На краю пирса я остановился и посмотрел на широкую чистую палубу катера. Слева от меня возвышалась штурвальная рубка с верхом из стекла или прозрачного пластика, с синей металлической крышей. С палубы в рубку вела дверь. Я прикинул длину катера ― около пятидесяти футов ― и подумал о том, что он, вероятно, может увезти Джона Пираннеса очень быстро и очень далеко.
На палубе стоял стол с двумя стульями, накрытый к ланчу. На столе белая скатерть, бутылка вина в серебряном ведерке со льдом, рядом с двумя рюмками на тонких ножках бутылка «Перрье».
Я ждал. Из трюма до меня доносились голоса.
Я закрыл глаза. Дул легкий бриз.
Есть люди с врожденной способностью убивать. Мой дед по отцу рассказывал о бандитах, терроризировавших Рим перед Первой мировой войной, и о расправах над теми, кто процветал при нацистах, во время и после Второй мировой. Он уже уехал из своей родной страны, но большая часть его родственников осталась там. Они писали ему письма, рассказывая о дядьях, двоюродных братьях, дальних родственниках-бандитах, носивших фамилии Фонеска, Дефабрио или Тронцини. Они ходили с пистолетами и ножами за поясом и вынимали их в любой ситуации, которая казалась им оскорбительной.
Я не был рожден со способностью к убийству, и она так и не развилась во мне. Даже стоя перед «Красавицей», я не жалел, что у меня нет с собой пистолета.
Услышав обращенный ко мне вопрос, я понял, что не совсем понимаю, чего хочу, но что скоро это станет мне ясно.
― Вам что-то нужно? ― спросил голос.
Я открыл глаза. Человек, появившийся на палубе, казалось, сошел с рекламы в «Вэнити фэйр». Одетый в белые брюки, белые матросские туфли и черную рубашку с маленьким белым якорем на уровне сердца, он стоял расставив ноги и сложив руки на груди. Его седые волосы развевались по ветру. Я понял, кто он такой.
― Позвольте парламентеру подняться на борт, ― сказал я, вспоминая «Бунт на „Каине“ и пытаясь вложить в свою просьбу побольше иронии.
Пираннес посмотрел на меня как на сумасшедшего.
― Мэнни, ― спокойно позвал он, обращаясь к двери, через которую, несомненно, вышел сам.
Из двери появился человек в белом хлопчатобумажном костюме. Он был высокий, загорелый и неулыбающийся, с темными волосами и гладко бритым лицом латиноамериканца. Мэнни встал перед дверью, заложив руки за спину. Я подумал о том, что могло быть у него в руках.
― Я вас, кажется, знаю, ― сказал Пираннес, проводя языком по нижней губе и стараясь припомнить.
― ИМКА, ― сказал я. ― Я занимаюсь там на тренажерах почти каждое утро. Вы с Мэнни иногда заходите. Мы несколько раз здоровались.
Пираннес улыбнулся, проблема была решена. Он оглянулся на Мэнни, тот посмотрел на меня и промолчал.
― Я вспомнил, ― сказал Пираннес.
У него был мягкий голос, почти безукоризненная речь. Если у него и была вставная челюсть, то идеальная.
― Я могу перебраться к вам? ― спросил я снова.
― Зачем?
― Нужно поговорить, ― ответил я.
― О чем? И кто вы? ― Он любезно улыбался.
― Об Адели Три, ― сказал я.
Его улыбка исчезла.
― О Дуайте Хэндфорде, ― продолжил я.
Мэнни сделал шаг в мою сторону.
― О Тони Спилце.
Мэнни сделал еще один шаг.
― О Тилли-сутенере.
Мэнни вспрыгнул на пирс. В его больших темных мозолистых руках ничего не было. Он ощупал меня, провел рукой по промежности и засунул палец в ботинки. Потом повернулся и покачал головой, показывая Пираннесу, что я не вооружен.
― Как вас зовут?
― Лью Фонеска.
― Чем вы занимаетесь?
― Меня наняла Берил Три, чтобы найти ее дочь.
― Эта женщина мертва, ― сухо произнес Пираннес.
― Но я продолжаю работать для нее.
― Вы знаете, кто я такой. Вы знаете о Тони Спилце ― и приходите сюда просто так? Вы сумасшедший, Фонеска? Или самоубийца?
― Наверное, и то и другое, ― ответил я. ― Если Мэнни пропустит парламентера, тот взойдет на борт.
― Хорошо. Давайте поиграем несколько минут. Вы обедали?
― Нет.
Мэнни отступил в сторону, шагнув на палубу, я очутился рядом с Пираннесом.
― Хотите что-нибудь? У меня сегодня креветки и французский багет.
― Воды, ― сказал я.
Пираннес подошел к столу, я сел. Мэнни, стоя на пирсе, смотрел на меня сверху вниз, сложив руки на груди. Пираннес достал из кармана маленький сотовый телефон, набрал номер, посмотрел на меня и сказал:
― Пообедаем сегодня чуть позже. Приезжай через час ― нет, лучше через полтора. Если нам придется ненадолго выйти в море, я скажу, чтобы Мэнни оставил на пирсе кресло. Надень свою шляпу с большими полями, возьми очки и зонтик от солнца, книжку... У нас креветки, куриный салат с эстрагоном и шербет, малиновый или лимонный.
Он нажал кнопку отбоя и убрал телефон. Затем сел напротив меня и налил нам по стакану минеральной воды.
― Итак, ― сказал он. ― Что вам угодно?
― Адель у меня, ― сказал я.
Пираннес не моргнул. Он снова достал телефон и нажал одну кнопку. Немного послушав, дал отбой и посмотрел на меня.
