Переглянувшись с Калей в третий раз, комес неуверенно пожал плечами.
— Ведаем, всякой нечисти он судья, — обдумывая каждой слово, пояснил он. — Просить иду, чтобы рассудил он меня с одной из… подвластных ему… тварей.
— Обидел ты кого из подданных Короля? — Понимающе прищурился Привратник. — Если так, то не жди милости, рыцарь Казимир. Повелитель к обидчикам смертным очень строг. На меня посмотри, если не веришь. Давно уж то было, что от дел моих неразумных да забав неуемных пострадала тварь из нечисти, подвластной Королю, да с тех пор сколько столетий уж длится мое наказанье? Сижу здесь в оцепенении в тщетной надежде на девы появление, что подарит мне немного жизни. А после опять — застываю, и вновь в ожиданье.
— А что стряслось-то с тобою, рыцарь? — С сочувствием спросила Сколопендра, страшась представить для кого-либо подобную участь. — И когда конец-то мучениям твоим будет, про то ты ведаешь?
— Конец мне только смерть принесет, — медленно проговорил Привратник. — Только и смерти я не подвластен без решения Короля. Давно, когда предки ваших предков еще не думали появиться на свет, служил я сюзерену моему Витайлу Второму Сильному. Да не столько служил, сколько дни свои проводил в забавах да развлечениях. Молод был я, да беспечен. Не думал о делах своих. Раз, на охоте с друзьями, такими же беззаботными рыцарями, как и я сам, довелось заехать нам в заповедные рощи, что издавна считались запретными для охоты. Да не вняли мы тогда предостережениям ни жрецов, ни предков. И меры не проехали мы, как увидали добычу, показавшуюся нам тогда знатной…
Перед глазами Кали мелькнули и пропали косые солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь густые кроны вековых деревьев, заросли папорота под копытами горячих лошадей, собачий лай и азартные выкрики. И еще — гневный и испуганный взгляд девичьих зеленых глаз…
— Долго гнались мы за той дриадой, — рассказывал меж тем кёльстерский рыцарь, не пряча взгляда. — Да только не суждено было нам тогда поймать ее да позабавиться, как мы того хотели. Спустя короткое время вырвался конь мой вперед, но поспеть за быстроногой девой я все же не мог. И вовсе неожиданно деревья расступились вдруг, явив крутой обрыв, и вожделенную мою добычу у самого его края. Но не успел я приблизиться к ней, как гневное что-то выкрикнула она, да сама прыгнула вниз.
Казимир бросил короткий взгляд на застывшее Калино лицо.
— А три дня спустя по дороге в замок понесла моя лошадь, — отрешенно и спокойно закончил Привратник, словно не замечая гнева своей гостьи. — Да так, что не удержался я в седле и пал обземь со страшной силой. Очнулся уж в чертогах самого Горного Короля. За глупость да жестокость мои признал он правоту проклятия дриады, да отправил сюда, вину свою искупать. Лишь смерть может освободить меня от заточения, но наперед должен я получить прощение за дела свои из уст того, в чьих жилах течет кровь дриад. А лесной народ, — впервые за рассказ Привратник криво усмехнулся, — не больно жалует подземные чертоги. Никогда мне не видать дриады, и мука моя — до скончания веков. А может, еще дольше. Сижу тут и не ведаю — что там, наверху, происходит. Может, дриады все уж давно повывелись, сколь их на свете было? А ты, — он медленно повернул голову в сторону Казимира. — Сам к Королю идешь провину свою перед подданным его раскрывать. Неужто так уверен в правоте своей?
Комес опустил глаза. Разом вспомнились казавшиеся такими нужными облавы на нечисть, которые он проводил в землях своих, да братания с ее исконными врагами — мракоборцами. По-новому взглянул он в измученное, восковое лицо Привратника, затем поспешно перевел глаза на Калю, но не поймал ее взгляда.
— Хуже, чем уже есть, не будет, — пересиливая себя, выговорил он. — Если отступиться, недолго проживу, да и незачем мне будет тогда жить. Как решит Король, так и будет.
Некоторые люди, как знала Сколопендра, особенно из тех, что на свет появлялись с родовым именем и гербами, умели говорить и двигаться по-королевски, привлекая внимание самым мелким, незначительным жестом.
Когда кёльстерский рыцарь величественно поднялся во весь рост, выглядело это так, словно перед путниками, башня за башней, вырос цельный собор, во всем своем темном великолепии.
— Пусть будет так, — сказал Морган. Слова его заметались между стен, порождая гудящее эхо.
Подобрав щит, рыцарь нагнулся над столом, вытягивая из ножен меч. Длинный клинок прочертил на столе глубокую царапину и гулко звякнул об пол острием. Пол пещеры гудел и содрогался, когда рыцарь подошел к дальней, залитой тенью стене. Подняв меч, Морган ударил в гранит, проводя острием сверху вниз, от потолка до самого пола, разделяя стену надвое.
На месте удара вначале слабо, а затем, набирая силы, разгорелась узкая полоса. Со стоном, идущим из самой толщи камня, стена подалась в разные стороны, разделяясь на две створки. Изнутри пыхнуло жаром, запахом нагретой смолы и серы. Прглядевшись, шляхтич увидел слабое свечение, идущее от стен. Похоже, путникам не грозило заплутать в темноте. Штергенссон, выполнив предназначение, отступил в сторону. Меч он поставил между ног, тяжело оперевшись на рукоять обеими ладонями.
