– Да, – солгал Эли, вынимая телефон. – Я позвоню другу.
Он встал и прошел дальше по коридору, но не стал набирать номер. На этот раз никакой системы оповещения. И нет смысла притворяться. Эли был популярен, нравился людям, но всегда старался держать дистанцию. Подпусти человека слишком близко, и он увидит швы на тщательно выстроенном фасаде, едва уловимое, но постоянное притворство. Лучше быть дружелюбным, но не дружить.
Эли вернулся к социальному работнику и полицейскому. Доктор уже ушел.
– Мне нужно взять кое-что из дома, – сказал Эли. – Вы меня не подбросите?
Он вошел в дом, послушал звук отъезжающей патрульной машины и закрыл дверь. Простоял несколько долгих секунд в затемненном зале.
А затем повернулся и ударил кулаком в стену.
Боль вспыхнула и растеклась вверх по руке, пока он снова и снова молотил стену, пока костяшки не раскололись и кровь не потекла с запястья. Наконец Эли опять смог дышать.
Ноги подкосились, и он опустился на пол.
Эли снова остался один.
Бог никогда не дает нам больше испытаний, чем мы можем вынести.
Эли сказал себе, что у Всевышнего есть на него какой-то план, даже если сейчас это не видно. У боли была цель. Он уставился на свою окровавленную руку.
Как глупо, подумал Эли.
Будет трудно прятаться от неизбежных социальных работников, от школы, от сотен глаз, подмечающих каждую оплошность, каждую трещину в его персоне.
Эли встал и пошел в ванную, ополоснул разбитые костяшки и спокойно перевязал руку. Он поймал в зеркале свой взгляд и вернул черты лица в правильное положение.
А затем пошел в свою комнату и начал собирать вещи.
– Мы на месте.
Эли стоял в дверях, сжимая коробку с книгами. Комната была простой, только окно, узкая кровать и письменный стол.
– Немного пустовато, знаю, – сказала домовладелица, которая настояла, чтобы он звал ее Мэгги. – Но окна с двойными стеклами и душ в коридоре горячий. – Она смерила его взглядом. – Такой юный и уже живешь самостоятельно?
– Я освобожден от опеки, – объяснил Эли.
Это был самый простой путь. Ему почти шестнадцать. Мало кто хотел брать подростка, а Эли не желал становиться подопечным штата. Родители мертвы. Патрик и Лиза тоже. Первые оставили ему только шрамы, а вторые деньги – немного, но достаточно, чтобы Эли мог заплатить за квартиру и сосредоточиться на окончании средней школы. Поступить в хороший колледж.
– Спасибо, Мэгги, – сказал он, переступая порог.
– Хорошо, Элиот. Дай знать, если что-нибудь понадобится.
Деревянный пол проводил скрипом ее, а затем и Эли, когда тот отнес коробку на стол и сложил учебники в аккуратную стопку.
– Нам очень жаль, Элиот, – сказал директор.
– У нас есть советники, – добавил декан.
– Дайте нам знать, чем мы можем помочь, – повторили учителя.
– Пожалуйста, – умолял их по очереди Эли, – никому не говорите.
Нормальность – это такая хрупкая вещь, которую легко разрушить даже добрыми намерениями.
Итак, все они хранили его тайну, а он уехал под предлогом, что хочет скорбеть в одиночестве.
Эли достал две последние книги – потрепанную Библию и учебник по анатомии. Отложил первую в сторону, притянул вторую и опустился на стул.
«Мы должны, – подумал он, – найти в боли цель…»
Эли открыл тяжелый том и листал страницы, пока не нашел рисунки головы и шеи, узор мозга, тонкий столб позвоночника.
Найти цель.
Он принялся делать заметки.
Когда на следующий день Стелл вернулся, Эли не поднял глаза.
Он сидел над папкой, которую штудировал большую часть ночи.
– Вижу, ты решил сотрудничать.
Эли собрал бумаги обратно в стопку.
– Мне нужен компьютер.
– Ни в коем случае, – отрезал Стелл.
Эли поднялся со стула и вложил файл в стекловолоконную пасть.
– Я месяцами изучал свои цели. Убеждался в их способностях. Отслеживал их перемещения. – Он отпустил папку, и та шлепнулась на пол. – Вы хотите, чтобы я делал ту же работу, сидя внутри бетонной коробки, не имея ничего, кроме основной информации. Этого, – указывал он на страницы у ног, – недостаточно.
– Это все, что у нас есть.
– Тогда вы плохо ищете, – огрызнулся Эли. Он обратил свое внимание на фотографию на полу. – Табита Дал. Девятнадцать лет. Спортсменка, ученица колледжа, активная, дружелюбная, искатель приключений. Во время похода получает обширный сердечный приступ из-за аллергической реакции. Друг пытается ее реанимировать. Она добирается до больницы. А потом – исчезает. Две недели назад родители объявляют розыск. – Эли поднял голову. – Куда она пойдет? Как бы она туда добралась? Почему здесь нет ничего о друге, с которым она была? Что она думала и чувствовала сразу после несчастного случая?
– Как мы можем получить такую информацию? – спросил Стелл.
Эли вскинул руки:
– Ей девятнадцать. Начните с социальных сетей. Взломайте ее переписку с друзьями. Влезьте в ее жизнь. В ее голову. ЭО – это не просто результат катализатора. Они отзвук тех людей, которыми были раньше. Обстоятельства, но еще и психика. Я могу помочь вам найти Табиту Дал. С нужной информацией я, вероятно, смогу довольно точно угадать ее силу, но мне ничего не сделать с пятью листами бумаги.
Последовало долгое молчание. Эли терпеливо ждал, пока Стелл его нарушит.
– Я достану тебе компьютер, – сказал директор. – Но с ограниченным доступом, и система будет дублироваться. Я увижу все, что ты ищешь. И как только выйдешь за рамки дела, то потеряешь больше, чем технические привилегии. Мы поняли друг друга?
– Я мог бы не просто высказывать версии, – начал Эли, опускаясь на колени, чтобы подобрать бумаги. – Если ты меня выпустишь…
– Мистер Кардейл, – сказал Стелл. – Проясним один момент. Вы можете помочь нам из этой камеры или из лаборатории, но вы никогда не покинете стены этой камеры.
Эли поднялся на ноги, но директор уже ушел.
Эли шел через кампус, подняв воротник от холода.
Хаверфорд был хорошей школой – не самой лучшей, но, безусловно, лучшей, которую он мог себе позволить, – и располагался достаточно близко от общежития. Местное население по численности могло дать фору большинству городов, а кампус раскинулся так широко, что два месяца спустя Эли все еще обнаруживал новые здания.
Возможно, именно поэтому он не видел часовню раньше.
Или, может быть, она до сих пор пряталась за деревьями, красные и золотые листья скрывали классические линии, простой шпиль, покатую белую крышу.
Эли замедлил шаг. Но не развернулся. Тяга была легкой, но настойчивой, и он позволил себе подняться по лестнице.
Он не ступал в церковь годами, с тех пор как Бог стал чем-то более… личным.
Первым, что увидел Эли, был витраж. Красные, синие и зеленые блики танцевали на полу. И каменный крест перед окном. Ладони начало покалывать. Эли закрыл глаза, желая вернуть воспоминания о глубоком голосе, свисте кожаного ремня.
– Удивительно, не правда ли? – спросил воздушный голос.
Эли моргнул, повернул голову и увидел девушку. Стройную и красивую, с большими карими глазами и медовыми волосами.
– Я никогда не была набожной, – продолжила девушка, – но мне нравится внешний вид зданий. Вы?
– Я не большой любитель зданий, – ответил Эли с кривой улыбкой, – но всегда был набожным.
Она надулась и покачала головой:
– Ох, значит, у нас никогда ничего не получится. – Притворную грусть снова сменила улыбка. – Извините, я не хотела вас прерывать, вы казались грустным.
– Правда? – Эли, должно быть, потерял концентрацию, раз вылезла правда. Но он мгновенно собрался и обрушил на девушку всю силу своего обаяния. – Вы изучали не здание, а меня?
Свет танцевал в глазах девушки.
– Я более чем способна восхищаться и тем, и другим. – Она протянула руку: – Я Шарлотта.
Он улыбнулся.
– Эли. – Над головой пробили колокола, и он протянул ей руку: – Пообедаем?
Неделей ранее Мэгги появилась в дверях комнаты Эли, прижимая к бедру корзину белья.
– Сегодня пятница, вечер, Элиот.
– И?
– А ты сидишь здесь, делая математику.
– Биологию, – поправил он.
Мэгги покачала головой:
– Все время учишься, не веселишься, для мальчика твоего возраста это ненормально.
Вот оно. Нормально. Центральная линия его настройки.
Эли оторвался от домашней работы.
– Что же я должен делать? – спросил он, подняв бровь, чтобы скрыть серьезность вопроса.
– Ходить на вечеринки! – ответила Мэгги. – Пить дешевое пиво! Делать плохой выбор! Встречаться с красивыми девушками!
Он откинулся на спинку стула.
– Красивые девушки считаются за плохой выбор или это две разные вещи?
Мэгги закатила глаза и ушла, и Эли вернулся к работе, но слова запали в душу. Он ходил на пару вечеринок, наклеивал ленивую улыбку и пил ужасное пиво (что, честно говоря, казалось плохим выбором).
Но теперь у него была Шарлотта.
Эли узнал, что отношения являются универсальным условным обозначением нормальности. Общественная печать одобрения. Встречи с Шарлоттой Шелтон, в частности, больше походили на золотую печать. Она была из семьи «старых денег», настолько старых, что даже сама не замечала, как ее пронизывает их флер.
Шарлотта была веселой, красивой и испорченной – она жила в школьном общежитии, но только затем, что хотела получить настоящий опыт в колледже. Не то чтобы это стремление к подлинности выходило далеко за пределы односпальной кровати и общего зала.
Шарлотта пришла в пансионат Эли лишь раз и только потому, что настояла. Она знала, что он сирота (слово, которое, казалось, вызывало у нее сильный защитный инстинкт), но правда оказалась не столь романтичной. Эли увидел под маской сочувствия жалость.