Хуан всё же волновался. Ломал голову над причинами, побудившими вызвать его на беседу.
Он не смог предупредить Найну и ушёл с Зеноном в плохом настроении. Идти пришлось недолго. Всего каких-то триста шагов — и они у входа в помещение, занавешенное шкурами тигра. Их насчитал Хуан целых три, искусно сшитых и красиво отливающих чистой шерстью в свете нескольких фонариков.
— Жди здесь, — шепнул Зенон и быстро исчез за тиграми.
Хуана не заставили долго ждать. Уже через несколько минут Зенон ввёл его в просторную комнату, вырубленную в скале и задрапированную вышитыми и разрисованными китайскими рисунками с примесью местного вкрапления. Много фонариков из бумаги освещали помещение. Дышалось свободно, Хуан подумал, что эта комната совсем не похожа на помещение старика старше ста лет.
Старец восседал на низком кресле, очень простом, но украшенном драконами и мордами тигров. Было много цветов в красивых горшках и вазах. Миловидная девушка принесла чай в фарфоровых расписных чашках, и все находящиеся в комнате мужчины, в молчании стали пить немного терпкий ароматный напиток, сдобренный ещё какими-то травами.
Потом Зенон наклонился к Хуану и проговорил тихо: — Великий мудрец хочет поговорить с тобой. Для этого ты должен заснуть.
— Как же я смогу разговаривать, заснув? — удивился Хуан и посмотрел за старца, что сидел на кресле и смотрел прямо на Хуана своими глазами-щёлками.
— Это легко, Хуан. Ты только не сопротивляйся. Ты ничем не рискуешь.
Хуан неопределённо пожал плечами, давая понять, что согласен.
Девушка с улыбкой подала Хуану чашку с приятно пахнущим настоем. Он без колебаний выпил сладко-кислый холодный напиток. Уселся поудобнее в низком кресле в полулежачем положении.
Зенон монотонно предлагал ему расслабиться, закрыть глаза и постараться заснуть. Это далось Хуану легко, и скоро он уже ничего не ощущал, кроме голоса Зенона.
Позже, проснувшись, он никак не мог вспомнить, о чём был разговор и был ли он вообще. Заметил, что Зенон стоит рядом и сосредоточенно смотрит на Великого мудреца. Они неторопливо разговаривают. Иногда вставляет слово один из других мудрецов и все вместе явно обсуждают Хуана. Тот полулежит с некоторой слабостью во всём теле и тяжестью в голове.
— Всё, Хуан! — наклонился Зенон опять к Хуану. — Ты свободен. Можно идти. Поблагодари Великого мудреца и остальных. Так нужно. Они много работали с тобой.
Хуан чуть не возмутился столь странному объяснению Зенона. Склонил голову в сторону Великого мудреца и других, проговорил ритуальное прощание и с удовольствием вышел в коридор.
— Ты мне объяснишь, что произошло? — спросил он тут же Зенона.
— Обязательно. Но немного позже. Надо выйти на свет божий.
Они устроились на берегу ручья, торопливо сбегающего вниз. Зенон долго молчал, словно обдумывая предстоящую беседу.
— Чего молчишь? — спросил Хуан. Он никак не мог успокоиться, и горел желанием побыстрее услышать хоть что-то, проливающее свет на происшествие с ним.
— Должен заметить, Хуан, что ты не готов постичь мудрость нашей общины.
— И что с того? Это чем-то грозит мне?
— Ничего не бойся. Тебе ничто не угрожает. Тебя проверяли на способности к этому подвигу. Теперь с тобой не будут работать, готовя в мудрецы.
— Гм! В мудрецы? Чудно ты говоришь. Зенон! А если я не хочу?
— Это и выяснили. Тебя никто не заставит, не принудит. Но ты хорошо усваиваешь лекарскую науку. И тут тебя будут учить. С твоего согласия, естественно.
— Как вы это узнали? Во сне? И я мог говорить во сне?
— Да! — коротко ответил Зенон. — Ты заснул, но всё слышал, что я тебе говорил и выполнял все мои распоряжения и говорил только правду.
— Значит, теперь все мои тайны вам известны? — в голосе Хуана зазвучали страх и недовольство, смешанные с возмущением.
— Только те, о которых я задавал вопросы. Больше ничего.
— И вы знаете, что я вовсе не испанец? Что я издалека? Из страны, о которой никто здесь не знает?
— Да. Только о твоей стране и у нас немного известно. И мы пополнили о ней сведения из твоих рассказов. Это не должно тебя возмущать. Знаем, что ты был пиратом, не по своей воле. Теперь рвёшься на остров Пуэрто-Рико. У тебя там девочка по имени Эсмеральда. Ты дал обещание старой женщине по имени Корнелия заботиться об её внучке и хотел бы исполнить это своё обещание. Что ты завладел большими ценностями одной семьи, глава которой есть отец этой девочки.
— Боже! И что ж теперь? — Хуан побледнел, испугался, хотел встать и накричать на Зенона.
— Сядь, Хуан! Нам это требовалось узнать для верного определения твоей сущности. Мы убедились, что она у тебя вполне положительная. Святым ты в своей жизни стать не сможешь. Но кто это может? Единицы! Но в тебе имеется доброжелательная сила, долг ты готов исполнить. И вполне честен. В нашей жестокой и смутной жизни этого вполне достаточно, чтобы считать тебя годным для добрых дел. Думаешь, я святой? Ничуть ни бывало! Грехов у каждого из нас больше чем много. Потому успокойся. Главное — ты можешь творить добро, Хуан! Это уже достаточно!
