Самурай для верности свернул ему голову, а потом очередь дошла и до Матроскина, который все еще возился с ручкой, не видя и не соображая ничего от дикой боли в мозгу. Самурай положил конец его мучениям, а потом поочередно затащил охранников на заднее сиденье автомобиля, разместив их там рядышком, чтобы, если загробная жизнь существует, могли бы обсудить свои ошибки и поделиться впечатлениями о переходе в мир иной.
Прихватив мобильники обоих, Самурай направился к дому Валерии. Он перепрыгнул через ограду и приблизился к окну, из которого падал свет, образуя золотистый прямоугольник на снегу. Четкие тени от ветвей были синими, а под навесом для поленьев было черным-черно. Дорожка, опоясывающая дом по периметру, была расчищена. На ней валялась сломанная пластмассовая лопата. Вторая — обычная, с деревянным черенком и черным железным штыком — торчала в сугробе: ею, видимо, сбивали наледь с плиток.
Стараясь не скрипеть мерзлым снегом, Самурай подошел к окну и осторожно заглянул внутрь. Он увидел Монику Карловну и Валерию, сидящих рядом на диване, и прохаживающегося перед ними Голобородько. На кресле валялись детские вязаные одежки и пуховичок, рядом стояли сапожки, тоже принадлежащие Вике. Судя по лужицам растаявшего снега, девочка уже была возвращена домой и то ли спала, то ли просто была отправлена наверх, чтобы не мешать взрослым разговаривать. Исходя из этой же предпосылки, похитил и привел ее не кто иной, как Володя Голобородько. Таким образом он оказывал давление на Валерию и добивался от нее уступок. Каких? Самурай не стал гадать. Его нисколько не интересовали мотивы и цели Голобородько.
Он выдернул из снега лопату и повертел ее в руке. Лопата была прочная, увесистая. Самое то. Подходящее оружие для того, чтобы осуществить задуманное. Не пускать же в ход пистолет. Глушитель остался в машине за городом, а стрельба могла не только напугать женщин и девочку, но и привлечь внимание соседей.
Отойдя от окна, Самурай включил трофейный мобильник и нашел в контактах Голобородько, значившегося там как просто Volodia. Он набрал номер и, дождавшись ответа, прохрипел в трубку:
— Шухер! Скорей!
После этого Самурай занял позицию за углом возле входного крыльца. Оба телефона охранников поочередно загудели в карманах, но звук был отключен, а принимать вызов никто не собирался. С лопатой наперевес Самурай ждал появления Голобородько. Лишь бы тот не оказался вооруженным пистолетом. Но нет, вряд ли. Мастера единоборств слишком рассчитывают на физическую силу, чтобы пользоваться огнестрельным оружием.
Дверь распахнулась. Она прикрывала собой стоящего у порога Голобородько, но тот выдавал свое присутствие ритмично вырывающимися облачками морозного пара, радужно переливающегося на фоне лунной ночи.
Подгадав нужный момент, Самурай поставил ногу на крыльцо с отвесной стороны, лишенной ступенек. Как только человеческий силуэт выплыл из-за двери, он взлетел наверх и занес лопату, держа ее на манер копья. Первый удар Самурай намеревался нанести в висок, а дальше действовать по обстоятельствам.
Голобородько проявил фантастическую реакцию. Он не только подставил руку, но и начал разворачиваться лицом к Самураю. Пришлось на ходу менять тактику. Не завершив выпад, Самурай взялся за древко обеими руками и рубанул ребром лопаты по колену противника.
Удар достиг цели. Но это не остановило Голобородько, который тут же перешел в контратаку. Несмотря на поврежденную ногу, он бросился вперед столь стремительно, что Самураю осталось лишь спешно ретироваться, спрыгнув с крыльца с той же стороны, откуда он явился.
Бормоча угрозы, Голобородько последовал за ним. Это было уже серьезно. Затея оглушить его сразу и добить потом провалилась, а схватиться врукопашную с Голобородько Самурай был не готов. Они находились не на ринге, а бой без правил не сулил ничего хорошего. Начальник охраны попросту смял бы Самурая и размазал его по стенке, невзирая на лопату.
Оставалось лишь пользоваться тем, что поврежденная нога не позволяла Голобородько передвигаться достаточно быстро и лягаться на ходу. Прихрамывая, он гонялся за Самураем по двору. Они кружили то вокруг заснеженной ели, то вокруг поленницы, и с каждой секундой Голобородько двигался все увереннее. Окончательно приобретая превосходство над противником, он прихватил внушительный колун, валявшийся под навесом для дров.
Самурай подумал, что, кажется, переоценил свои силы. Он попал в ловушку. Стоило ему обратиться в бегство, как Голобородько осталось бы только метнуть ему вдогонку топор, который, подобно огромному томагавку, вонзился бы в спину. Да и как потом добраться до Голобородько, если спугнуть его сейчас? Нет, нужно доводить начатое до конца. Одному из них было суждено погибнуть — прямо здесь, в этом уютном мирном дворике с детскими качелями и кормушкой для птиц.
Решивший идти ва-банк Самурай присел, скрывшись из виду противника за большой поленницей высотой почти в человеческий рост и длиной не менее двух метров. Дальнейшее зависело от удачи и интуиции. Вместо того чтобы огибать дрова по часовой стрелке, как он делал это до сих пор, Самурай метнулся вправо. Голобородько угадал маневр и выскочил ему навстречу, но не рассчитал скорость движения и замах. Топор был поднят слишком высоко, а Самурай действовал стремительно. Стальной клин еще только начал опускаться на его голову, когда он сделал выпад, действуя лопатой, как штыком.
