Он шел напролом и ставил на карту все: репутацию, достоинство, положение. Поступая таким образом, он отрезал себе путь к отступлению. Одновременно с этим Самурай лишал себя права на поражение. Голобородько, не понявший этого, решил, что противник просто бахвалится. Кроме того, он разозлился, что не пошло ему на пользу. Когда поединок начался, он с ходу пропустил прямой удар в голову, разошелся еще сильнее, полез на рожон и нарвался на контратаку, после которой остался с рассеченной бровью и кровью, стекающей на левый глаз.
Досталось и Самураю. Его губы лопнули в двух местах, из носа текло. Они бились раздетыми по пояс, и вскоре его трусы промокли от пота так, что хоть выжимай. Перчатки противника так и мельтешили перед глазами, собственные руки отяжелели и с трудом поднимались для отражения ударов. Было такое впечатление, что мышц там не осталось вовсе. Руки болтались, как плети, легкие перчатки сделались для них непосильным грузом.
Видя, что Самурай выдыхается, Голобородько усилил напор. Он все чаще попадал в лицо, все реже подставлялся под встречные удары. Шлем на голове Самурая не спасал от головокружений и потемнений в глазах. Пока что они были кратковременными, но был недалек и момент нокаута, после которого осталось бы только покинуть клуб, чтобы никогда не отважиться появиться там снова.
Это был достаточно веский стимул для того, чтобы мобилизовать все свои внутренние ресурсы.
Самурай приказал себе забыть о боли, изнеможении, отупляющей слабости и утрате координации. Он превратился в робота, запрограммированного лишь на то, чтобы бить, бить и бить опять. О защите больше не было и речи.
Немногочисленные зрители уже давно не кричали, не свистели и вообще ничем не выражали своих эмоций. То, что происходило у них на глазах, пугало. Сколько можно молотить друг друга без передышки? Почему никто из этих двоих до сих пор не падает? Где это видано, чтобы любители, не умеющие толком держать стойку, дрались без перерывов пять минут… десять… двадцать…
В какой-то момент они оба поняли, что больше не могут. Упершись друг в друга плечами и лбами, Голобородько и Самурай раскачивались посреди ринга, уже не способные поднять руки и даже сделать шаг в сторону. Их не разняли, их развели и тотчас усадили на пол, потому что ни один, ни другой не смогли идти. Когда с них сняли шлемы, их распухшие физиономии были просто неузнаваемы.
— Ты… блин… — пропыхтел Голобородько и умолк, восстанавливая дыхание.
Грудь его ходила ходуном.
— Что? — спросил задыхающийся Самурай.
— Устоял… Как?
— Так.
— Я же профи!
— А у меня призвание, — объяснил Самурай.
— А-ха-ха!
— Ха-ха-ха!
Парни, стоявшие вокруг, так и не поняли, чему смеются эти двое, отчего не возненавидели друг друга и поглядывают один на другого с симпатией.
Глава двадцать перваяМечты и реалии
Взглянув в зеркало, Самурай с сожалением обнаружил, что даже по истечении недели после боксерского поединка синяки не сошли, а лишь еще сильнее позеленели, придавая лицу нездоровый желтушный оттенок. Бреясь, приходилось с предельной осторожностью обрабатывать распухшие участки и обминать затянувшиеся ссадины. Причем после бритья собственная физиономия не стала выглядеть благообразнее. Это отметила и Валерия, когда Самурай присоединился к ней за столом.
— Вылитый бандит, — сказала она. — И Голобородько не лучше. Что посетители подумают? Не клуб, а притон.
— Я не буду лезть на свет, — пообещал он. — Посижу в уголке. Надоело дома торчать.
— Ты же говорил, что любишь одиночество, — напомнила она, выкладывая стейк на его тарелку с макаронами.
— Люблю, — согласился Самурай. — Но не настолько, чтобы в затворника превращаться. Вика когда вернется? С ней веселее.
— Даже не знаю, как тебе теперь доверять дочь, — вздохнула Валерия то ли в шутку, то ли всерьез. — Ты совершенно безответственным оказался, Николай. Ведешь себя как мальчишка.
— Мужчине, который наполовину мальчик, и мальчику, который наполовину мужчина…
— Что?
— Такая эпитафия на могиле Стивенсона написана, — пояснил Самурай, нарезая мясо и отправляя куски в рот. — Если я ничего не путаю.
— Тоже боксер? — спросила Валерия.
— Кто? — не понял он.
— Стивенсон твой.
— Нет, — покачал головой Самурай. — Он «Остров сокровищ» придумал.
— Какой-какой остров?
Объяснять не хотелось. Самурай пожевал немного и сменил тему. Вернее, плавно соскользнул с прежней, сказав:
— Тропический. Хорошо бы сейчас нам с тобой махнуть куда-нибудь в теплые края, а? С Викой, пусть там на меня дуется. А может, и перестала бы. Солнце, море, пальмы… Обстановка к хандре не располагает.
— У девочки не хандра, — произнесла Валерия с мягким упреком. — Она…
Самурай поднял взгляд:
— Ну? Договаривай. Девочка отца потеряла, да? И убийца сидит с тобой за одним столом.
— Прекрати! Я совсем не это имела в виду. Просто хотела сказать, чтобы ты на нее не обижался. Она действительно потеряла отца, и она ребенок. — Доев, Валерия отпила воду из стакана и промокнула губы салфеткой. — Знаешь, мне нравится твоя идея насчет острова. Нужно только выбрать. Фиджи, Канары, Барбадос… Где зимой теплее. Вот возьмем и махнем туда на Новый год. А? Как тебе такое предложение?
