— Здоров буди, светлый комес, — весело и нагло бросил он, меряя взглядом нахмуренного Казимира. — Давно ли ты стал по кустам ховаться, да за полюбовниками наблюдения строить? Самого себя-то не стыдобишься?
В предночной полутьме не было видно цвета казимирова лица, но если Каля хоть чуть его знала — он стал свекольным. Однако голос звучал по-старому — ровно да грозно.
— А ты, я смотрю, смел не по положенью, раз в вельможном саду да без хозяйского позволения незваным дела полюбовные решаешь, — шагнув ближе, комес оказался на вытянутую руку от эльфа. — Что взашей тебя вытолкнут не боишься, попрошайку как последнего?
— А ты излови меня сначала, грозный шляхтич!
Рука Казимира поймала пустоту. Изогнувшись, Фэнн ушел от рыцарского кулака, но комес оказался куда проворнее, чем казалось эльфу. Каким-то наитием угадав, куда отодвинется противник, Казимир прыгнул вперед, но вновь кулак его только мазнул эльфа по щеке. Впрочем, Фэнну того оказалось достаточно, чтобы его отнесло в густой кустарник. Однако в накладке он не остался — падая, успел пнуть шляхтича в живот. Охнув, Казимир, на котором была только рубашка, на миг согнулся, и мига этого было достаточно, чтобы вскочивший эльф бросился на него с яростью боевого петуха. Сцепившись, непонятные соперники покатились по траве. Брань Казимира и задорная ругань Фэнна, перемежаемые глухими звуками ударов да болезненными вскриками, разнеслись по всему саду. Застывшая сперва в изумленном оцепенении Каля, подхватив юбки, подбежала к дерущимся, но соваться под горячую руку кого-либо из них заопасалась. На возмущенные же ее крики прекратить рукоприкладство ни тот, ни другой, внимания не обращали, всецело занятые друг другом.
— Скотина ты, шляхтич! Вот бы тебе попасться мне в лесу, вся Вольница….ах… почитай, тебя с прошлого года еще ждет, не дождется!
— В лесу ты на суку пов… иснешь, нелюдь клятый! Ухо! Ухо пусти, с-собака!
В мощном рывке, шляхтич перевалил на спину уже ярившегося Фэнна и уселся сверху, от души угощая того тумаками. Попутно он отмахивался от решившейся таки хватать его за руку Кали, хорошо помнившей о звериной силе Выжигского комеса и насмерть перепугавшейся за эльфа. Оба драчуна были уже порядком побиты и даже искусаны, но теперь Фэнну доставалось несоизмеримо больше.
— Кто тебя звал вообще в мой дом, разбойничье отродье? Да за одно м-мое ухо я тебя на пики п-подниму! Ч-че… что я тебе говорил — за женщиной своей следи, образина ты, нелюдь поганый!
— Сам! Сам говоришь — моя это женщина! — просто так Фэнн не собирался сдаваться — одна его рука удерживала локоть комеса, другая как клещ вцепилась в вельможное горло. — Что она тебе? Ты ж комес пресветлый, дворянин, голубая кровь! За тобою девки табунами бегают, а мне всего одна она и нужна!
— Зато… ты… ей… не нужен, — задыхаясь, хрипел Казимир, под напором сразу с двух сторон начиная сдевать позиции. Возмущенно кричащая и уговаривающая Каля тащила его за плечи, стараясь скинуть с поверженного Фэнна. — Кто… ты есть? Висельник, рвань, ни двора… ни кола… ни серьезных намереньев…
Вырвав руку у Сколопендры, комес со всей силы впечатал кулак в эльфью скулу. Фэнн дернулся всем телом, мгновенно обмякая.
Пошатываясь, комес поднялся навстречу замковой стражи, только-только сбежавшейся на шум драки.
— Слуг зовите, — отплевываясь кровью и тягучей слюной, распорядился хозяин, кивая в сторону бесчувственного эльфа. — Пусть вот этого в гостевые покои отнесут. Да караул приставьте. Не хочу, чтоб меня в собственной постели зарезали, не время еще.
Глава 10
Уже второй вечер подряд с мига прибытия в его замок Кали-Сколопендры светлый комес Выжиги сидел на постели, меняя мокрые тряпки на голове. Попеременно он аккуратно обтирал разбитые губы. Левое ухо его, более всего остального пострадавшее в драке с Фэнном, заметно распухло, и только свежие травы на короткое время снимали пережевывавшую боль. И все же Казимир чувствовал себя не в пример лучше, чем накануне. С нетерпением ждал он визита Кали, сидевшей сейчас у сотоварища. В то, что она не придет, комес не верил. Разбойная полудриада обязательно должна была зайти к нему сегодня, хотя бы для того, чтобы основательно выругать «вельможного дурня». Того, что эльф воспользуется своим побитым станом и уговорит разбойницу уехать, давя на жалость, рыцарь не боялся. Он знал силу своей руки и верил, что нескоро еще эльф покинет отведенные ему покои своими ногами.
На дворе заливисто, задорно пропел петух, встречая первые часы ночи. Скомкав не лбу ставшую теплой тряпку, Казимир прислушался.
Через весь замок, проносясь плотным, могучим валом, неслась, обгоняя владелицу, забористая ругань. Шляхтич ухмыльнулся, бросил ненужную повязку в ведро и, оттолкнувшись от постели, вышел на центр покоев.
— Да чтоб тебе лопнуть!
Прямо за дверью влажно хлюпнуло; кто-то с грохотом уронил большое железное ведро. Казимир прислушался: приглушенный говор просил поостеречься, улещал, молил отступиться.
