Первой мыслью Пелида было взяться за ступню и попробовать вытащить Гектора из западни. И тут же он понял, что это не получится: расстояние между плитой и полом было очень небольшое — тело наверняка сильно придавлено…
— Гектор! — снова крикнул герой. — Я вижу кончик твоей ноги, но, боюсь, мне не вытянуть тебя… Ты там сильно сдавлен?
— Да… — ответил голос. — Дышать почти не могу…
Ахилл глянул на закрывавшую его друга плиту и охнул. До сих пор он ворочал куски плит, разбитых, в худшем случае, на четыре части. Эта была целая, только один угол откололся и валялся в стороне. Размеры и толщина плиты были чудовищны: герой понимал, что ее не поднять. Но и терять времени тоже было нельзя — теперь Ахилл ясно видел, что Гектор зажат в очень узком пространстве, и если еще жив, то лишь потому, что его поддерживала вера в быструю помощь.
— Помоги мне, Пентесилея! — выдохнул герой, нагибаясь. — Знаю, что для тебя это тяжело, но ты уж постарайся… Берись с того края!
— Я смогу! — отозвалась та.
Они взялись за плиту так, чтобы не поднимать ее, а вскинуть нижний край и перебросить всю массу через поверженный столб. Он был прямоугольный, и Ахилл не боялся, что плита заскользит назад.
— Раз, два, три–и–и-и-и!
Возглас «три» перешел в неистовый рев.
— И–и–и-и–е–е-е! — заревел герой, впиваясь в края плиты побелевшими пальцами. Из–под его ногтей, из носа, изо рта брызнула кровь.
— А–а–а-а-аааа! — пронзительно закричала амазонка.
Ей показалось, что у нее отрываются обе руки, хотя она сдвигала едва ли десятую часть всей тяжести плиты… И все же эта малая помощь, может быть, даже одно то, что Пентесилея пыталась, разрывая свои мышцы, увеличить силу рывка, подарило Ахиллу победу! Плита дрогнула, приподнялась и перевернулась, соскользнув на другую сторону столба.
На каменных плитах, вдоль рухнувшей четырехугольной махины, вытянулось человеческое тело. Сплошь покрытое серой пылью каменного крошева, копотью, грязью и кровью, оно казалось неживым. Но тут на почерневшем, с запавшими щеками лице открылись и блеснули глаза, и легкая судорога губ, пытавшихся раскрыться в улыбке, ответила на отчаянный взгляд Ахилла.
— Я знал, что ты придешь мне помочь! — прошептал Гектор почти неслышно, едва шевеля губами. — Я тебя ждал…
Засохшая кровь покрывала его всего, смешиваясь с пылью и грязью, но то была не только его кровь — это Ахилл и Пентесилея отлично понимали. Куда страшнее было увидеть торчащий из груди троянского героя, с левой стороны, обломок стрелы. Такой же обломок виднелся в левом боку. Правая нога опухла, кровь еще слабо сочилась из огромной раны ниже колена — это был след от удара железной палицей.
И, тем не менее, как ни жутко выглядел Гектор, Ахилл перевел дыхание с некоторым облегчением: он видел, что все эти раны, во всяком случае, не смертельны. Если бы стрела попала в сердце, Гектор бы уже умер, а раз она прошла мимо сердца, то герою можно было помочь. Страшное давление плиты, под которой он пролежал двое суток, тоже, вероятно, не вызвало смертельных увечий: быстро ощупав позвоночник и ребра раненого, поскольку он лежал на боку, Ахилл убедился, что, по крайней мере, эти кости остались целы…
Пелид упал на колени возле раненого, бережно обхватил его и приподнял.
— Сейчас! — шептал он. — Сейчас, потерпи, прошу тебя…
Пентесилея сняла с пояса и подала Ахиллу свою небольшую кожаную флягу.
— Вода! — сказала она. — Дай ему воды. Он двое суток не пил.
Поддерживая Гектору голову, Ахилл осторожно прижал горлышко к его губам и влил в полуоткрытый рот несколько капель. Тот глотнул, потом уже сам жадно потянулся к фляге и выпил не меньше половины ее содержимого.
— Как хорошо, что ты взяла с собой воду! — воскликнул базилевс — Он умирал от жажды!
— Такие фляги у амазонок всегда с собой, — сказала Пентесилея, подавляя внезапное и совершенно непонятное ей желание закрыть лицо руками и позорно расплакаться.
— Ахилл! — теперь Гектор говорил гораздо яснее. — Мои жена и сын?..
— Их увезли ахейцы, — ответил Пелид, понимая, что ложь недопустима, а молчание убьет Гектора скорее, чем самая жуткая правда. — Они живы, поверь!
Гектор глухо застонал, на миг прикрыв глаза.
— Мы найдем их, даю слово! — воскликнул Ахилл. — Держись, слышишь!
— Я держусь… Мои отец и мать? Остальные?
Голос героя был очень слаб, но говорил он достаточно твердо, видимо, вполне владея собой. Несколько глотков воды в полном смысле вернули его к жизни.
Ахилл ответил, не отводя глаз:
— Царь Приам убит. Убит Полит. Поликсена покончила с собой, чтобы не попасть в рабство. Кассандру, наверное, тоже увезли… Царица Гекуба жива, и ты скоро увидишь ее. Живы Деифоб и Троил, хотя Деифоб серьезно ранен. Город разрушен. Я говорю тебе все, как есть, потому что ты это вынесешь. А сейчас нам нужно идти.
— Ты не один? — Гектор с трудом перевел дыхание. — Кто с тобой?
— Пентесилея.
