Шарп потерял чувство времени. Страх истаял, как таял всегда перед лицом непосредственной опасности. Бойцы Нэна шли, кровью платя за каждый пройденный метр. Дым густел. Распростёртые тела отмечали места падения гранат и разрывов дальней картечи. Увечные стонали, плакали, ругались или тихо отходили в мир иной. Хаос пришёл на смену порядку. Строгие ряды батальонов распались на отдельные группы, попеременно вырывающиеся вперёд. Одиночки прибивались к таким группам или прятались, или вовсе драпали в тыл. Иногда в дыму мелькали стяги. Порой дружный крик знаменовал взятие траншеи. Конно-артиллеристы вылетали из клубов дыма, споро разворачивались, палили наобум и вновь исчезали в дыму.
Натиск выдохся. Вражеская артиллерия, притихшая было после первого успеха наступающих, теперь терзала их с удвоенной силой. Кучки бойцов по одной приникали к земле, и поднять их в атаку не смог бы ни Нэн, ни сам Господь Бог. К счастью, уловив заминку и верно её истолковав, командование дивизии послало в бой бригаду резерва. Свежие полки бодро маршировали мимо трёх поредевших батальонов Нэна.
По щекам пожилого шотландца текли слёзы, то ли от горечи непомерных потерь, то ли от гордости за своих людей, за мужество их, за доблесть.
— Поздравляю, сэр. — сказал Нэну Шарп, — Мы довольно далеко продвинулись.
— Не так далеко, как должны были. — закряхтел Нэн и прислушался, — Ого! Кому-то достаётся!
— Главный редут, сэр.
В сером слоистом дыму чуть левее поднимались более светлые клубы над центральным укреплением. С его земляных стен трещали мушкеты.
— Возьмём форт, — изрёк Нэн, — битве конец.
Однако, как бы генерал-майору ни хотелось обратного, взятие редута было задачей совсем других людей, таких, как хайлендеры резерва, шагающие в бой под неизменные звуки волынки. Нэн вложил саблю в ножны:
— Пойдём в тылу атакующих, Шарп.
— Есть, сэр.
Шарп поскакал переформировывать обескровленную бригаду. В воздухе порой жужжали рядом пули, две гранаты взорвались почти одновременно впереди и позади Сикораксы, чудом не задев ни лошадь, ни всадника. Шарп думал о Джейн, о Дорсете и всех радостях, что сулил мир, и жаждал скорейшей победы.
Шотландцы лезли на главный редут. Бьющая в упор картечь сметала их десятками, поддержанная ружейным огнём, но хайлендеры по телам товарищей уже перебирались через сухой ров.
— Лучше пусть они, чем я. — сбоку подошёл сержант Харпер.
Рота Фредериксона отделалась сравнительно легко, потеряв всего шесть бойцов. Батальон Таплоу пострадал гораздо сильнее. Погибла добрая половина личного состава. Выжившие были подавлены, некоторые плакали.
— Горюют о Таплоу. — пояснил Шарпу капитан Лёгкой роты, — Он ругал их, порол их и стоял за них горой.
— Смелый был человек. — отдал покойному должное Шарп.
— Он сам искал такого конца. Боялся мира. Боялся «сдохнуть от скуки».
Хайлендеры карабкались на земляные валы. Французские мушкеты выщёлкивали их одного за другим. Солдат забрался на частокол. Его сшибла пуля, но место убитого занял его товарищ. В этот момент хайлендеры поодаль каким-то образом раскачали и выломали пару брёвен. В образовавшуюся дыру хлынули солдаты, воинственно завывая. Роты поддержки спешили через заваленный трупами ров. Редут пал.
Шарп спрятал палаш, только сейчас с удивлением сообразив, что так и не обагрил лезвие вражеской кровью. А вдруг, суеверно подумалось ему, это знак? Вроде того: хочешь сохранить жизнь, не отнимай сегодня её у других. Стрелок поскрёб подбородок, но за редутом грянул залп, и мысли Шарпа устремились туда.
— Спаси, Господи, Ирландию! — произнёс Харпер.
Французы контратаковали столь же исступлённо и бесшабашно, как шотландцы атаковали их минутами раньше. Противники стоили друг друга, схватка была жестокой, однако французы превосходили хайлендеров числом, и скоро немногие уцелевшие красное мундиры посыпались в ров под улюлюканье врагов. Радовались французы рано, на смену разбитому шотландскому батальону из резерва спешил другой.
— Стройте бригаду! Мы — резерв. — крикнул издалека Шарпу Нэн.
— Застрельщики, вперёд! — распорядился майор.
Бригада Нэна, в начале боя насчитывавшая три полнокровных батальона, теперь не дотягивала и до двух: шотландцы слева, сведённые воедино англичане — справа. Напряжённо взирая на задымленный редут, люди молились, чтобы их помощь там не понадобилась. Пот проложил по чёрным от сажи лицам белые дорожки.
Второй шотландский батальон ворвался в форт. Дым мешал рассмотреть, что происходит внутри, и только волынки и крики на гэльском позволяли предположить: хайлендеры взяли верх.
Шарп направил Сикораксу к Нэну. Высоко в небе, над дымом, парили два жаворонка. Как они оказались здесь посреди бесконечного кровавого дня? Сикоракса шатнулась от мёртвого сержанта-шотландца. Странная отрешённость владела Шарпом. Бойцы сражались и умирали в двух сотнях метров от него; дрожала земля, сотрясаемая снарядами, но всё это больше не трогало стрелка. Он вдруг вспомнил о куске солонины в сумке и захотел есть. Сумка оказалась пробита пулей. Свинцовый шарик застрял в жёстком хрящеватом мясе. Выковыряв непрошенную гостью, Шарп с аппетитом заработал челюстями.