Заточенная пластина угодила Голобородько точно в приоткрытый от натуги рот. Раздался скрежет зубов по железу, лопата вонзилась дальше. Потерявший равновесие Голобородько рухнул на спину, выронив топор во время падения. Прежде чем он пнул Самурая ногой, тот ударил штыком сверху вниз, вложив в удар все силы. Пришлось повторить это еще несколько раз, круша лопатой переносицу, скулы и череп поверженного врага.
— Готов? — прозвучало в мертвой тишине.
Самурай оглянулся и увидел Валерию, выскочившую во двор в свитере и короткой юбке. Ее глаза были круглыми и неправдоподобно большими.
— Да, — сказал Самурай. — Иди в дом, простудишься. Маме не говори.
— Хорошо, — кивнула она.
— Я увезу его подальше вместе с его дуболомами. Потом вернусь.
— Хорошо, — повторила Валерия.
— Скажешь, что Володя уехал. Далеко и навсегда.
Определение получилось как нельзя более точным. Голобородько больше не было с ними. Его не стало.
Глава тридцать пятаяЯвное и тайное
Город еще не помнил такой ранней и дружной весны, как эта. Сразу после масленицы солнце полезло все выше, растапливая снега, как масло. Небо наполнилось ослепительной синевой, с крыш полетели сосульки, круша головы неосторожных прохожих. Девушки, рискуя здоровьем, засверкали оголенными ляжками, порождая несбыточные мечты в умах пожилых дядечек, то и дело прикладывающих руки к тревожно забившимся сердцам. Началось раздолье для коммунальных служб, списывающих колоссальные денежные средства на побелку бордюров и древесных стволов. Дорожники принялись латать разбитые дороги по таким расценкам, что дешевле было бы засыпать дыры не асфальтом, а сразу золотом.
Все плохое, гадкое и страшное забывалось и скукоживалось, как грязные сугробы в тени. Валерия перекрасилась в блондинку и приобрела три тренажера. Самурай предпочитал заниматься спортом на свежем воздухе. По утрам он затеял получасовые пробежки, с которых возвращался не уставший, а взбодрившийся и веселый. Пользуясь его отсутствием, Вика в очередной раз затеяла разговор о том, что ей не нравится присутствие постороннего человека у них в доме.
— Я знаю, что дядя Николай тебе помог, мама, — сказала она, — но ты тоже для него много сделала. Сколько можно? Сколько это будет продолжаться?
— Вот и я то же самое говорю, — проворчала Моника Карловна, ни к кому конкретно не обращаясь. — Хорошего понемножку. Загостился у нас твой дружок, Валерия.
Они завтракали за овальным столом, не дожидаясь Самурая. У всех было времени в обрез. Монике Карловне нужно было везти Викторию в школу, Вике предстоял долгий учебный день, Валерия собиралась сегодня провести очень важную встречу. Она отставила чашку с кофейной гущей и достала косметичку, чтобы подкрасить губы.
— Вы сговорились? — сказала она, строя милые гримаски перед зеркалом.
— Мы постоянно говорим тебе одно и то же, — напомнила мать. — Только ты отказываешься воспринимать. Никаких доводов слушать не хочешь.
— Почему же. — Валерия закрутила помаду. — Я слушаю.
— Но ничего не делаешь! — упрекнула дочь.
— Ошибаешься, Вика.
— Что-то не заметно, — кисло произнесла Моника Карловна.
— Скоро заметите, — усмехнулась Валерия.
Дочь и мать недоверчиво уставились на нее. Она кивнула в сторону двери:
— Сейчас Коля вернется, так что давайте закроем тему. Скажу одно. Пожалуй, я готова с вами согласиться.
— Насчет… — начала Моника Карловна.
Валерия предостерегающе подняла палец и оглянулась, чтобы встретить улыбкой возвратившегося Самурая.
— Новый рекорд? — спросила она, улыбаясь.
Он улыбнулся в ответ:
— Старые девать некуда. Всем доброе утро.
— Доброе, доброе, — покивала Моника Карловна с неожиданной для нее доброжелательностью. — Вот с кого надо брать пример, девочки. Всегда подтянут, всегда в форме.
— Что это с ней? — удивился Самурай, когда остался с Валерией наедине. — Обычно от нее доброго слова не дождешься, а тут…
— Привыкает, — сказала Валерия, притворяясь поглощенной уборкой посуды.
— Надеюсь.
— Ты в душ?
— Да.
— Тогда до вечера, Коля. Мне пора.
— Я заеду в клуб после обеда.
Она посмотрела ему в глаза, качая головой:
— Сегодня лучше не надо. У нас аудит намечается.
Самурай нахмурился:
— У меня такое впечатление, что ты постепенно отстраняешь меня от дел.
— Глупости какие! Как не стыдно! По-моему, у тебя нет причин жаловаться. Ты полноправный хозяин в клубе. Но с учредительными документами опять заминка. Бюрократы проклятые! Проще, наверное, новую фирму открыть, чем старую переоформить. — Валерия изобразила задумчивость. — Может, так и сделать?