И всюду Риё, как и вдова покойного, старалась разузнать о злодее, но пока безрезультатно. Вести от Куроэмона и Ухэя приходили редко... Понятно, в какой великой тоске пребывали обе женщины.
Время шло, наступил пятый месяц шестого года Тэмпо. Однажды Сакураи Сумаэмон пошел в Асакусу помолиться богине Каннон и забрел по пути в чайную. Вдруг хлынул дождь, и в чайную, скрываясь от дождя, заскочили два человека. Они стояли под навесом, переговариваясь:
— Забыл тебе рассказать вчерашний случай, — сказал один из них. — Застал меня вчера, как сейчас, дождь на Канде. Укрылся я в каком-то кабачке, и вдруг входит парень. Смотрю: ба, да не Камэдзо ли это из дома Сакаи? Ну, думаю, неужели объявился? Окликнул: «Послушай, Камэдзо!» Тот сразу обер-
198
нулся и говорит: ошибаетесь, меня зовут Тора, и поспешил прочь, хотя дождь хлестал пуще прежнего.
— Неужели посмел объявиться? Это здоровенный такой парень? — спросил другой.
Сумаэмон поинтересовался, что за Камэдзо? Увидев перед собою самурая, оба незнакомца смутились, но все же ответили, что это слуга, который год назад натворил бед в усадьбе Сакаи, да и был таков.
— Правда, я видел его мельком, мог обознаться, может, это и вправду какой-то Тора... — сказал один из незнакомцев.
Выпытывать подробности у случайных встречных не имело смысла. Сумаэмон попрощался с ними, но про себя решил во что бы то ни стало нащупать след Камэдзо. Тогда-то он и послал Куроэмону в Осаку вышеупомянутое письмо.
Бункити отправился поблагодарить бога Тамадзукури. Куроэмон дождался его возвращения, и они снова обшарили все уголки в Осаке в надежде отыскать Ухэя. Обошли все чайные для простого люда, все портовые кабачки, но Ухэя нигде не было. Тогда Куроэмон решил оставить поиски племянника и немедленно отправиться в Эдо. Деньги все вышли, осталась лишь самая малость на крайний случай и кое-какая одежонка. Куроэмон облачился в синее хлопчатобумажное кимоно, подвязался коричневым кокурским поясом, сверху накинул повседневное хаори из темно-синей льняной ткани. Взял два меча, все пожитки уложил в дорожную суму. Были у него еще тканый серый бумажник, булава и веревка. Бункити обрядился в синее кимоно без подкладки, подвязанное кокурским же поясом; за пазуху сунул веревку и булаву.
Они расплатились с хозяином ночлежки и вечером двадцать восьмого числа шестого месяца взошли на судно, курсировавшее между Фусими и Цу. Плавание протекало благополучно, лишь тридцатого из-за волнения на море пришлось постоять в Саканосите. Одиннадцатого вечером прибыли в Синагаву.
Двенадцатого в час Тигра Куроэмон и Бункити, не переменив дорожной обуви, отправились в Асакусу к храму
199
Хэнрёдзи. Они спешили помолиться на могиле Санъэмона и нанести визит настоятелю храма.
На следующий день приходился праздник Урабон, когда полагается посещать могилы родственников. Куроэмон попросил настоятеля храма держать в секрете их появление в Эдо, но от объяснений уклонился. Вместе с Бункити они спрятались в укрытии.
Жены Харады и Сакураи на кладбище пришли, но вдовы Санъэмона и Риё почему-то не было, хотя им полагалось соблюдать обычаи самурайства. С наступлением часа Собаки Куроэмон сказал Бункити:
— Ну, пора отправляться. Теперь будем ходить, пока не сотрем ноги в кровь. — И они направились в храм Хэнрёдзи, но по пути заглянули в Асакусу к богине Каннон. У ворот Каминари Куроэмон сказал:
— Видно, в монахи он все-таки не подался. Все равно ничего путного из него не вышло бы. Но от нас ему не уйти.
Они обошли территорию храма, поклонились Каннон, мысленно поблагодарили Сакураи. У здания сокровищницы покинули пределы храма. Несмотря на духоту, улицы были полны народа, вышедшего полюбоваться фейерверком. Куроэмон и Бункити зашли в чайную, немного отдохнули и снова отправились в путь. Зеваки по-прежнему, задрав головы, глазели на потешные огни.
Когда подошел час Курицы, Бункити неожиданно дернул Куроэмона за рукав и указал взглядом на стоявшего к ним спиной высокого парня, одетого в поношенное кимоно из простой материи, подпоясанное синим полосатым поясом «хаката». Ни слова не говоря, они последовали за ним.
Стояла светлая, лунная ночь. Парень свернул на улицу Кояма и пошел по улице Сио. Пересек Хонтё и далее, по набережной Кокутё, через мост Рюканбаси проследовал на Камакурагаси. Прохожие попадались редко. Куроэмон обмотал лицо полотенцем и изображал пьяного, Бункити делал вид, что провожает его. Они тем не менее неотступно следовали за парнем.
200
Близился час Крысы. Прохожих стало еще меньше. Улучив подходящий момент, когда поблизости не было ни единой живой души, Куроэмон подал Бункити знак, и они в едином порыве бросились на шагавшего впереди парня, скрутили ему руки.
— Вы что?! — закричал тот, но шевельнуться уже не мог — они вцепились в него, словно клещами.
