вске, и никто, никто не вспоминал о нем, не вспоминал, что он был когда-то.
Дворники гоняли по лобовому стеклу дождевую воду, но все новые и новые капли падали на стекло, придавая городским пейзажам некую размытость, отчего казалось, что в любой момент они могут измениться или даже исчезнуть. Несмотря на то, что стоял день, было сумрачно, и вереницы машин ехали с включенными фарами. Белые и красные огни лучились за мокрыми стеклами.
Самурай ехал за внедорожником Русанова не впритык, а на некотором расстоянии. Он знал, что добыча никуда не денется. Некуда ей было деваться. Люди так обусловлены своими привычками, так ограничены в действиях. По существу все совершают один и тот же ежедневный ритуал, так что предугадать тот или иной поступок, этот или другой маршрут совсем не сложно.
Обычная человеческая судьба, о которой принято говорить приподнятым тоном, в возвышенных выражениях, на самом деле банальна, скучна, ограничена и, что важно, очень и очень предсказуема. Неожиданности редки, особенно приятные. Все идет по расписанию. Оно меняется только в тех случаях, когда меняемся мы сами, а кому охота меняться? Гораздо проще и безопаснее скользить по наезженной колее.
Которая абсолютно всегда и совершенно неизбежно ведет каждого к смерти.
Самурай проехал мимо притормозившего внедорожника, свернул за угол и поднял воротник. Не хотелось выходить под дождь. Убивать в дождливую погоду легче из-за отсутствия свидетелей, но есть и свои неприятные моменты. Мало того, что сам вымокнешь, как собака, так еще потом в машине разведешь грязь под ногами.
Мысль вызвала у Самурая усмешку. Он относился к БМВ, как к своей собственности. И Валерий Русанов наверняка мнит себя хозяином внедорожника, клуба, дома… хозяином положения. Интересно, успевают они все что-то понять, что-то пересмотреть в те секунды, когда видят направленное в них дуло пистолета? Вряд ли. Страх смерти парализует. С одной стороны, это хорошо, потому что оцепенелое состояние избавляет людей от лишних мучений. С другой стороны, они не успевают подготовиться к переходу и отправляются в мир иной в бессознательном состоянии, словно пьяные туристы, ничего не соображающие и не видящие вокруг.
Обойдя ограду, Самурай попал на узкую аллейку с мусорными баками, что обеспечивало дополнительные удобства обитателям особняков престижного района. Киллеры тоже были вполне довольны.
Бросив взгляды по сторонам, Самурай перемахнул через кирпичную ограду, не оснащенную даже элементарной колючей проволокой. Таким же простым делом было проникнуть в дом, имея при себе ключ, заранее изготовленный по слепку разобранного замка. Эту работу проделал за Самурая специально нанятый домушник, потому что во всем нужен профессионализм.
Перед тем как переступить порог, Самурай принял две меры предосторожности. Во-первых, развернул свою шерстяную шапку и натянул на лицо, обзаведясь таким образом маской с отверстиями для глаз. Во-вторых, надел на ботинки одноразовые бахилы, чтобы не наследить. Если точность — вежливость королей, то настоящего киллера характеризует предельная аккуратность.
Любовники находились наверху — Самурай слышал шум, который они производили, и реплики, которыми они обменивались. Он извлек из-под куртки пистолет с набалдашником глушителя и мягко отключил предохранитель. Поднимаясь по лестнице, он ставил ноги таким образом, чтобы не шуршать бахилами и не скрипеть ступенями. На верхней площадке валялась игрушечная принцесса в длинном фиолетовом платье. Отчего-то при виде ее Самураю сделалось грустно. Может быть, потому, что он понимал, что в его доме никогда не будут жить маленькие девочки, разбрасывающие кукол?
Заглянув в спальню, он увидел там сцену, которые обычно смакуют любители порнографии. Полуголая девушка стояла на коленях, делая минет Валерию Русанову. Ее руки сползли с его поясницы на ягодицы и сдавили их, когда ее взгляд упал на стоящего за дверью зрителя. По инерции она сделала еще несколько движений головой, после чего застыла с перекошенным лицом и оттопыренной щекой.
Русанов, недовольный промедлением, взял ее за голову и задвигался сам. Пожалуй, следовало дать ему возможность получить последнее наслаждение в этой жизни, но Самурай не стал затягивать, чтобы не мучить несчастную девушку. Он поднял пистолет и дважды прострелил обращенный к нему затылок. Пули проломили лобную кость, и череп убитого в считаные мгновения освободился от всего, чем был наполнен. Еще некоторое время Русанов продолжал стоять, опираясь на голову своей любовницы, потом стал клониться вбок и наконец шумно повалился на пол. Его ноги подергивались, словно пытаясь избавиться от брюк, спущенных на щиколотки.
— Помешал? — спросил Самурай девушку. — Извини.
Она провела языком по губам и сказала:
— Я не хотела. Он меня заставлял.
— Да мне все равно… Как тебя зовут?
— Жасмин.
— Мне все равно, Жасмин, — сказал Самурай. — Я не из полиции нравов.