— Путь открыт, — произнес Морган. Взгляд померк, словно рыцарь начал погружаться в колдовской сон, постепенно сковывающий члены. — Проходите.
Сколопендра неуверенно шагнула к проходу вслед за комесом. Люди, как за время скитаний с Вольницей, убедилась Каля, порой не заслуживали доброго отношения. Но за годы, проведенные в лесах и городах, Сколопендра уяснила одну небольшую истину: всякий мог рассчитывать на понимание и прощение, заплатив за вину. Рыцарь Кёльстера провел многие столетия в забвении, утратив надежду на прощение от обиженной им дриады.
Каля отпустила руку Казимира, уже стоявшего у самых врат.
— Морган Штергенссон, — встав напротив рыцаря, сказала она, — наказание твое было справедливым. Вижу, будь у тебя возможность исправить жестокий поступок, ты бы удержал коня и товарищей своих от травли лесной девы. Мудрость, рыцарь, приходит с годами, только вот власти над временем и прошлым не дано никому. Ты долго служил Горному Королю, — прибавила Сколопендра, кладя руку поверх латной рукавицы, сжимавшей меч, — пришла пора отпустить твою запертую душу. Я, Калина, дочь Эолинда, прощаю тебя.
Привстав на носки, Сколопендра протянула руку, пригибая голову рыцаря к себе.
— Ступай с миром, — прошептала она, касаясь губами бледного, холодного лба, даря последний, почти невесомый, поцелуй.
Морган вздохнул. Сколопендра улыбнулась в гаснущие темные глаза, отпустила стиснувшую её кисть руку рыцаря. В ладонь скользнула гладкая, холодная рукоять меча. Штегерссон улыбнулся, накрывая её пальцы, сомкнувшиеся на металле.
Доспехи Привратника пронизали тончайшие белые лучи. Окутали высокую, неподвижную фигуру с ног до головы, наполняя пещеру ослепительным, холодным светом.
Казимир заслонился рукой, но и, закрыв глаза, все еще видел объятую колдовским пламенем фигуру стража.
Когда же оба, и шляхтич и разбойница, смогли открыть глаза, и привыкнуть после света к полутьме, о рыцаре Кёльстера напоминал лишь забытый на столе золотой шлем.
— Пойдем штоле, комес, — оглядев опустевшую пещеру, проговорила Каля. — Меч возьми, тебе подойдет, а мне своего клинка хватит.
Пройдя в ворота, они остановились, вглядываясь в бархатистый сумрак. Под ногами скрипел мелкий белый песок, стены, испещренные блестящими слюдяными и кварцевыми крошками, образовывали широкий проход, теряясь дальше, чем путники могли видеть.
— Держись рядом, — велел Казимир, сжимая меч бывшего Привратника. Оружие оказалось удобным, хотя и тяжелее, чем те клинки, которыми обычно пользовался шляхтич. — Идем.
Сколопендра хмыкнула, проходя вслед за Казимиром. Сколько времени им предстояло плутать по тоннелям и пещерам, она не знала. Знала только, что Горный Король не легенды и не сказки, а значит, когда-нибудь дорожка, убегающая в гранитное царство, приведет их к владыке меловых чертогов. Если только…
За спиной путешественников врата захлопнулись с оглушительным грохотом. Грохот разнесся далеко вокруг, порождая рокочущий, басовитый звон. Казимир помрачнел.
— Вот гадство! — Выругалась Сколопендра, стискивая рукоять клинка и встревожено озираясь. — Теперь, почитай, все обитатели горы знают о нас.
— И теперь, бросив свои дела, они спешат сюда? — Хмыкнул Казимир, не пряча, впрочем, захваченного у Привратника меча.
— Могет быть, что так и есть, комес, — серьезно ответила полудриада, бросив в его сторону быстрый взгляд.
— Одно радует, — нервно вглядываясь в темноту, сгущавшуюся впереди, пробормотал комес. — Теперь мы точно знаем, что идем в правильном направлении, если только этот… Морган нам не солгал. Хотя спроси меня, хочу ли я сейчас попасть на прием к Горному Королю — ни один ответ мой не будет искренним.
Каля промолчала, настороженно ступая по мягкому песку. После всего, что удалось видеть и слышать в пещере наказанного рыцаря, ей самой тревожно было идти к владыке нечисти. На совести шляхтича были десятки, если не сотни убитых нечистых тварей, что вряд ли могло понравиться их повелителю. Вполне возможно, Горный Король мог снять заклятие ведьмы, а взамен наложить такое, в сравнении с которым муки Моргана Штергенссона показались бы благом.
Но назад пути уже не было.
Глава 23
Спустя совсем короткое время каменный проход, по которому они шли, стал расширяться. Свет, идущий от стен, усилился. Да и сами стены трудно было бы назвать теперь каменными. По мере того, как путники двигались вперед, гранитные породы светлели, медленно переходя в мраморные, а после и вовсе приобрели вид толстого стекла. Казалось, комес и разбойница шли по бесконечному коридору диковинного дворца. Иногда им казалось, что они видели застывших в стекле диковинных зверей и даже людей, но в неясном свете трудно было сказать, так оно было на самом деле, или глаза их видели то, чего не было. Лишь единожды на пути им довелось наткнуться на человеческие останки какого-то воина. Неведомый человек сидел у самой стены, склонив голову на грудь. Сохранившиеся длинные волосы, скрывавшие истлевшее лицо, были светлыми. Комес присел рядом, осторожно потянув круглый шлем из высохших рук. Кожаная его подкладка была изрезана словно бы какими-то буквами.