[411], но не может постичь, хоть тресни, малой толики задумки Богов. Знать об этом человеку не полагалось. Это было выше его разумения.
Однако он отвлекся.
– Дела плохи, – вздохнул капитан Го-Данго, – голуби больше не прилетают…
Он почти выздоровел. Если бы не шрам вишневого цвета, который виднелся в разрезе кимоно, никто бы не подумал, что он когда-то был смертельно ранен.
– Должно быть, это связано с нашим побегом, – предположил Натабура.
– В городе вон какие события, – согласился Баттусай. – Ксо!
– Базары пусты… – кротко вставил Гэндзабуро. – Бакаяро!
Он хотел добавить, что отныне негде брать хорошую еду, но лишь с обожанием поглядел на капитана Го-Данго, его волновало только одно – здоровье капитана.
А Гёки, друг капитана Го-Данго сказал:
– Три Старца, должно быть, теперь прячутся.
– Не прилетают, потому что опасно, – очень спокойно объяснил Абэ-но Сэймэй и оглядел всех-всех, включая Митиёри, которого совершенно не интересовали разговоры старших. Он давно ждал своего деда – Ваноути, а дед все не приходил и не приходил, и Митиёри скучал.
Все поняли, что Абэ-но Сэймэй в курсе дела. Он всегда был в курсе событий, чтобы ни случалось. И еще все поняли, что арабуру не долго царствовать, что пришло время им умирать.
– Я дал команду, – добавил Абэ-но Сэймэй.
С тех пор, как Абэ-но Сэймэй встретился с Акинобу при весьма странных обстоятельствах, он оброс и исхудал. Теперь он ничем не отличался от городского жителя, разве что поведением – Абэ-но Сэймэй старался выходить на улицу только в пасмурные дни или ночью. Тень – вот что выдавало его с головой.
– Ты дал команду? – удивились все.
Даже Митиёри отвлекся от созерцания солнечных зайчиков. Вот деда найду, подумал он, и все кончится. Он давно страдал от одиночества.
– Иначе бы арабуру в два счета вычислили нас.
Все согласились:
– Правильно! Мы и не подумали.
Система почтовой связи была трехступенчатой. Голубь, выпущенный из столицы, прилетал на восток, в одну из окрестных деревень. Там с голубя снимали капсулу с письмом, вешали ее на другого голубя и отпускали. Второй голубь летел на запад, и в следующей деревне операция с письмом повторялась. И только третий голубь летел на север в долину Проклятых самураев к Трем Старцам. Но даже такая система не гарантировала того, что арабуру не отследят голубей и в конце концов не доберутся до долины Проклятых самураев. Такой оборот событий заранее был оговорен – связь прекращалась до лучших времен.
– Арабуру стали хватать голубятников, – сообщил Абэ-но Сэймэй.
– Что же ты предпринял? – спросил Акинобу на правах старшего.
Все с жадность вслушались в ответ Абэ-но Сэймэй.
– Три Старца давно предусмотрели такой ход событий. По их приказу я еще в начале лета приказал нашим людям уйти в горы и затаиться в Руйдзю карин.
Вокруг курящегося сто лет Фудзияма раскинулся таинственный лес Руйдзю карин. В этом лесу не жили ни тигры, ни дикие кошки. Когда-то, еще до разделения Миров, лес принадлежал Богам, зверям и хонки всех мастей. Но потом, даже когда первые ушли, а последние – сгинули, местные жители продолжали сторониться этих мест, не собирали там хворост и не рубили деревьев, не потом что таинственный лес стал диким и неприступным, а потому что звери в нем расплодились самые разнообразные, в том числе и японские иканобори – трехпалые драконы. Лес зарос мхами и лишайниками, покрылся болотами и сделался непроходимым. Его языки тянулись во все стороны на много-много ри – и на юг до побережья Сибуса, и на север – до самых вершин хребта Оу. В этом-то лесу и спрятались голубятники Абэ-но Сэймэй.
– Нам нужно отправить к Трем Старцам человека. У Старцев появилась новость, которую они не могут доверить голубям.
– Кого? – спросил Акинобу и оглядел собравшихся.
– Я пойду! – вскочил Баттусай.
– И я тоже! – вскочил Натабура.
Афра живо последовал их примеру и навострил уши. Он узнал знакомые слова: «пойду» и тут же стал проситься в путь. Ему было все равно, куда бежать и зачем – лишь бы с любимым хозяином.
– Не знаю… не знаю… – опустил взгляд Абэ-но Сэймэй. – Все дороги перекрыты. Вам не пройти.
– Мы пойдем горами! – воскликнул Натабура.
– Вы будете идти две луны. К этому времени ваш поступок потеряет всякий смысл.
– Значит, в течение двух лун все случится? – догадался Баттусай и во все глаза посмотрел на Абэ-но Сэймэй, ища подтверждение собственным выводам.
Абэ-но Сэймэй засмеялся, и от уголков его глаз побежали морщины, а вор рту обнажились желтые зубы.
– Ха-ха-ха… Какие вы быстрые. Все чего-то ждут. Я тоже, – признался он и процитировал: «Армия не может быть собрана без необходимости».
– Но ведь все готово? – спросил Акинобу, хотя, конечно, знал ответ.
– Да, все готово. Мы вырастили столько, как ее? – сказала Гёки.
– Опунции… – подсказал Акинобу.
– Да, опунции. Новые хозяева только рады. Правда, они не стали от этого ласковей.
– Значит, надо что-то придумать, – произнес Гэндзабуро. – Что-то необычное.
– Правильно, – согласился Абэ-но Сэймэй. – Но что именно? У меня сегодня в голову ничего не лезет.
– Я тоже хочу пойти, – внезапно проснулся Зерок.
– Тебя-то сразу приметят, – сказал Акинобу.
– Это точно! – согласился с ним Абэ-но Сэймэй.
– А если побежит стая? – невинно спросил Зерок и в подтверждение встряхнулся, как большая-большая собака.
– Какая стая? – спросил Абэ-но Сэймэй и внимательно посмотрел на Зерока.
– Волчья.
– Где мы возьмем волков? – удивился Баттусай.
– А какой смысл? – вмешался Акинобу.
– А я хочу деда найти… – тихо произнес Митиёри, но его никто не услышал.
– Волки – это выход! – глубокомысленно сказал Гёки.
– Никто ничего не поймет, – согласился капитан Го-Данго.
– Стоп, стоп, стоп! – остановил восклицания Абэ-но Сэймэй и когда все смолкли, спросил у Зерока: – Говори, что задумал?
– Как вы заметили, я могу быть и человеком, и собакой.
– Ну да… – осторожно согласились все, – песиголовцем, одним словом.
– Так вот, любого из вас я могу сделать песиголовцем.
– Кими мо, ками дзо! – только и произнес Натабура.
Он не думал, что песиголовцы наделены колдовской силой.
– Как? – удивился Абэ-но Сэймэй, и с опаской посмотрел на Зерока. – Предупреждать надо!
Зерок жалобно шмыгнул носом.
– Ладно, говори, – пожалел его Натабура.
– Дух во мне такой… – тоскливо начал Зерок, – бродит… Я могу вдохнуть его в любого человека. Конечно, на время, пока он не выветрится. Человек днем будет человеком, а ночью – песиголовцем.
– В смысле? – переспросил Натабура.
– В смысле, дух луны действует.
– Ага… – что-то понял Абэ-но Сэймэй. – А днем будете отсиживаться.
– Отсидимся, – заверил его Зерок. – Я это умею, – и с тихим обожанием посмотрел на Натабуру.
Он уже выбрал его в качестве вожака.
– А ведь верно, – заметил Гёки. – Арабуру отменили закон «О пяти людях». Теперь через сэкисё пропускают по два человека за одну стражу, но кто обратит внимание на волков?
– Никто, – согласился Натабура. – Тем более что этих волков теперь расплодилось видимо невидимо.
Ему уже не терпелось куда-то бежать. Засиделся он в этом городе. Послушаем мудрые речи Старцев, подумал он, чем не дело?
– Решено, – сказал Акинобу, – пойдут Натабура и Зерок.
– И он, – показал Натабура на Афра.
– И-и-и… он, – легко согласился Абэ-но Сэймэй.
Афра подпрыгнул от радости и лизнул Натабуру в губы.
– А вот теперь я вам расскажу, как попасть в долину Проклятых самураев, – сказал Гёки. – Это и есть самое главное, что вам предстоит совершить. Все остальные опасности сущая ерунда.
После этого все узнали, что долина потому и называется проклятой, что не всем дается. А проклятой она стала называться после того, как в ней прятались последние заговорщики против регента Ходзё Дога.
Еще не легли росы на травы, когда из города выскочила волчья стая и понеслась по дороге, поднимая за собой клубы горячей пыли.
– Ату их! Ату! – кричали вдогонку стражники на мосту Бедо, бряцая оружием. Они даже схватились было за луки, но глазом не успели моргнуть, как стая растворилась за поворотом в сумерках наступающей ночи.
Стражникам было скучно и грустно. Весь день они торчали в жаре и в пыли, заворачивая крестьян в их деревни, а горожан – в их город. Пропускали только тех, кто вез краску в бочках, да зеленщиков с мясниками, которые по привычке тащили свои товары в столицу Мира. А здесь то ли псы, то ли волки! Было чем развлечься.
– Ату их! Ату! – кричали стражники и на всякий случай твердили охранительную молитву: «Наму Амида буцу! Наму Амида буцу!» – и помахивали нагинатами. А некоторые даже хватались за амулеты и талисманы. Увидеть живого волка считалось плохой приметой. А таких наглых – тем более. Должно быть, это духи, думали стражники и неистово молились.
Песиголовцы оскалились и прибавили хода – у страха глаза велики, сами боялись. Только вряд ли кто-то мог распознать в них врагов империи арабуру.
Натабура и не представлял, что в волчьем обличье можно бегать так быстро. Казалось, прошло мгновение, а они миновали предместье, низину Гахиэ и рысью стлались вдоль реки Каная – только ветер свистел в ушах. На мосты соваться было так же бессмысленно, как пытаться пролезть в бутылочное горлышко. К ночи их перекрыл ябурай[412], а еще стражники выпустили маленьких лохматых собачек, которые, почуяв волков, истерически заливались лаем вслед, трусливо поджимая хвосты, да и сами стражники в этот момент чувствовали себя неуютно и настороженно таращились в непроглядную темноту, которая начиналась как раз там, где кончался свет фонарей. Но больше всего стражники боялись хонки, поэтому запирались в казармы и дрожали от страха до рассвета.