— Метрах в пятистах за нами есть ещё одна бригада. Их задание — прочесать хребет кряжа, когда редуты падут. — обрадовал генерал-майор.
— Хорошо.
— Крайне признателен вам за то, что вы сделали. — сказал Нэн.
Шарп смущённо пожал плечами:
— Я и клинок-то нынче в крови не помочил.
Нэн его утешил:
— Я тоже.
Пущенное вслепую французское ядро перелетело через засевших в редуте шотландцев, которым предназначалось, и снесло голову кобыле Шарпа. Секунду стрелок восседал на исторгающем фонтан крови трупе, затем тело животного ткнулось вперёд. Майор едва успел выдернуть ноги из стремян и неловко выскочил из-под заваливающейся набок обезглавленной кобылы, плюхнувшись в тёплую красную лужу.
— Чёрт! — он рывком поднялся, — Чёрт! Чёрт!
При виде ошарашенной физиономии стрелка Нэн вдруг заливисто расхохотался.
— Простите, мой друг! — выдавил генерал-майор сквозь смех, — Простите, ради Бога! Видели бы вы себя сейчас!
— Её подарила мне Джейн. — Шарп кисло оглядел то, что звалось Сикораксой. Задние копыта судорожно подёргивались.
— Отличная была лошадка. — Нэн, наконец, справился с приступом веселья, — Седло снимите, сейчас найдём вашей кобылке замену.
Генерал-майор повернулся, выискивая своего запасного коня для Шарпа, но тут у редута вновь грянули залпы, и лошадь была забыта.
На этот раз французы ударили с фланга, и снова шотландцы отступили перед лицом превосходящего числом противника. Редут заполонили синие мундиры, трещали мушкеты, изнутри неслись вопли добиваемых одиночек-хайлендеров. Французы вернули форт.
— Лягушатники крайне лихо дерутся сегодня. — подивился Нэн.
Вдоль частокола французы штыками приканчивали раненых шотландцев. У редута, действительно, солдаты Сульта показали мужество и ярость, коих им так недоставало при атаке в колоннах. Среди дыма сиял вражеский штандарт. Под Орлом Шарп разглядел французского генерала. Он стоял, широко расставив ноги, на южном парапете, всем своим видом демонстрируя, что никакие англичашки не вынудят его больше отсюда уйти. Его высокомерие не осталось без внимания, с десяток стрелков Фредериксона выстрелили по генералу, однако он был, как заговорённый.
Шарп навёл на генерала подзорную трубу:
— Это же Кальве! — тот самый коренастый крепыш, с которым они мерились силами под Тес-де-Буш, — Чёртов Кальве!
— Дадим заморышу урок! — Нэн с лязгом вытащил из ножен саблю.
Пока подойдут свежие подразделения британцев, Кальве закрепится в редуте и вышибить его оттуда будет невозможно. Контратаковать требовалось именно сейчас, а единственным сколько-нибудь боеспособным соединением поблиз форта являлась переполовиненная бригада Нэна.
— Быстро, Шарп! Покуда мерзавцы не опомнились!
Кальве отвернулся, торопливо раздавая приказы. Его люди охватили редут с флангов. Ров укрепления был забит мертвецами.
Нэн выехал между двух батальонов бригады:
— Примкнуть штыки! — солдаты исполнили команду, и генерал взмахнул двууголкой, — Вперёд! Почему не слышу волынок?
Волынки подали голос, и два батальона двинулись к врагу. Заметили их не сразу. Французы расчищали амбразуры и стрелковую ступень, а один из полков Кальве строился в три ряда перед заваленным трупами рвом. Командир батальона первым увидел приближающуюся бригаду Нэна и криком предупредил товарищей в форте.
Никто из побывавших в редуте британцев не додумался заклепать орудия, и пушкари обрушили на шеренги бригады шквал картечи. Пеший Шарп, отстав от конного генерал-майора, вдруг с ужасом узрел, как тот скрылся в облаке взрыва. Бросившись со всех ног к рассеивающемуся дымному сгустку, майор вздохнул с облегчением. Ржала, пытаясь подняться, раненая лошадь. Нэн, без шляпы, всколоченный и окровавленный, был жив.
— Вперёд! — орал он, тыча саблей, — Вперёд!
Форт дважды брался и дважды отвоёвывался. Его земляные валы с короной иссечённого пулями и осколками частокола, стали точкой, где схлестнулись самолюбия противоборствующих сторон. Никто не хотел уступать врагу редута. Шарп ясно видел проходы, по которым можно было обойти укрепление, но обойти — значило отдать его Кальве. Для Нэна, засидевшегося в штабах и дорвавшегося, наконец, до настоящего дела, редут тоже превратился во что-то большее, чем просто укреплённый пункт.
— Смелей, ребята! — генерал-майора шатало. Он ухмыльнулся Шарпу, — Поднажмём, мошенники и спекутся!
Один из хайлендерских флагов упал. Сержанту-знаменосцу ядро отчекрыжило ногу по колено. Стяг подхватил другой шотландец.
Кальве скрылся в недрах редута. Французы перед рвом подняли мушкеты. Взвели.
— Держи строй, братцы! — ярился Нэн, — Раздавим лягушатников!
Залп. Пули вспороли воздух. Пушечные амбразуры дохнули огнём и дымом. Нэн повалился назад. Шарп подхватил его: