― Я учусь.
― Может быть, прекратим болтовню и отправимся по нашему делу? ― спросила Фло.
― А вы, вероятно, мама мистера Фонески?
Фло начинала заводиться.
― Знаешь что, крошка, ― сказала она, ― я не ханжа, но вольностей от молокососов не терплю.
― Молокососов? Меня так в последний раз называл мой дедушка, когда мне было шесть лет.
― Могу назвать тебя по-другому.
― Фло, прошу тебя, ― остановил ее я.
Она пожала плечами, кивнула, чтобы показать, что все понимает, и сказала:
― Извините.
― Извинение принимается, ― сказал Джон. ― У вас красивый джемпер.
― Спасибо, ― отозвалась Фло.
― Мисс Фло, ― произнес Джон, ― будет правильно, если вы употребите слово «голубчик».
― Я понимаю.
― Салли ждет вас, ― сказал он. ― Поднимайтесь, пожалуйста.
Мы сели в лифт, и двери закрылись.
― Он ничего плохого не говорил, ― сказала Фло, ― просто я дергаюсь, как свинья на веревочке.
Увидев нас, Салли встала из-за стола. Рядом с ней сидела какая-то женщина лет пятидесяти. Она выглядела усталой, и ей явно не хватало умения подбирать цвета и причесывать волосы. Салли улыбнулась мне, и ее улыбка мне очень понравилась. Она не была похожа на женщину, которая сегодня утром убила человека. С другой стороны, может быть, этому она и улыбалась ― я мало знал ее.
― Флоренс Зинк, ― представил я.
Обе женщины пожали руку Фло.
― А это, ― Салли показала на свою собеседницу, ― Эдна Стокбридж. Мой инспектор сейчас на совещании, ее кабинет свободен ― вы можете побеседовать с миссис Зинк там.
― Проходите, пожалуйста. ― Эдна Стокбридж показала Фло дорогу.
Фло обернулась ко мне, и я еще раз предупредил ее взглядом, надеясь, что она поймет его смысл.
Когда они ушли, я сел на стул рядом с Салли.
― Она подойдет, ― сказала Салли. ― Впрочем, нам так нужны приемные родители для подростков, что отказывают, кажется, только серийным убийцам. Она богата, хочет заниматься Аделью ― что еще нужно? Она должна только убедить Эдну, что справится с девочкой.
― Она с ней справится, ― сказал я. ― Дуайт Хэндфорд.
Я внимательно смотрел ей в лицо. Оно было совершенно спокойно.
― Сегодня утром я разговаривала с адвокатом, ― сказала Салли. ― Она думает, что шансов не вернуть ему Адель не больше пятидесяти процентов. Если учесть твердое убеждение судей, что детям в любом случае лучше всего жить с родителями, и вероятность, что Хэндфорд наймет дорогого адвоката, то ее прогноз выглядит слишком оптимистично.
― Хэндфорд мертв, ― сказал я.
― Что?
― Мертв.
― В самом деле? Где он умер? Когда?
― У себя дома, в Пальметто. Вы хотите знать, как это случилось?
― На самом деле не очень, ― сказала она, набирая воздуха в грудь. ― Я пытаюсь понять, почему чувствую только облегчение и никакой жалости, а тем более вины.
― В чем вы можете быть виноваты?
Она посмотрела на меня очень серьезно.
― Дело в том, что погиб человек, а мне это совершенно безразлично. В чем же еще? Вроде, других грехов я за собой не знаю.
― Его убили, ― сказал я просто.
― Меня это не удивляет, хотя смерть от пьяной горячки или в драке где-нибудь в кабаке также не удивила бы меня. Я должна подумать о том, что это значит для Адели и как сообщить ей об этом. Я должна буду позвонить нашему адвокату. Иногда смерть ― это хорошая новость.
― Вы хотели, чтобы он умер, ― сказал я. ― Вы говорили, что могли бы убить его.
Она молчала. Ее рот был чуть приоткрыт.
― Льюис, вы полагаете, что его убила я?
― Это возможно, ― сказал я.
― Я этого не делала.
― Вы обиделись на меня. Извините, пожалуйста.
― Нет, я не обиделась. Наверное, это справедливый вопрос. Я должна представить алиби? Когда он умер?
― Я думаю, сегодня рано утром.
― Я была дома, с детьми.
― Во сколько они встали?
― Около восьми, ― сказала она.
― Вы могли съездить убить Хэндфорда и вернуться до этого времени.
― Вероятно, но я этого не делала. Льюис, вы хотите уйти от меня, уйти от нашей... сейчас можно сказать только ― дружбы?..
― Нет. Я задаю вам вопросы, которые может задать вам полиция, сегодня или завтра. У них есть умный детектив по фамилии Вивэз, который...
И тут я остановился на полуслове. У меня возникло еще одно подозрение. У Эда Вивэза была дочь. Он говорил что-то о том, как полезна была бы для всех смерть Дуайта Хэндфорда.
― Слишком много подозреваемых, ― сказал я, откидываясь на спинку стула. ― У меня всего на одного подозреваемого меньше, чем у полиции: я могу исключить из списка себя. Наша встреча в субботу не отменяется?
― Не отменяется. ― Она коснулась моей руки. ― Выберите место, где нам поужинать. А я выберу фильм.
― Спасибо, ― сказал я. ― Извините меня, пожалуйста.
― За что? За то, что вы честны со мной?.. Теперь для меня начинается самое тяжелое. Сказать Адели, что ее отец погиб, должна я, а я понятия не имею, как она будет реагировать. Пожалуй, я сделаю это прямо сейчас, я не в состоянии жить с этим целый день.
