Подходили к Мадагаскару. Впереди уже в умах людей маячил страшный мыс Доброй Надежды. А в воздухе запахло неприятностью. Ничего ещё не заметно, а старые морские волки уже забеспокоились.
— Что-то надвигается, капитан, — вполне спокойно сообщил пилот. — Как бы шторм нас не подцепил.
— Да. И мне что-то неспокойно на душе, — ответил капитан. — Вроде ничего подозрительного, и всё же. Надо старого Силверио спросить. Ом в этих делах лучше всех разбирается. Пошли за ним.
Матрос лет за пятьдесят с седой всклокоченной бородой и почти без одежды, если не считать тряпки вместо штанов, обёрнутой вокруг талии, подошёл и вопросительно глядел на капитана с пилотом.
— Что, старина, — сказал капитан бодрым голосом. — Что, не грозит ли мам шторм? Что-то неспокойно у нас с Пиларесом на душе.
Моряк покрутил головой по горизонту, понюхал воздух, почему-то внимательно оглянулся на кильватерный след.
— Мослы мозжат, сеньор капитан. С утра мозжат. И голова чугунная. Должно быть, шторм нас заденет, сеньоры.
— Как ты думаешь, долго его ждать?
— Видать, сеньор капитан, ночью и разразится. Господи, помилуй нас, рабов Грешных, горемычных! — перекрестился широко, истово.
— Судя по всему, обрушится с востока. Как бы к Мадагаскару не прижало, — капитан последовал примеру матроса и перекрестился, прошептав положенную молитву и просьбу к Богу.
Матросы принялись готовить палубу к шторму. Все люки наглухо задраили, бегущий такелаж проверили, паруса подтянули. Всё, что может быть смыто волнами, закрепили. Пушки дополнительно укрепили канатами и клиньями. Порты накрепко задраили. А ветер почти стих и паруса едва шевелились. Судно делало не больше двух узлов.
— Монтейро, попробуй сигналами договориться с Рависко о следовании дальше и о встрече в случае потери друг друга, — и капитан с недовольным видом спустился в каюту передохнуть перед ночным бдением.
— Мы далеко от земли? — спросил Хуан у Пилареса, поднявшись на полуют.
— Приблизительно около тридцати легуа, Хуан. А что тебя это беспокоит?
— Сам не знаю. Просто поинтересовался. Остров большой?
— Огромный. Может, самый большой на земле.
— Ого! Неужели так велик? И поселения там имеются? Португальские.
— Не слышал про также. Там народ слишком воинственный и не любит чужих.
Хуан с трудом сдерживал рвущееся наружу беспокойство. Все на корабле ходили хмурыми, озабоченными. Это передалось и Хуану. Известие о надвигающемся шторме всегда тревожно.
Ветер усиливался постепенно. Уже в полной темноте он навалился на судно. повалив на правый борт. Едва успели убрать и зарифить паруса. Корабль неохотно становился на жиль.
Огни фонарей идущего впереди судна Рависко начали пропадать в сплошных потоках дождя. Лишь молнии высвечивали всхолмлённую поверхность моря, и тогда можно было ухватить зрением далёкие очертания второго судна.
После полуночи огней уже видно не было. И хотя дождь ослаб, а потом и вовсе прекратился, огни так и не появились. А шторм набирал силу.
Пилот Пиларес всё высчитывал в каюте куре, расстояния и направление ветра и течений в этом месте. И когда Хуан зашёл к нему, тот с грустью заметил:
— Если ветер не отойдёт дальше к норду, мы можем оказаться в опасной близости от Мадагаскара. А паруса не поставить в такой ветер.
— Даже самые малые и зарифленные?
— Они и так работают, Хуан. Да толку от них мало. А больше поставить не удастся. Будем уповать только на Господа и всех святых.
При свете фонаря Хуан старался понять, что написано и начерчено на листе плотной бумаги. Это никак не удавалось, а спрашивать сейчас было ни к чему.
Утро не принесло утешения. Шторм бушевал, солнце не показывалось. Временами хлестал дождь и вовсе сужал видимость. Судна Рависко никто заметить не мог.
Хуан на свой страх полез по вантам на фок-мачту посмотреть вокруг. Было страшно, опасно, но что-то гнало его наверх, словно там было спасение.
Дальше марса ей не полез. Качка здесь была ужасающей. Мачта стонала, ходила кругами, а вой ветра леденил сердце. Судорожно уцепившись за ванты, Хуан оглядел горизонт. Он был пуст. Никакого судна видно не было. Тяжёлые тучи неслись, почти задевая верхушки мачт, роняли охапки дождя и уносились дальше. Внизу, на палубе, всё застилали волны брызг и пены. Её срывал шквал и бросал на палубу. Там всё кипело от потоков воды и пены.
И Хуан пожалел, что пустился сюда. За каким бесом он тут? Теперь спуститься будет не так-то легко. Может, труднее, чем подняться. И он не стал ждать. Смертельной хваткой сжимал ванты. Осторожно, медленно он все же спустился к фальшборту, переждал, пока схлынет поток воды и спрыгнул на палубу.
Никто словно и не заметил его самодурства. Весь мокрый и продрогший, он спустился в каютку и торопливо сбросил всю одежду. Пришлось растереть тело.