— Расходы пополам, — быстро произнес Самурай.
— Коля! — сказала Валерия. — Я теперь бизнес-вумен или кто? Могу побаловать своего бойфренда?
— Я не бойфренд! И баловать меня не надо.
— Обиделся! Обиделся, да? Ну и зря. Клуб не только мой, но и твой. Ты мой партнер, и мы имеем равные права на прибыли. Дело ведь не в том, на кого что оформлено и на чьи счета поступают деньги, верно? Если ты настаиваешь, давай заключим соглашение. Хочешь?
— Нет! — быстро произнес Самурай, которого даже покоробило от мысли, что его заподозрили в корыстных намерениях. — Ничего менять не надо. Пусть все остается как есть.
— За исключением одного момента! — усмехнулась Валерия, многозначительно поднявшая палец. — Когда пройдет достаточно времени и ты как следует обдумаешь все, ты сделаешь мне предложение… — Она улыбнулась шире. — И я его приму.
— Я все обдумал…
— Нет! Молчи! Не сейчас. Говорю же, пусть время пройдет, тогда вернемся к этой теме. — Валерия наморщила лоб. — Хочу, чтобы Вика привыкла к тебе. Представляешь, я сегодня звонила, а она отказывается возвращаться домой. Хочет пожить у бабушки еще. Разве что тропиками ее заманить?
— Это все мечты, — пожал плечами Самурай. — Никуда мы не поедем. У тебя дел невпроворот. Ты еще ни одной ночи в клубе не пропустила.
— Нужно во всем разобраться. Там ведь за каждым глаз да глаз.
— И я о том же. Какие, к черту, каникулы!
— Но помечтать-то можно? — огорчилась Валерия.
— Мечтай на здоровье, — разрешил Самурай. — Но уже по дороге. На работу пора.
Ему хотелось развеяться немного. Невеселые мысли одолевали его, когда он оставался один. Он разрывался между необходимостью зарабатывать самостоятельно и желанием находиться рядом с Валерией. В очередной раз отложив принятие решения на потом, он завез ее в клуб, после чего она направилась прямиком в свой кабинет, а он заметил в зале Голобородько и подсел к нему за стол.
— Неважно выглядишь, — отметил Самурай, не скрывая своего удовлетворения от того, что не он один ходит с разукрашенной физиономией.
— Ты тоже не тот прежний красавчик, которым сюда заявился, — сказал Голобородько, попивающий из стакана что-то ядовито-зеленое и наверняка очень полезное, но невкусное.
— Жаль, не в кино. Синяки давно бы сошли.
— В кино герои вообще без фингалов обходятся. Ходят с красивыми шрамами. А сунуть такому кулаком в морду, так сразу все очарование растеряет.
— Но я все равно не жалею, — сказал Самурай. — Хороший был бой.
— Мы еще встретимся на ринге, — пообещал Голобородько.
— Не-а.
— Это почему?
— Ты, Володя, наверное, сейчас боксом усиленно занимаешься, а я бездельничаю. Нет уж, пусть остается ничья. Оба при своих.
— Хитрый ты, как я погляжу, — прищурился Голобородько. — Если я тебя все же вызову на поединок?
— Тогда право выбора оружия будет за мной, — сказал Самурай. — Будем драться на пистолетах. В этом ты меня не обставишь.
— Хорошо стреляешь?
— Никто пока не жаловался.
Это было произнесено таким тоном, что Голобородько быстро взглянул на собеседника и счел нужным перевести разговор в другое русло. Они обсудили особенности различных кроссовок, поделились секретами снятия крепатуры мышц и были готовы к продолжению общения, когда к ним нервной походкой подошла Валерия.
— Не поняла, Владимир, — сказала она. — Почему ты тут сидишь, а ко мне в кабинет кого попало пускают. И ты тоже хорош, Коля. Вот так полагайся на мужчин.
— Что случилось? — спросили они в один голос.
— Является ко мне странный тип, — пояснила Валерия, оглянувшись на служебный ход, почти скрытый «клубящимся» народом. — Мутный. В смысле, с виду очень порядочный человек, но речи у него скользкие и взгляд непонятный.
— И чего он хочет? — мрачно поинтересовался Самурай, собираясь встать.
Голобородько удержал его, надавив ладонью на плечо.
— Не спеши, Коля. Это моя работа. — Он вопросительно поднял брови. — Так чего хочет этот мутный тип?
— Чтобы я «Ночную жизнь» продала, — пояснила Валерия. — За четверть цены.
— Ему?
— Нет. Он только представляет покупателя.
— Та-ак! — Самурай сбросил руку с плеча и все же встал. — Уж не родственники ли у Карена объявились? Горные мстители какие-нибудь?
— Нет, — покачала головой Валерия. — Это другие люди. И уровень другой.
Не слушая ее, Самурай уже шагал в сторону кабинета. Голобородько двигался следом, раздвигая плечами тех, кто недостаточно проворно уступал ему дорогу.
В кабинете они увидели молодого человека лет тридцати, с вежливой улыбкой и наглыми глазами вороны, которая точно знает, что рано или поздно доберется своим клювом до всего, до чего захочет. Костюм на нем был узкий, с короткими брючками, обнажающими такие же короткие носки и непристойно голые щиколотки. Уже из-за о