― Сообщите мне, как она воспримет эту новость, ― попросил я.
― Я скажу вам в субботу, ― пообещала она. ― Оказывается, быть подозреваемой очень интересно. Теперь я свободна от подозрения?
― Да, ― ответил я ― и соврал.
Выйдя из кабинета инспектора, Фло сообщила мне, что ей придется задержаться с Эдной, чтобы оформить бумаги, а потом Эдна отвезет ее домой. Фло выглядела взволнованной и сияющей. Они торопились уладить дело.
Я передал Салли то, что Харви сообщил мне о новом вирусе. Она написала электронное письмо всем корреспондентам своей адресной книжки, чтобы предупредить их, и я ушел.
Я не сомневался в том, что Хэндфорд убил Берил Три, но точно не знал, кто прикончил Тони Спилца и самого Дуайта Хэндфорда, хотя в лице двух последних человечество не понесло никакой утраты.
Главным кандидатом оставался Джон Пираннес. Он поссорился со Спилцем, вносившим свою лепту в обучение Адели. Хэндфорда он хотел убрать потому, что тот, возможно, стал свидетелем убийства Спилца, и потому, что он был непредсказуем, агрессивен и опасен. Возможно, Пираннес знал, что Дуайт убил Берил. Я решительно склонялся к тому, что это был Джон Пираннес.
Этот ответ мог бы закрыть для меня дело Хэндфорда, но дело Хэндфорда закрываться не хотело.
Я должен был знать наверняка.
Мою жену сбил пьяный водитель, который сбежал с места преступления. Его не нашли, и дело так и не закрыли. Мне требовалась законченность, определенность. И я должен был как можно скорее поговорить об этом с Энн Горовиц.
Синий «Бьюик» проехал за мной до стоянки «ДК». Я подошел к Дэйву, выглянувшему из окна.
― Как торговля?
― Не шибко. В дождь всегда мало народа, но меня это не огорчает. Ты был у Пираннеса?
― Был.
― И остался жив. Поздравляю! Сегодня утром «Красавица» снялась с якоря и двинулась в неизвестном направлении.
― Неудивительно.
― Возьмешь бургер и близзард?
― Я только что пообедал, дай колу.
Дэйв указал глазами на что-то за моей спиной. Я обернулся и увидел двух полицейских. Их машина стояла в нескольких футах от нас.
― Льюис Фонеска? ― спросил один из них.
Оба копа были молодые. Один стройный, гладко выбритый, а другой, плотный, с пышными светлыми усами.
― Да, ― сказал я.
― Будьте любезны проехать с нами. Детектив Вивэз хочет с вами поговорить.
― У меня есть выбор?
― Нет, сэр, ― ответил худой коп.
Я не спрашивал, могу ли поехать за рулем своей «Гео», и забрался на заднее сиденье их автомобиля. До недавних пор эмблемой полицейских машин штата служило изображение микеланджеловского Давида на дверце. Копия статуи стояла во дворе музея Ринглинга, а копии с копии украшали двери, вестибюли и казенные машины города. Отголоски этого поклонения далекому европейскому искусству остались до сих пор. Я не очень разбираюсь в живописи, но мне нравился музей, полированные полы темного дерева и старинного вида галереи с картинами в рамах с пышной резьбой, которые Ринглинг собрал во время своих путешествий в Старый Свет. Кто-то знающий говорил мне, что это худшие работы лучших мастеров ― Рембрандта, Тициана и компании.
― Вы бываете в музее Ринглинга? ― спросил я молодого копа, севшего рядом со мной.
― Был один раз, мальчишкой, ― ответил он.
― А вы? ― спросил я водителя.
― Нет, ― сказал он. ― Моя жена была.
― Ей понравилось?
― Сказала, что да.
Я думал, не спросить ли о музее Ринглинга Вивэза, но, войдя в его кабинет, увидел, что он сидит за столом и барабанит по нему левой рукой.
― Дуайт Хэндфорд мертв, ― сказал он.
Я сел напротив него.
― Не могу сказать, что огорчен.
― Я тоже, но это для меня проблема.
― Где он умер? ― спросил я.
― Вы прекрасно знаете, что он умер в своем доме в Пальметто.
― Откуда я это знаю?
― Не выводите меня из себя.
Он перестал барабанить по столу.
― Сосед видел, как в дом Хэндфорда сегодня утром зашли двое мужчин. Один высокий, в желтом плаще, и низкий, лысый. Они приехали в маленькой белой машине и через несколько минут уехали. Знакомо?
― Что-нибудь еще?
― Сейчас тело осматривает медэксперт. Пока все, что он может сказать, это что Хэндфорд умер и что это случилось сегодня ночью либо рано утром. Очень рано, до того, как его посетили вы и ваш друг.
― И?..
― Вы собираетесь валять передо мной дурака, Фонеска? Хэндфорд был убит. Застрелен. Говоря между нами, включая и маляров в соседней комнате, если они нас подслушивают, мир без него стал гораздо чище. Вы убили его, Фонеска?
― Вы хотите сказать, что я приехал в Пальметто ночью, убил его, а потом съездил туда еще раз, чтобы обнаружить тело и не сообщить полиции?
― Вы убили его? ― снова повторил Вивэз.
― Нет. А, может, вы?
― Не смешно, ― ответил он.
― А я и не шучу. У вас есть и оружие, и мотив. Тот же самый, что у меня. Вы рады, что он мертв.