Герой всмотрелся. После того, как он столько времени провел в полной темноте, к нему только теперь стало возвращаться зрение — сначала он видел лишь смутные силуэты. Узнав амазонку, он вновь попытался улыбнуться.
— Конечно… Чаша… Поэтому ты жив.
— Я жив потому, что был еще нужен. Только я нужен был здесь раньше. Но хорошо, что успел хотя бы сейчас. Идем.
Ахилл осторожно набросил на полунагое, прикрытое лишь обрывками хитона тело друга свой плащ и встал на ноги, со всей осторожностью подняв драгоценную ношу.
— Опять тебе таскать меня на руках! — прошептал Гектор и закрыл глаза.
— Ахилл! — сказала вполголоса Пентесилея. — Послушай… Ты и сам видишь: стрелу надо вынуть сейчас — она прошла над самым сердцем… Его нельзя долго нести — кровь может протечь внутрь груди. Есть здесь где–нибудь вода, чтоб хотя бы промыть раны? Моя фляжка почти пуста.
— Вода есть неподалеку. Если только бассейн не разрушен. Пошли.
Коридор, по которому убегали Троил и Андромаха с Астианаксом, был цел, его лишь в некоторых местах наполовину завалили рухнувшие стропила и листы кровли. Там не было огня и уже почти не осталось дыма. Дальше, в зале с мраморными статуями, где все обрушилось и все, что могло гореть, сгорело, метались хищные птицы. Из–под обломков виднелись чьи–то тела, странным, жутким образом раскиданные среди кусков скульптур и ваз.
Еще лестница, еще переход. Ахилл не был уверен, что идет, куда нужно, но вышел прямо в центральный зал. Кровля почти вся обвалилась, обгоревшие стропила валялись на полу, свисали сверху, пепел и гарь витали в воздухе. Но бассейн, с одной стороны заваленный головешками и мусором, с другой стороны был чист. Ахилл ногой попробовал воду и понял, что акведук работает: вода была теплая!
— О боги, благодарю вас! — воскликнул он.
Герой снова опустился на колени, снял с раненого свой плащ и обрывки хитона и осторожно окунул его в воду.
Когда грязь и кровь были смыты, оказалось, что ран на теле больше, чем казалось вначале. На груди справа багровел косой след от удара мечом, в правую руку выше локтя тоже глубоко вошел наконечник меча или копья, оставив рану, после промывания вновь начавшую слабо кровоточить. Одна стрела попала в шею, и Гектор в пылу боя вырвал ее, едва заметив. Но и эти ранения не представляли бы серьезной опасности, если бы не стали все вместе причиной огромной потери крови. Страх Ахилла вызывала только торчавшая с левой стороны груди стрела.
— Она прошла над сердцем на расстоянии в два пальца, — сказал он, прощупывая кожу вокруг ранки и затем медленно поворачивая Гектора на бок и осторожно трогая спину там, где стрела могла выйти, но не вышла наружу.
— Плохо? — спросила Пентесилея, опускаясь рядом с Ахиллом на каменные плиты пола.
— Самое паршивое, — проговорил Пелид, — это две вещи: во–первых, у нас нет никаких снадобий, останавливающих кровь и очищающих раны. И еще хуже — стрела локрийская.
— И что это значит? — спросила амазонка. — Они что, не умеют крепить наконечники?
— Ты поняла правильно. Стрела в ране двое суток. За это время жилы, которыми приделан наконечник, могли размякнуть и ослабеть. Если же он останется в ране, то…
— То мне конец… — прошептал Гектор. — Но выбора ведь нет. Вынимай ее, братец!
Ахилл вздрогнул. Братцем за всю жизнь называл его только один человек: Патрокл Менетид!
— Терпи, милый! — ответил он другу. — Сперва мне нужно решить, чем остановить кровь, и… О, ну какой я же остолоп! Аптека!
Он хлопнул себя по лбу и с прежней осторожностью опустил раненого на свой расстеленный плащ.
— Пентесилея! Мне нужно найти кое–что в нижнем этаже. Побудь с Гектором и следи, чтобы сюда не подобралось зверье.
— Пускай подбирается, — отвечала амазонка невозмутимо. — Мясо и шкуры нам вовсе не помешают.
Базилевс вскочил и тотчас исчез в провале коридора. Пентесилея сняла с пояса свою сумку и подложила ее под голову раненого, зорко оглядываясь по сторонам: вой и визг хищников по–прежнему доносились со всех сторон. Гектор посмотрел на женщину уже совершенно зрячими глазами и прошептал:
— Пентесилея! Так ты больше не хочешь моей смерти?
— Как же мне ее хотеть? — она пожала плечами. — Как мне ее хотеть, когда Ахилл тебя так любит, а я… а я так люблю Ахилла!
Гектор, наконец, смог улыбнуться по–настоящему.
— Прости меня!.. Прощаешь?
— И не подумаю! — воскликнула амазонка. — Вот уж не знала, что ты умеешь так нечестно пользоваться обстоятельствами! Посмотрел бы на себя: лежишь тут такой разнесчастный, весь израненный, желтый, как весенний мед, и тихонечко так просишь: «Прости!» И кем я буду, если в этом случае тебя не прощу? Нет уж, великий Гектор! Выздоравливай, вставай на ноги и тогда проси у меня прощения, а я буду иметь полное право решать, простить тебя или нет!
— И тогда простишь? — он продолжал улыбаться, хотя поднимавшаяся в груди боль заставила его губы искривиться.
— И тогда решим! — сказала она и отвернулась, держа на коленях лук и наблюдая за проходом.