Парень поволок их за собой в придорожную аллею. Приглушенно, но яростно Куроэмон произнес:
— Я Куроэмон, младший брат Ямамото Санъэмона, убитого тобой год назад. Скажи, откуда ты родом, назови свое имя и прощайся с жизнью.
— Вы, видно, обознались. Я родом из Сэнсю, меня зовут Торадзо. Знать ничего не знаю.
— Эй, Камэдзо, я помню даже твою родинку под глазом. Шутки в сторону.
Узнав Бункити, он сник, словно трава на морозе:
— Это ты, Бункити?
Вытащив из-за пазухи припасенную веревку, Куроэмон живо связал парня:
— Ладно, хватит рассусоливать. Беги на Тяномидзу в усадьбу Сакаи, да поживее.
— Слушаюсь, — ответил Бункити и поспешил на улицу Нисикитё.
В доме Сакаи еще бодрствовали. Риё только что вернулась и еще не успела переодеться в домашнее платье, как старая госпожа прислала за ней слугу. Риё обула дзори и засеменила по галерее.
— Приходил посыльный, заболела твоя мать, — сказала ей госпожа. — Причина уважительная, я отпускаю тебя, хотя работы в доме полно. Иди, но непременно возвращайся, хотя бы даже и ночью. Завтра отпущу тебя снова.
Риё поблагодарила и ушла, не переодеваясь. Надо было поскорее выяснить, кто приходил. Сказали: одет в бумажное кимоно без подкладки, подпоясан черным поясом «дзюсу». И вдруг она увидела Бункити, которого запомнила с тех пор, когда провожала брата и дядюшку. Сразу поняла, что болезнь
201
матери — всего лишь предлог. За их встречей в коридоре наблюдали любопытные слуги.
— Ах, забыла нужную вещь, — пробормотала Риё и бросилась в свою комнату. Заперла дверь, открыла корзину, достала нужную одежду и на самом дне нащупала короткий меч — тот самый, что был у ее отца Санъэмона на последнем дежурстве. Завязала все в платок и выбежала из дома.
По дороге Бункити рассказал, как удалось отыскать наконец злодея и как отвели его в храм Годзиингахара. Придя на место, Риё поняла: тут не до переодевания, надо поскорее достать оружие.
— Пришла Риё, дочь Санъэмона, — сказал Куроэмон, обращаясь к злодею. — Признавайся, ты убил Санъэмона? Назови свою родину и имя.
Злодей поднял голову, посмотрел на Риё:
— Да, это конец. Теперь запираться нечего. Я действительно ударил господина Ямамото, но убивать не убивал. Напал же, потому что проигрался в сёбугото и нуждался в деньгах. Родина моя — Идзуми, уезд Икута, деревня Уэнохара. Отца зовут Китибэй, меня — Торадзо. Именем Камэдзо я назвался при поступлении на службу в дом Сакаи, позаимствовал его у одного слуги из Кисю, с которым играл в сёбугото. Больше мне сказать нечего, поступайте как знаете.
— Ладно, — произнес Куроэмон, переглянулся с Риё и Бункити и развязал веревку.
Все трое не спускали глаз с Торадзо. Он встал и, освобожденный от пут, вдруг изогнулся, как зверь, готовый прыгнуть на добычу, бросился на Риё и хотел было бежать. Но Риё, держа меч наготове, успела отступить и нанесла удар Торадзо. Меч рассек его от правого плеча до груди. Торадзо пошатнулся, Риё нанесла еще удар и еще. Торадзо упал.
— Отлично! Теперь я его прикончу! — с этими словами Куроэмон пронзил ему горло и обтер свой меч его рукавом... Затем велел так же обтереть меч и Риё. В глазах у обоих стояли слезы.
202
— Ухэя при этом не было, — только и сказала Риё. Бункити вызвали к главному чиновнику Государственного надзора дома Сакаи, где бывшего слугу возвели в ранг вассала Ямамото Куроэмона и постановили:
«За похвальное усердие пожаловать ему звание «коякунин», выдать четыре рё денег и земельный надел на два лица».
С этого времени он стал носить фамилию Фуканака и занял должность лесного объездчика в поместье Сакаи в Нижнем Сугамо.
Семидесятивосьмилетний Ясиро Таро Хироката сложил в честь Куроэмона и Риё хвалебную оду:
«На празднике поминовения душ
вновь встретятся отец и сын...»
К счастью, некому было наводить критику и сочинять пародии на Ясиро, поскольку Ота Ситиэмон скончался двенадцать лет назад.
1913
КОММЕНТАРИИ Месть в Годзиингахаре
Этот рассказ основан на случае кровной мести, зафиксированном в документальных исторических записях. Он имел место 14 июля 1835 года в столичном районе Канда. Необходимо иметь в виду, что «вендетта» в Японии осуществлялась отнюдь не самочинно, на нее испрашивалось разрешение центрального правительства; к поискам обидчика приступали лишь по получении соответствующей санкции. В новое, буржуазное, время «вендетта» была юридически запрещена, функции наказания преступников полностью передавались судам.
В настоящем издании для удобства русского читателя несколько сокращено перечисление местностей, по которым проходили мстители. У японцев сами географические названия пробуждают массу ассоциаций, иностранному же читателю они мало что говорят и вызывают ощущение неоправданной затянутости повествования.
С. 182. Усадьба Сакаи Утаноками Тадамицу... — Сакаи Тадамицу — глава клана Харима с 1814 г.
...двенадцатого месяца четвертого года Тэмпо — декабрь 1835 г.
Шел час Зайца