Агония Русанова закончилась. Его тело и ноги застыли. Он больше не присутствовал здесь, это ощущалось очень явственно. Его мозгами была забрызгана вся стена и приоткрытая балконная дверь. Никто бы не смог разгадать, какие мысли еще недавно бродили в них, какие планы строились, какие чувства рождались. Для Валерия Русанова все закончилось. Настал черед Жасмин, так она полагала. Это было видно по ее несчастному бледному лицу.
— Я больше не сделаю ничего такого, — пообещала она. — Никогда.
Самурай пожал плечами:
— Да мне-то что.
— А хотите… Хотите, я вам тоже?
Как все женщины, она была непоследовательна. Но не убивать же за это.
— Мне не надо, — вежливо отказался Самурай.
— Я что угодно, — пролепетала она.
— И что угодно тоже не надо, Жасмин. Мы вот как сейчас поступим. Ты меня слушаешь?
— Слу… — подтвердила она. И сглотнула.
— Отлично, — одобрил Самурай. — Я уйду. Ты останешься.
— Да, да, — закивала Жасмин, продолжающая во время этого диалога оставаться в коленопреклоненном положении.
По ее бессмысленному взгляду было видно, что она не понимает, о чем идет речь.
— Ты останешься, — повторил Самурай с нажимом. — Здесь. Выждешь ровно десять минут, а потом делай что хочешь. Можешь даже полицию вызвать. Но оденься сначала. Тебе черное белье не идет, знаешь?
— Нет, — сказала Жасмин. — Что? Я не поняла. Не убивайте меня.
С этими словами она, суетливо переставляя колени, стала приближаться к Самураю.
— Стой!
Испытав приступ брезгливости, он направил на нее пистолет. Расценив это как готовность выстрелить, Жасмин вскочила и с визгом бросилась к двери балкона. Упускать ее было нельзя. Позволить ей вопить на всю округу — тоже.
Если Самурай и задумался, то на столь короткий срок, что ему даже не пришлось опускать вытянутую руку. Пистолет сам отыскал цель. Три хлопка — и столько же пулевых отверстий в спине беглянки, все чуть смещены влево.
«Кучно», — отметил про себя Самурай, приблизился, переступил через лужу крови, закрыл балкон и посмотрел на мертвую девушку.
Не то чтобы она была красавицей, но портить ей лицо не хотелось. Он еще раз выстрелил ей в сердце, присел и проверил пульс.
Из-за многочисленных кровавых брызг и потеков комната виделась в красном свете. «Этюд в багровых тонах», как написал бы создатель Шерлока Холмса.
«В Англию хочу, — подумал Самурай, сдергивая маску со вспотевшей головы. — Скорей бы. Там все другое, и я другим стану тоже. Я не хочу быть собой. Устал. Почему я такой?»
Ему не было жаль убитых, даже девушку, не виноватую, в общем-то, ни в чем. Он жалел самого себя. Его рука автоматически поставила пистолет на предохранитель и вернула на место. Глаза обежали комнату, проверяя, не упущено ли что-нибудь, например включенный мобильник, снимающий все, что находится перед объективом. Взгляд остановился на приоткрытой двери.
Там мог находиться кто-то, кто видел все, в том числе и его самого, преждевременно снявшего маску.
Не мог — а находился.
Самурай явственно заметил неуловимое движение за щелью.
Похолодев, он прыгнул вперед, ударил дверь ногой и присел на расставленных ногах, чтобы пропустить выстрел над собой. В него не стреляли. Выхватив пистолет и держа его в вытянутых перед собой руках, Самурай прицелился в стоящую напротив женщину. Это была жена Русанова, он ее сразу узнал.
— Валерия?
— Да, — ответила она.
— Что ты тут делаешь?
Вместо ответа она показала пальцем на спальню, в которой он стоял.
— Не понял, — сказал Самурай.
— Я следила, — сказала Валерия.
— За мной?
— За мужем.
— А.
Самурай замолчал. Он ни с того ни с сего вспомнил куклу на лестничной площадке. Перед ним находилась мать той девочки, которая тоже жила в этом доме. Самурай воспринимал Валерию не как супругу Русанова, именно как маму девочки. Как ее звали? Почему звали? Зовут. Ее зовут Вика. Сегодня ее ожидает ужасный день. Неужели Самурай сделает так, что несчастную девочку даже утешить будет некому?
— Почему ты молчишь? — спросил он у Валерии.
— Это что-нибудь изменит? — задала она встречный вопрос.
Вместо того чтобы ответить, он повернулся и пошел вниз. Это было глупое, даже безрассудное решение, но, странное дело, оно принесло Самураю некоторое облегчение. Более того, впервые за долгое время ему не хотелось никуда уезжать.
Он покинул дом точно так же, как явился, не встретив никого по пути. Садясь в машину, услышал где-то вдалеке вой сирен и предположил, что, стоило ему удалиться, как Валерия Русанова вызвала полицию. А кто бы на ее месте поступил иначе?
Отъезжая, Самурай беззлобно выругал себя за то, что нарушил свои раз и навсегда установленные правила. Хотя почему навсегда? Если существуют правила, то должны быть и исключения, не так ли?
Глава тринадцатаяПлата и расплата
Поймав себя в пятый или шестой раз на том, что он вспоминает Валерию и думает о ней, Самурай напрягся. Привязываться к кому-либо было непозволительной роскошью для человека его профессии. Он не хотел никого любить. Он боялся любить. Это делало его слабым, уязвимым.