Его бросало во все стороны. С трудом лёг, укрылся одеялом и заткнул уши пальцами. Хотелось уйти от этого воя с грохотом и жуткими ударами волн в борта. Вокруг скрипело, трещало и стонало, будто корпус вот-вот рассыплется на куски. Но он держался, и Хуан знал, что судно может ещё очень долго продержаться вот так, предоставленное ветру и волнам, едва слушаясь руля, пока на мачтах постанывают от напряжения крохотные зарифленные паруса. А они в любую минуту могут разорваться от очередного шквала, и тогда судно полностью утратит управление, и его понесёт только по ветру, подставляя борт ударам огромных валов.
Так прошли сутки. Берег не показался и ветер не утихал. Лишь дождь почти не лил из мрачных низких туч. Солнце ни разу не засияло сквозь тёмную завесу. Зато молнии продолжали сверкать, как и гром с ужасающим треском и грохотом прокатывался над кораблём.
Ветер начал стихать только на четвёртые сутки. И за всё это время Пиларес не смог определиться по солнцу. И никто не знал, где находятся и куда держать курс.
— Стало холодно, — заметил Монтейро, оглядел вздыбленный горизонт и добавил: — Спустились далеко на юг. Это точно. Пиларес, я верно говорю?
— Ясно, как божий день. Впрочем, надо ещё попробовать определиться. Думаю, что солнце должно появиться довольно скоро.
— Для вахты надо приготовить одежду потеплей. У меня вахта скоро. Пойду погреюсь в каюту.
Матросы дрожали на ветру. У них смены никакой не было, и они терпели холод, стучали зубами и двигались проворнее.
Удалось поставить паруса. Судно уменьшило качку, запрыгало по валам, которые никак не хотели утихать. По компасу изменили направление хода, взяв почти точно на вест. Пилот уверял, что в том направлении берега не должно быть.
На следующий день Пиларес взял высоту солнца. Сделал расчёты и объявил, что они находятся в сорока легуа с лишним южнее мыса Игольного.
— Правда, дон Сезар, — повернулся он к капитану, — до него ещё не менее двадцати трёх легуа на вест. Можно уверенно идти на норд-вест. Следует использовать благоприятный ветер и поспешить обойти Африку.
Матросы полезли на мачты. Все паруса подняли, растянули, подправили. Судно прибавило ход. Помощник приказал измерить скорость. Корабль делал девять узлов. Для тяжело гружёного судна это приличный ход.
После трудной ночи на холодном ветру, к полудню следующего дня стало заметно теплеть. Пилот с довольным видом сообщил, выйдя на палубу:
— Сеньор капитан! Мы обошли Африку! Земля в ста тридцати милях восточнее! Можно поворачивать прямо на север!
Эта весть всем придала бодрости. Капитан распорядился выдать дополнительную порцию вина.
— Теперь прямая дорога домой! — воскликнул Монтейро. И он на самом деле радовался.
Хуан подумал, что у того дома ждёт семья, иначе чего так радоваться?
Ещё четыре дня — и с севера повеяло жаром тропиков. Судно шло вблизи пустынных берегов, грязно-жёлтые нагромождения тянулись по правому борту. То были гибельные места с холодной водой и мощными волнами, постоянно бившими в берег.
— Слева по курсу парус! — донеслось с марса. — Ещё паруса!
Капитан Рависко вскинул подзорную трубу к глазу.
— Чёрт побери! Это не наши корабли! Голландцы, наверное! Нужно побыстрее уйти мористее! Пока нас не отсекли и не прижали к берегу! Эй, на руле! Пять румбов налево! Все на шкоты! Шевелись, щенята дохлой собаки!
Матросы забегали, закричали, помогая голосами тянуть тросы. Судно накренилось и пошло широким полукругом влево.
Когда курс установился на северо-запад, капитан распорядился:
— Пушки зарядить ядрами! Пороха не жалеть!
На «Толстушке», так назывался корабль, где находился Хуан, заметили манёвр Рависко. Капитан Калдас в недоумении оторвался от окуляра трубы.
— Что они там затеяли? С какой стати уходят на запад? Эй, на марсе! Что молчишь! Заснул, каналья?
— Сеньор капитан! Вроде парус на горизонте виднеется! Но не уверен! Далеко слишком!
— Тогда и нам следует поспешить! Монтейро, командуй поворот! До Рависко не менее двух миль, а то и больше. Как бы не отстать. Прибавить парусов!
Прошло не более четверти часа и с высоты фок-мачты марсовый доложил:
— Вижу парус, сеньор капитан! Идёт прямо на нас!
— Боже! Пронеси и сохрани! — громко прошептал капитан. — Неужто погонятся?
— Вполне возможно, сеньор, — замети Монтейро, вернувшийся на полубак. — Они знают, кто мы и будут стремиться получить от нас дополнительные сведения о восточных землях.
— Если так, то это не голландцы. Значит это англичане. Эти ещё почти ничего не знают об Индии.
— Ещё хуже, сеньор. От этих еретиков всего можно ожидать! Будь они прокляты! Хорошо бы удалось уйти до темноты.
— Нас могут отрезать от Рависко, Монтейро. Тогда шансов не останется. Один я не справлюсь с этими гиенами! Пиларес! Ну-ка определи течения, ветер и время. Проверь скорость!
Торопливо прибежал пилот. Он был искренне напуган.
— Ну что там, Пиларес? — нетерпеливо спросил капитан.
— Они, — мотнул головой в сторону далёких парусов, — в выгодном положении, сеньор капитан. Но часа через два мы должны войти в полосу течения. С его помощью нам легче будет держать дистанцию.