Хуан задумался надолго. Услышанное сильно его задевало. Заставляло во многом засомневаться, что касалось его жизни. Он был не готов осознать подобное, и теперь силился переварить то, что ему поведал Зенон.
— Что же теперь мне делать? — тихо спросил Хуан, в голосе слышалось недоумение.
— Изучать лекарскую науку, Хуан. Это уж никак тебе не повредит.
— Вы же знаете, что я стремлюсь домой! Что, опять ждать чего-то?
— Ты не будешь мучить себя этим. У тебя есть Найна. Не скажешь ведь, что она тебе безразлична?
Хуан только сейчас вспомнил про Найну. И понял, что Зенон верно молвил. Оставить Найну было бы очень трудно. Он сознавал это и стал иначе думать о возвращении на острова. Растерянность его усилилась.
— Теперь ты сам знаешь, что всё не так просто. А нам хотелось бы использовать тебя для добра людям. У них слишком мало возможностей получить его.
— Ты задал слишком много вопросов для меня, Зенон. Мне необходимо обдумать услышанное и принять правильное решение. А сколько времени займёт изучение лекарской науки?
— Меньше года никак нельзя, — с уверенностью ответил Зенон. — Это трудная наука. Человек слишком сложен и требует много знаний.
Наконец, Зенон отпустил Хуана. Тот, оглушённый всем этим, ушёл к себе. В голове бродили тяжёлые мысли. Чувствовал он себя плохо. Усталость и неопределённость жизни делали его уязвимым, и он спешил окунуться в домашнюю обстановку, где Найна могла бы своей заботой и лаской сгладить трудный день.
Найна всё поняла, услышав лишь несколько слов от Хуана.
— Пей этот чай, и ты успокойся, Ху! — Это она так называла Хуана.
Хуан подчинился, и не прошло и часа, как он почувствовал лёгкость во всём теле, а потом явилось желание поиграть с женой в любовь. Она никогда не отказывалась и делала это так незаметно и приятно, что и сейчас Хуан с большой благодарностью взирал на лежащую Найну. Она смотрела на него своими влажными удлинёнными глазами, словно хотела сказать, как любит его, и как довольна жизнью.
— Ты долго будешь со мной? — спросил Хуан, пытливо смотря ей в глаза.
— Всегда, — кротко ответила Найна. — Ты хороший.
— А прежний муж? Он был плохим?
— Он местный. Он мало уважал меня. Ты иной, Ху. Мне хорошо с тобой.
Она мягко и нежно ласкала его тощее тело. Он засыпал, убаюканный ею, блаженно улыбался, и эта улыбка осталась и во сне.
Хуан приступил к учению через неделю. С ним занимались три мудреца. И Мо был один из них. Было трудно из-за плохого знания языка. Но и тут Хуан проявил себя настойчивым и упорным учеником. И странное дело. Приступив к занятиям без особого интереса и рвения, он вскоре почувствовал интерес, который рос по мере узнавания всё новых и новых вещей об организме человека.
Он познакомился с великими врачами древности. Особенно он удивлялся знаниям ибн Сины. Его рецепты и знания диагностики поражали его. По одному пульсу, оказывается, можно узнавать о десятках болезней. И многое другое, что заставляло спешить Хуана.
Найна осторожно шептала на ухо, что он охладел к ней. Хуан бросался восполнять этот пробел. И всё же он чувствовал, что его охлаждение не связано с учением. Разве что немного.
Хуана больше всего поразило наличие знаний о знаменитых врачах Франции. О трудах Парацельса и Нострадамуса мудрецы были осведомлены. И Хуану поведали, что эти знания община добыла трудным путём, посылая своих путешественников в разные страны добывать всё ценное, что накоплено в Европе.
— Я говорил, что эта община одна из самых интересных, — говорил Зенон. — Многие лекари Востока не признают их, и относятся к ним скептически. Но не наши. Эти мудрецы готовы собрать все знания, какие возникают в мире.
— Одно то, что тут признают все религии равными друг другу, меня поражает. На такое не могут пойти обычные люди. Тут нужно большое знание, и не только религии, но и всего мироздания.
— Они и изучают всё, что накоплено с древнейших времён, — с гордостью ответил Зенон. — Этим мы отличаемся от многих других. Эти другие слишком заняты религиозными или национальными вопросами. Всё выясняют, чья религия или народ самые избранные Богом! Глупцы!
Хуан впервые видел Зенона таким возбуждённым, И это испанец, чей народ так фанатично исповедует учение Христа! Чудно!
Время шло. Хуан весь был поглощён учением, и не замечал, как Найна к нему охладевает. Она не ругалась, не ссорилась с ним, продолжала быть ласковой и внимательной. Но прежнего восторга Хуан больше не замечал в ней. Но и сам он больше не млел от одной мысли о близости с этой женщиной.
«Чёрт побери! — думал он не раз. — Как странна жизнь! Совсем недавно мы так любили друг друга! Что же происходит с нами?»
И Хуан всё больше окунался в учёбу. Он уже неплохо понимал язык. Говорил плохо и с трудом, но понимал многое.
Прошло уже больше полугода, как он трудился у мудрецов. Удивлялся их настойчивости и удивительному трудолюбию и настойчивости. Зенон как-то во время их беседы с удивлением заметил: