— Слышишь, сестра, — обратилась Эва с радостью к Марии, — как мало разума было в наших волнениях.
— Слышу, — прошептала Мария, — понятно, что предчувствия могут быть обманчивы.
Джелла между тем продолжала:
— Я говорила с вашим другом лордом Сингльтоном о вас и вашем беспомощном одиночестве, которое меня глубоко смущает и даже огорчает.
— Мы не совсем одиноки, принцесса, — возразила Мария, — сэр Джордж и брат его Эдвард живут вместе с нами в доме, который принадлежал нашему дорогому опекуну.
— Да, я знаю это, но в том–то и вся беда…
— О какой беде вы говорите, принцесса?
— Лорд Сингльтон, которому я высказала свои предложения и который поддержал и даже одобрил их, просил меня помочь вам в трудные для вас дни…
— Мы не понимаем вас, принцесса.
— Потому я и хочу высказаться как можно яснее. Я жила в Англии, правда недолго, но, однако, вполне достаточно, чтобы совершенно изучить нравы и обычаи вашей страны, а потому мне хорошо известно, что там, в этой свободной стране, девушки наравне с мужчинами и женщинами пользуются полной свободой и независимостью, и никому и в мысль не приходит считать эту излишнюю свободу неприличием.
— Что хотите вы этим сказать, принцесса? — спросила Мария.
— А вот что: как ни беспредельна независимость и свобода молодых англичанок, однако она не простирается далее того, чтобы беспрекословно допустить молодым девушкам жить в одном доме с мужчинами, которые им не братья и не дальние родственники. Со времени смерти вашего попечителя вы находитесь именно несколько в двусмысленном положении. Здесь–то я и вижу опасность, которая угрожает не столько вам, сколько вашей репутации.
— Нашей репутации! — удивилась Эва, и ее маленькие брови резко взметнулись вверх.
— Мы не знаем за собой дурных поступков! — заметила Мария.
— В чем же, в таком случае, могут обвинить нас? — продолжала Эва.
— Конечно, ни в чем справедливом, — возразила принцесса, — но разве не могут говорить про вас ложь? Словом, оклеветать вас. А добрая молва, добрая слава о молодой девушке составляет наиглавнейшее ее сокровище. Молва не должна чернить се, если не ради ее самой, то, по крайней мере, ради любящего и любимого ею человека.
— Мне кажется, что рассуждения принцессы справедливы, сестра, — заметила Эва, — мы и не подумали об этом.
— Я согласна, — проговорила Мария.
— Хорошо, что я подумала об этом, так как люблю вас, — закончила Джелла.
— Как же нам поступить теперь? — почти в один голос спросили сестры.
— Как поступить? — задумалась на мгновение Джелла.
— Просто–напросто исполнить желание лорда Сингльтона, вашего законного опекуна со времени смерти сэра Джона Малькольма.
— И вам известно его желание?
— Он поручил мне передать его вам. Он просит вас согласиться хотя бы временно пожить в моем дворце.
Сердца девушек наполнились безотчетным страхом и подозрением.
— В вашем дворце, принцесса? Зачем это? — едва выговорили они, запинаясь.
— Первоначальное намерение лорда Сингльтона было предложить вам его собственный дом, но по зрелым размышлениям он пришел к выводу, что рука женщины с большей заботливостью сумеет вытереть слезы горести, и голос ее наполнен большим могуществом и убедительностью в деле утешения. Кроме того, он не желал лишить меня удовольствия, которое я получу, приняв вас в свой дом. Ведь я всем сердцем, всей душой предана вам, мои дорогие! Раз отдавши свое сердце, я не требую уже его возвращения, а вчера, во время бала у губернатора, вы всецело завладели им. С первого взгляда на вас я почувствовала расположение к вам, даже дружбу. Но вместе с тем заметила и недостаток взаимности с вашей стороны, хотя дала себе слово всеми путями добиться вашего доверия, так велико мое расположение к вам!
Принцесса взяла руки Марии и Эвы и, сжав их в своих, продолжала:
— Разве со своей стороны вы не поможете мне сдержать слово и хоть немного полюбить меня?
В голосе Джеллы слышалось непреодолимое обаяние. Взор ее был схож со взором сирены, а в улыбке было что–то материнское. Мария и Эва почувствовали, что холодность их тает, сомнение и недоверие исчезают. Они упрекали себя в этом непонятном и неоправданном и столь продолжительном сомнении.
Эва ответила откровенно:
— О! Теперь понятна вся ваша доброта, принцесса!
— Разве любить вас — значит быть доброю? Мои милые, славные ангелочки, кто же, увидев вас, устоит от желания быть вашим искренним другом и наставником.
Затем, обращаясь к Марии, принцесса добавила:
— А вы, мисс Мария, понимаете ли меня? Кажется, я внушала вам особенный страх и сомнение?
— Я вполне согласна с мнением сестры, принцесса, — ответила Мария.
Джелла с нежностью обняла ее, прижав к своей груди и, поглаживая рукой шелковистые волосы, заметила:
— О, благодарю вас, благодарю! Вы перестали бояться меня, не отвергаете мою дружбу, не чуждаетесь меня! Вы сделали этот день для меня особенно счастливым…
И она сжала в объятиях Эву.
