– Я нашел это на рыночной площади, – заговорил Фест. – И такие же висят во всех публичных местах Тегеи. Не будешь ли ты так добр объяснить мне, почему наместник Сервилий готов отдать целое состояние за то, чтобы ты очутился в его руках?
– Я… я… понятия не имею.
– Не лги мне, Марк! Лучше расскажи, что вообще происходит? Лучше скажи, что означает эта метка на твоем плече. Я видел, как смотрел на нее тот чиновник там, на арене. Он узнал клеймо. Он знал, что оно означает нечто важное. Так что лучше расскажи мне все. Прямо сейчас. Я хочу услышать правду, всю правду целиком, и именно от тебя, Марк.
И он шагнул к Марку, крепко сжимая рукоять кинжала.
XXIII
– Это знак Спартака, – сказала Ливия, выходя из пещеры. – Это знак, которым отметили его сына много лет назад.
Она шагнула вперед, встав между Фестом и Марком, и Марк увидел, что в руке Ливия держит меч, который взяла из мешка, лежавшего в глубине пещеры. Подняв меч, она направила его на Феста.
– Марк и мой сын тоже. Он – все, что есть у меня в этом мире. Я потеряла человека, которого любила, и человека, которого готова была полюбить. Я потеряла дом, достоинство и почти все желание продолжать жить. И я скорее умру, чем позволю тебе коснуться Марка.
Пока она говорила, из пещеры тихо вышел Цербер и встал рядом с Марком. Ощутив напряжение, возникшее между людьми, он опустил голову и низко зарычал, шерсть у него на загривке поднялась дыбом.
Фест застыл на месте, глядя то на Ливию, то на Марка, но выражение его глаз прочитать было невозможно.
– Сын Спартака. Величайшая угроза, с какой только сталкивался Рим на собственной земле. Злейший враг моего хозяина, Юлия Цезаря, и всех римлян… включая и меня самого.
Марку не понравился неживой тон голоса Феста. Он слишком хорошо знал, с какой скоростью телохранитель может перейти к действию и каким смертельно опасным он может быть, имея в руках оружие. Поэтому мальчик снова приготовил меч и напружинил ноги, чтобы мгновенно отреагировать, если Фест сделает хоть одно враждебное движение. Но мужчина стоял неподвижно, стиснув зубы и наморщив лоб.
– По всем законам я должен бы убить тебя прямо здесь и сейчас. Пока ты жив, всегда найдутся дураки, готовые поднять руку на своих хозяев в тот самый момент, когда услышат, что знамя Спартака снова кто-то поднял.
Ливия взмахнула мечом:
– Если ты хотя бы подумаешь об этом, я тебя убью!
Фест посмотрел на нее и вскинул брови:
– В самом деле? Ты думаешь, я не прикончу тебя прежде, чем ты успеешь меня хотя бы оцарапать? Опусти меч и отойди. И я не стану предупреждать еще раз.
Не сводя глаз с Феста, Марк произнес тихо и настойчиво:
– Мама, сделай, как он говорит. Прошу тебя.
Ливия колебалась, острие ее меча повисло в воздухе между ней и Фестом. Потом она покачала головой:
– Я не позволю, чтобы он что-то с тобой сделал, Марк. Я умру до того, как это случится.
Фест холодно улыбнулся:
– Ты и в самом деле умрешь, если не отойдешь подальше.
Марк левой рукой забрал у матери меч и отбросил его в сторону. А потом встал перед ней, на расстоянии не более чем двух лезвий меча от Феста.
– Фест, никакого нового восстания рабов не будет. Я не стану поднимать знамя своего отца. Нет смысла это делать, поскольку нет никакой надежды на успех. Брикс хотел меня использовать, чтобы поднять новый бунт, когда держал меня в своем лагере прошлой зимой, но я отказался. Тебе незачем меня бояться, Фест. Я хочу только одного: жить свободным человеком и заботиться о маме. Неужели ты встанешь на пути таких простых желаний? Неужели тебе действительно хочется отдать меня в руки самых могущественных людей Рима, чтобы они выставили меня и мою мать на улице, в цепях, прежде чем казнить на потеху веселящейся толпе? Фест, я сражался рядом с тобой. За последние месяцы мы вместе справились с большими опасностями. И всего несколько часов назад ты рисковал собственной жизнью, спасая мою маму. Неужели все это ничего для тебя не значит?
– Это было до того, как я узнал, кто ты таков на самом деле, – проворчал Фест. – Ты меня предал, Марк. И это после всего того, через что мы прошли вместе. Да, я рисковал жизнью ради тебя, и мы сражались бок о бок. Я считал тебя своим другом. Больше чем другом. А теперь выясняется, что я тебя совсем не знал. – Фест сделал шаг к Марку. – Такая огромная тайна… – Фест покачал головой. – И могут быть такие огромные последствия для Рима… и для меня.
– Фест… – начал было Марк.
– Нет! – рявкнул Фест. – Я не стану слушать! Я человек Цезаря… Если я отпущу тебя, то предам своего хозяина и наплюю на все те годы, когда защищал его самого и его интересы. И в итоге повернусь спиной к самому Риму.
Наблюдая за другом, Марк увидел, как тело Феста как будто слегка обмякло, и наконец он устало вздохнул.
– И все же… Между нами возникли некие узы, Марк… Когда тебя привезли в Рим, в дом Цезаря, я сначала думал, что ты обычный молодой гладиатор, жестокое бездумное существо, и должен признать, что совсем не хотел брать на себя заботу о тебе, что бы ни говорил Цезарь о твоих скрытых возможностях. Но ты доказал, что я ошибался. И постепенно я увидел в тебе храбрость, быстрый ум и доброе сердце. И со временем стал смотреть на тебя как на товарища, а в последние месяцы и вовсе как на сына. Сына, каким мог бы гордиться любой мужчина.
