин уже договорился, что в этот день выбор падет на них, на него и на Сената, поскольку они специально для этого проделали такое далекое путешествие.
С приходом сумерек они остались одни в просторном Зале Вечного Огня Мемориала. В мрачной полутьме, освещаемой только судорожными вспышками танцующего желтого огня, полное умиротворение спустилось на них.
Некая аура скапливалась в этом месте, смягчавшая все душевные борения. Мягкие тени, подрагивая, покачивались за колоннами, протянувшимися по обе стороны зала, плетя свою гипнотическую сеть.
Постепенно они погрузились в полудрему, пристально вглядываясь в пламя слипающимися глазами, пока живое биение огня не превратилось перед ними в туманную молчаливую фигуру.
Но малейшего звука оказалось достаточно, чтобы нарушить мечтательность, из-за контраста с царившей вокруг глубочайшей тишиной. Санат моментально напрягся, больно ухватив Порина за локоть.
— Прислушайтесь, — прошептал он, предупреждая вопросы.
Пория, насильственно вырванный из мечтательной дремы, взглянул на своего молодого спутника тревожно и пристально, потом без слов приложил руку к уху. Тишина стала еще более глубокой, давление ее ощущалось чуть ли не материально. Потом издалека донеслось едва уловимое пошаркивание подошв по мраморному полу. Слабый, почти на грани восприятия, шепот и снова тишина.
— Что это? — растерянно спросил Порин.
— Ласинуки! — бросил Санат, вскакивая на ноги. Лицо его превратилось в маску ненависти и возмущения.
— Не может быть! — Прин попытался придать своему голосу холодную уравновешенность, хотя и его внутренне трясло от злости. — Это было бы неслыханным оскорблением. Просто наши нервы обострились от тишины, ничего больше. Скорее всего, это кто-то из служителей Мемориала.
— После захода солнца, в среду? — голос Сената звучал резко. — Это так же противозаконно, как и вторжение ласинуков, и еще более неправдоподобно. Мой долг Хранителя Вечного Огня все выяснить.
Он уже собрался шагнуть в темноту, когда Порин схватил его за запястье.
— Не стоит, Филип. Повремени с этим до рассвета. Что ты сможешь сделать там один, если обнаружишь ласи-нуков. Если ты...
Но Санат не стал слушать дальше. Резким движением он освободился.
— Оставайтесь здесь. Нельзя оставлять Вечный Огонь без присмотра. Я скоро вернусь.
Он быстро пересек половину просторного, мощенного мрамором зала, и осторожно приблизился к стеклянной двери, ведшей на темную винтовую лестницу, уходившую в кромешный мрак, к пустым помещениям башни.