Глава 15. Эдвард
— Так значит решено, — проговорила принцесса после выражения нежных чувств, в искренность которых, по ее мнению, сестры должны были поверить, — мой дворец в Шагабаде послужит для вас временным пристанищем, а сэр Джордж и Эдвард будут навещать вас.
Во время беседы Джеллы с Марией и Эвой один из ковров, закрывавший вход в гостиную, приподнялся, и на пороге появился Эдвард с бледным, совершенно отрешенным от реальности лицом. Увидев принцессу, он остановился точно заколдованный
— Она здесь, — пробормотал он, — вот дерзость!
Между тем Джелла продолжала начатый разговор:
— Не правда ли, мои милые, вы согласны поехать со мной?
— Ехать с ней? — переспросил Эдвард.
— Вполне согласны, принцесса, — ответила Мария, — завтра мы будем готовы.
— Вы сказали «завтра», — изумилась Джелла, — почему, же не сегодня?
«А, теперь я понимаю все!» — подумал Эдвард.
— Почему же завтра? Зачем не сегодня, не сейчас? — продолжала принцесса. — Зачем подвергать себя опасности еще в течение целой ночи ставить под сомнение себя и свою добрую репутацию, оставаясь в доме, в котором живут страх и горе. Внизу дожидается мой паланкин, поспешите!
— Но это невозможно, принцесса! — заметила Мария.
— Невозможно? — изумилась принцесса.
— К сожалению, мне и моей сестре нельзя покинуть дом, где нас так тепло приняли, не объявив сэру Джорджу, моему нареченному жениху…
— И сэру Эдварду, моему жениху, — прибавила в свою очередь Эва.
— Он уже предупрежден! — произнес Эдвард громким и исполненным твердости голосом, входя в комнату. Выражение его глаз не изменилось, а поза и особенно скрещенные на груди руки свидетельствовали о твердости намерений.
«Он! — прошептала Джелла. — Он! Я опоздала. Будь я здесь пятью минутами раньше, я была бы уже у цели!»
— Я предупрежден, мои милые, вы не уедете, Мария и Эва! — повторил Эдвард.
Затем, обращаясь к Джелле, проговорил с горечью, которую не старался скрыть:
— Я не понимаю вас, принцесса, что заставило вас приехать сюда? Ведь вам было известно, что воспитанницы сэра Джона Малькольма и нареченные его сыновей не могут согласиться принять гостеприимство принцессы Джеллы!
Принцесса удивленно посмотрела на Эдварда, и в глазах ее молнией сверкнул гнев:
— Почему же?
— В самом деле, Эдвард, почему же? — переспросили в один голос обе сестры.
— Нам нельзя оставаться в этом доме вместе с вами, — проговорила Мария. — Почему же препятствуете вы нам ответить согласием на великодушное предложение принцессы? К чему платить отказом, почти равным оскорблению за ее добродушие и гостеприимство?
— Вам угодно знать, зачем?
— Да, сэр Эдвард, им угодно, а я со своей стороны требую объяснения, — заметила принцесса Джелла.
— Готов, принцесса, сказать вам, и, надеюсь, вы прекрасно поймете меня. Разве может быть что–нибудь общее между принцессой Джеллой, связанной дружбой с раджой Дургаль–Саибом, и питомицами Джона Малькольма? Ваше предложение — это, ловушка, устроенная пока еще непонятно с какой целью… но ловушка эта останется пустой. Я еще жив и буду стараться мешать вам захлопнуть ее. Именем моего брата, Джорджа Малькольма, после смерти отца единственного главы семейства, предлагаю принцессе Джелле немедленно оставить этот дом.
Мария и Эва, дрожа от ужаса, стояли, прижавшись друг к другу. Джелла сделала два шага, приближаясь к Эдварду. В устремленных на него глазах горел огонь ненависти и страсти рода Тамерлидов. Затем она произнесла с расстановкой:
— Вы попросту прогоняете меня?
Эдвард, не отвечая, поклонился. Выражение лица непрошеной гостьи внезапно изменилось: ярость мгновенно уступила место хладнокровию. Опустив вуаль, она бросила насмешливую улыбку на молодого человека и обеих сестер, затем повернулась и прошла мимо них к двери. Достигнув порога, обернулась и проговорила тихим проникновенным голосом:
— Мария, Эва, Эдвард, я не говорю вам «Прощайте!», а только «До свидания!», потому что надеюсь еще увидеться с вами.
И вышла.
В это самое время Казиль, будучи безмолвным свидетелем двух предыдущих сцен, исчез с веранды, где сидел все это время.
После ухода Джеллы в комнате воцарилось молчание. Мария первой прервала его.
— Что сделали вы, Эдвард? — упрекнула она.
— Я только исполнил свой долг.
— Что же неприличного сделала эта женщина, что вы прогнали ее с таким позором?
— Женщина эта — наверняка наш враг, враг непримиримый, ожесточенный, безжалостный и хитрый. Она хотела заманить вас в ловушку и погубить.
— На каком основании вы обвиняете ее?
— На том, что несколько часов тому назад она и раджа Дургаль–Саиб с неслыханной дерзостью обвинили моего брата Джорджа в убийстве его отца. Причем принцесса вначале выказывала себя сторонницей Джорджа.
— Да, это ужасно! — воскликнули обе девушки.
— Но это несправедливое обвинение, конечно, было опровергнуто сэром Джорджем? — спросила Мария. — Он оправдал себя, не правда ли?