Он одарил Марка пылающим взглядом, и мальчика придавило чувство вины.
– Фест, мне очень жаль… я бы рассказал тебе, если бы мог. Но неужели ты не понимаешь? Я же знал, что поставлю тебя в ужасное положение, и я боялся за свою жизнь.
– Ты должен был сказать мне до того, как я все узнал бы сам.
– А что, была бы какая-то разница? – спросил Марк.
Фест немного помолчал и слегка пожал плечами:
– Не знаю. Может быть… А Луп знает?
– Да, – признался Марк. – Он узнал все от Брикса, и я взял с него клятву молчать.
Марк заметил выражение боли, скользнувшее по лицу телохранителя, и нервно сглотнул.
– Фест, я не собирался сам ему что-то рассказывать. Но сейчас я должен знать, что ты собираешься делать, узнав обо всем.
Фест покачал головой и вздохнул.
– Я ведь тоже давал клятву, Марк. Служить Цезарю и повиноваться его приказам. А он приказал мне сопровождать тебя, и защищать, и делать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе спасти твою матушку, и потом доставить вас обоих в безопасное место. – Он махнул рукой в сторону таблички, предлагавшей вознаграждение за поимку Марка. – И похоже, моя работа пока что не доведена до конца. Вы оба в опасности, а я не выполню приказ Цезаря, пока не буду уверен, что вам обоим ничто не грозит.
У Марка хватило сил только на то, чтобы не рухнуть на землю, ослабев от благодарности и облегчения. Он только теперь заметил, что сдерживал дыхание, что все его тело отчаянно напрягалось… Он боялся, что ему придется сражаться за свою жизнь, сражаться с человеком, который учил его. Вступить в схватку, которую он почти наверняка проиграл бы. А теперь эта угроза как будто миновала…
С заново вспыхнувшей надеждой Марк откашлялся.
– Значит?..
– Значит, нам нужно поскорее убираться отсюда.
– Это я знаю. Мне бы хотелось вернуться домой.
– Нет, Марк. Ты не можешь вернуться туда. Ты не можешь вернуться к прежней жизни. Она закрыта для тебя с того самого момента, когда тебя из нее вырвали.
– Тогда куда же нам отправиться? – беспомощно спросила Ливия.
– Куда-нибудь подальше. Подальше от Греции и подальше от Рима. Куда-нибудь в такое место, где вас никто никогда не узнает, где вы будете в безопасности. Только тогда я буду считать приказ выполненным и моя честь не пострадает.
Марк повернулся к матери, и они обменялись взглядом облегчения. Марк убрал меч в ножны и протянул руку Фесту:
– Спасибо тебе.
Фест вздохнул и сделал шаг вперед, чтобы пожать руку Марка.
– Ты заставляешь меня платить высокую цену, Марк. Заставляешь выбирать между Цезарем и тобой. До нашей встречи у меня никогда не возникало таких вопросов, я никогда не сомневался в связи между господином и его слугой. А теперь? Теперь мне пришлось понять, что связь между товарищами может быть сильнее. Цезарь ни за что не простит меня, узнав всю правду.
В голосе мужчины прозвучала грусть, и Марка снова кольнуло чувство вины из-за того, что он подвергает опасности человека, которого уважает и любит.
Фест внимательно посмотрел на Марка:
– И вот еще что. Никогда больше не скрывай от меня правды, Марк. Я заслужил такое право.
– Согласен.
Они еще какое-то время постояли молча, внимательно глядя друг на друга, как будто только что познакомились.
– Что тут происходит? – прозвучал голос Лупа. Писарь вышел из пещеры, с трудом передвигая ноги и почесывая затылок. Увидев на земле сумку с хлебом и сыром, он просиял. – Ой, как хорошо! Я умираю от голода. Ну и чего мы ждем? Давайте поедим!
Фест решил, что они должны тронуться в путь сразу после еды. Говорили они мало, и Луп недоуменно поглядывал на своих товарищей, пока все жевали, явно пытаясь угадать, что могло случиться, пока он спал. Внезапно он заметил дощечку, лежащую у стены пещеры, и уставился на нее, чуть не подавившись куском хлеба. Потом перевел взгляд на Феста, и кровь отлила от его лица. Это выглядело так комично, что Марк невольно рассмеялся и тут же закашлялся, не сумев проглотить кусок. Фест крепко хлопнул его по спине. Цербер зарычал на телохранителя, а потом тревожно обнюхал лицо хозяина. Напряжение растаяло, когда Фест и Луп принялись посмеиваться над Марком и его собакой, и даже Ливия посмотрела на сына с улыбкой.
– Да все в порядке! – выдохнул Марк, хотя его глаза слезились. – Фест все знает.
– Что? Как это?
– О чем-то он сам догадался, а остальное я ему рассказал. Больше никаких тайн.
Фест кивнул:
– И так оно и будет впредь. Если мы с тобой должны доставить и Ливию в надежное место, то мы должны все присматривать друг за другом. Все. И я не желаю слышать ложь от кого бы то ни было. Самые серьезные опасности ждут нас впереди. Теперь, когда римские власти узнали, что у Спартака был сын, они не успокоятся, пока не поймают или не убьют Марка. А у нас только одно преимущество: они не могут открыть настоящую причину преследования Марка.