Со скрипом распахнулась дверь. На пороге, сверля комеса яростным взглядом, стояла разбойница. За её спиной, бледными тенями жались слуги, и блестели кирасы стражников, так и не решивших — стоит ли хватать под руки хозяйскую гостью, или просьбами да уговорами отвести от покоев комеса.
— Энто ты, что ж себе, злыдень, позволяешь! — Взвизгнула Сколопендра, нацеливая на Казимира пылающий взгляд.
Тяжелая ореховая дверь с лязгом захлопнулась, брякнув щеколдой. Шляхтич усмехнулся, складывая руки на груди. Сколопендра ярилась. То, что она пока не кинулась на него с кулаками, можно было объяснить избытком не выплеснутой злости.
— Едва не угробил мне друга лучшего, — стискивая кулаки и запрокидывая голову, продолжила разбойница. — А теперь ишшо и под замок посадил?
Казимир вторично улыбнулся.
— Ах, ты ж гадина, — не удержалась Сколопендра, стремительно бледнея. Россыпь веснушек заметнее проступила на коже, губы недовольно искривились. — Что, думаешь коли хозяин здесь, так и все тебе можна? За других решать удумал? Висельник, без кола и двора? Не много ли на себя берешь, милсдарь рыцарь? Без серьезных намереньев? Чай у тебя намерений поболе да посерьезнее будет! — Притопнула ногой Каля. — Ить ты чай своих делов решить не можешь, а туда же — за других выбирать вздумал! Ноги моей у тебя больш не будет! Живи как знаешь! Как был дураком, — с гневом бросила в окаменевшее лицо Казимиру разбойница, — так и помрешь!
Против ожиданий, на лице комеса не отразилось ни огорчения, ни гнева.
— А разве не сама ты говорила ему не целовать тебя? — С деланным изумлением переспросил он. — Думалось мне, самое время вступиться за тебя!
Сколопендра на миг обмерла.
— Да тебе какое дело! — Вспыхнула она. — Сам-то чего в саду в такой час делал? Прогуляться вышел, не спалось никак? А когда стоял, да все слушал, не решился заступиться? Чего ждал? Интересностей?
Оставаясь серьезным и странно спокойным, Казимир пожал плечами.
— Так я, почитай, только и подошел, когда он с руками-то полез, — хмыкнул он, делая шаг ближе к разъяренной разбойнице. — Пусть спасибо скажет, что на месте его не порешил, с разбойниками да с насильниками у меня в землях разговор короткий. За шею — да на ветку.
Каля презрительно усмехнулась, будто не верила ни в одно слово Казимира.
— Врешь, — устремив на невозмутимого шляхтича взгляд, проговорила она. — Дажно не стыдобишься. Все одно — кулаками опосля драки махать ужо поздна. За прием благодарствуй, токмо некогда мне боле сидеть в хоромах твоих, сложа руки. Фэнн как оклемается, сразу и снимемся с места. Тебе, — разбойница вздернула подбородок, — видать, ельфы уж не по нраву больно.
— Да нет, отчего ж, — комес шагнул еще ближе, остановившись напротив Кали. — Очень даже по нраву, а супротив эльфиек так вообще ничего не имею, — он обошел Калю так, чтобы оказаться между ней и дверью. — Ты погоди, не спеши. Уезжать собралась? А кто тебе сказал, — лицо его было отрешенным и флегматичным, — кто тебе сказал, что я тебя отпускаю?
Внезапно шляхтич бросился вперед. Не ожидавшая того Каля пикнуть не успела, как оказалась в его крепких объятиях. Притиснув ее к себе, Казимир склонился к девичьим губам. Глаза его смеялись.
— Целуй, девка, — с усмешкой проговорил он, глядя в яростные калины глаза. — Ведь все равно не отвертеться.
Завозившись в руках комеса, Сколопендра вдруг ударила. Без размаха, не издав ни единого звука, ткнулась лбом в улыбающиеся губы.
Казимир вздрогнул, отвернув голову, прижимая подбородок к плечам. Разбитый эльфом рот отозвался болью. Однако миг спустя он снова взглянул на свою гостью. Еще миг — и, встряхнув Калю, он силой приблизил ее к себе, в третий раз накрывая ее губы своими.
Разбойница не отвечала на его жадный поцелуй. Плотно стиснутые губы так и остались холодными, руки, впившиеся было в плечи шляхтича, бессильно упали вдоль тела. Казимир открыл глаза, всматриваясь в бледное лицо дриады.
— Словно неживая ты, Каля, — вздохнул, отпуская ее, комес.
Сколопендра вздрогнула всем телом. Руки, до того немощыми плетьми соскользнувшие с широких плеч шляхтича, взлетели, обхватывая Казимира. Одна ладонь погрузилась в отросшие медные волосы комеса, другая, прижавшись к пылающей щеке рыцаря, дрожала, словно разбойницу пробирал озноб.
Только что безучастная, словно статуи в дальних покоях замка, Каля прижалась к губам Казимира, целуя его со всем жаром, какой удерживала в себе.
Комес притиснул к себе тонкое девичье тело, словно в омут погружаясь в горячий калин поцелуй. На миг отрывался от ищущих уст, чтобы пробежать по щеке ее к волосам, и вновь приникал к ее губам, будто желая выпить до дна. В какое-то мгновение, не прерывая поцелуя, рыцарь подхватил девушку на руки и, дойдя до своей постели, присел на край, держа Калю на коленях. Отдав всю себя, полудриада оторвалась, наконец, от губ Казимира и, обняв руками его шею, прижалась к рыцарской груди. Комес уже привычно для нее опустил лицо в густые каштановые волосы Кали, обнимая за талию и плечи.