― Кто подходит к телефону у меня дома? ― спросил он, беря свой стакан с водой.
― Вероятно, полиция.
― Что происходит, Льюис?
― Я не хочу играть в игры, Джон.
Он наклонился ко мне и прошептал:
― Льюис, ты не похож на человека, который может мне угрожать.
― Я немножко сумасшедший, ― объяснил я. ― Ты помнишь, о чем ты только что спрашивал? Мой врач говорит, что у меня суицидальные наклонности. А сумасшедший с такими наклонностями может быть серьезно опасен, как бы он ни выглядел.
― Правда, ― согласился он, поднимая свой стакан и глядя через него на солнце.
Мы посмотрели, как свет играет в пузырьках воды, и я сказал:
― Ты оставишь Адель в покое и не будешь упоминать ее имя в связи с тем, что произошло у тебя в квартире.
― Что произошло у меня в квартире, ― повторил он. ― О чем ты говоришь, Фонеска? Что там делает полиция? Нет, подожди. Она хотела покончить с собой?
― Нет, ― сказал я.
― Тогда что?
― Спилц.
― Что ― Спилц?
― Спилц покойник. Это тебя удивляет?
Пираннес откинулся назад.
― Нет, ― сказал он. ― У Тони Спилца были враги, но...
― И ты не знал, что он убит у тебя в квартире?
― Нет, ― сказал Пираннес. ― Подожди секундочку.
Он посидел, о чем-то размышляя, потом взглянул на Мэнни, который сделал еле заметное движение головой, означавшее, вероятно, что он не убивал Спилца.
― Хорошо, Фонеска, допустим, это так, ― сказал Пираннес. ― Я знаю, что у тебя нет жучка, и знаю всех, кто живет в домах, выходящих на этот пирс. Нас никто не подслушивает. Возможно, я чем-то рискую, но ты действительно начинаешь утомлять меня.
― Я сожалею.
Он пожал плечами.
― В моем деле это случается. Я заплатил Дуайту Хэндфорду, отчаянному, надо сказать, ублюдку, хорошие деньги за девку. Не надо рассказывать, что людей нельзя покупать и продавать. Я этим занимаюсь, и далеко не я один. Теперь подумай. На что будет похожа ее жизнь, если она останется у Дуайта или у Тилли?
― А на что похожа ее жизнь у тебя?
Он рассмеялся.
― Со мной она может жить очень неплохо. Послушай, я даю ей прекрасную квартиру, где она живет с парой других девочек, прислугу, отличный стол. Одеваю ее. Она гуляет по пляжу. Никто ее не бьет. Я не даю ей наркотиков и алкоголя, кроме самого легкого вина. Я держу ее в форме, пока она не вырастет.
― А потом продашь обратно Тилли или Дуайту, ― сказал я.
― Ты не понял, Фонеска. Все не так просто. Жизнь вообще не так проста. Где ты жил до сих пор, на Луне? Когда Адель выйдет на пенсию, что случится, я полагаю, очень не скоро, у нее будет больше денег, чем ты заработал за всю свою жизнь. Я устрою ее на приличную работу, например старшей официанткой в ресторане, очень далеко отсюда. У меня есть связи. Если, живя у меня, она захочет ходить в школу, я могу это организовать. Мои друзья ― люди с самого верха. Никто не причинит ей зла. По сравнению с тем дерьмом, через какое она прошла с Дуайтом и с Тилли, это рай на земле. У меня есть доктор, который следит за девочками и заботится о них. Я гарантирую, что мои девочки здоровы.
― Ты просто святой, Джон, ― сказал я.
― А ты просто козел, ― парировал он, встряхивая головой. ― Значит, она у тебя. И что дальше? Ей найдут приемных родителей? Она все равно убежит ― скорее всего, она вернется к Дуайту. Потому что, если я не найду ее, я заплачу Хэндфорду и найму ему лучшего адвоката в штате. Судья не только вернет девчонку любящему папочке, но еще и выбьет премию «Лучший папаша года». А потом передаст Адель мне на тех же условиях привилегированного посещения, что сейчас. Тебе не нравится такой сценарий? Тогда можешь удочерить ее сам. Я тебе не нравлюсь. Дуайт тебе не нравится. Тогда удочери ее и держи, чтобы не сбежала. Ты готов быть папой Адели, Льюис?
― Ты убил Тони Спилца.
― Как?
― Выстрелом в голову. Вчера вечером Тони и Дуайт пришли, когда ты был в постели с Аделью. Ты вышел, вы поругались. Ты застрелил Спилца. Потом вы с Дуайтом смылись и оставили Адель с трупом Тони.
― Идиотская история, ― сказал Пираннес. ― Знаешь что, я хочу есть, и у меня начинает болеть голова. У меня мигрени, наследственные, от матери. У обеих моих сестер тоже. От тебя у меня начинается мигрень. У меня назначена встреча, и я должен позвонить адвокату по поводу убийства Тони у меня в квартире. Дело в том, Льюис, что вчера вечером меня не было дома. Я оставил Адель с Тони, чтобы он наблюдал за ней, может быть, научил бы ее кое-чему. Тони был очень милый парень с богатым опытом.
― Адель описывает события иначе, ― сказал я.
― Адель пытается выгородить своего отца, тупая твоя башка. Может быть, Хэндфорд приходил ко мне вчера за деньгами, хотел повидать девчонку. Тони его не пустил. Дуайт пришел с пушкой или взял у Тони ― дальше понятно. Черт, я действительно проголодался. Может, от этого у меня и мигрень.
Он достал маленькую пластиковую коробочку, открыл одно отделение, достал большую белую таблетку и проглотил, запив «Перрье».