Тони поднял глаза от газеты и улыбнулся.
Говорят, люди за тебя цепляются. Возможно, так и есть, ведь каждый раз, когда Марсела видела Тони, то чувствовала необходимость стереть его со своей кожи.
Он встал и обошел стол, широко раскинув руки:
– Марсела, если бы красота была преступлением…
– Тогда я заправляла бы этим городом вместо тебя, – сухо ответила она.
Тони рассмеялся, хотя уже отвлекся.
– А это кто?
– Моя племянница, Дж…
– Джессика, – перебила Джун и протянула руку; ее акцент стал почти незаметным.
Глаза Тони блуждали по ней.
– Красивая внешность определенно ваша фамильная черта, – сказал он, коснувшись губами ее костяшек. Склонив голову, Тони не увидел, как сузились глаза Джун. Марселе опять стало интересно, что имела в виду Джун, говоря о личном деле.
Два «костюма» все еще маячили у стеклянных дверей, держа руки на кобурах, но Тони от них отмахнулся:
– Назад, парни. – И подмигнул. – Думаю, тут я сам управлюсь.
Удивительно, подумала Марсела. Хатч, очевидно, видел, что она устроила на игре в покер, и все же относился к ней как к вещи, милой, но бессильной безделушке.
Сколько мужчин ей придется превратить в прах, прежде чем кто-то начнет принимать ее всерьез?
Охрана отступила, и Тони повернулся к серванту.
– Садитесь, садитесь, – сказал он, указывая на два стула перед столом. – Налить вам, девушки, выпить?
Не дожидаясь ответа, Тони просто стал бросать лед в хрустальные бокалы.
Марсела опустилась на стул, но Джун бродила по комнате, беспокойно рассматривая картины. Марсела обратила свое внимание на Тони:
– Ты знал о Бетани?
Тони цокнул языком.
– А, это, – отмахнулся он. – Слушай, я сказал Марку от нее избавиться, но ты же знаешь, каковы мужики. Если бы дела сердечные совпадали с делами интимными… В смысле, сколько раз я пытался увести тебя от твоего мужа – впрочем, ты здесь не за этим.
– Так зачем я здесь, Тони?
Он вернулся в свое кресло.
– Ты здесь, потому что у тебя хватило мозгов прийти, когда позвали. Ты здесь, чтобы помочь мне понять, какого хрена происходит, ибо я переслушал много сумасшедшего дерьма, Марс, но знаю лишь, что трое из моих лучших парней мертвы, а у двух других, кажется, странная уверенность, будто ты их убила.
– Так и есть.
Тони рассмеялся, но без капли юмора.
– Я не в настроении для игр, Марс. Знаю, вы с Маркусом поцапались…
– Поцапались? – выплюнула Марсела. – Он ударил меня головой об стол. Придавил мое тело пятьюдесятью фунтами железа и поджег наш дом.
– И все же ты здесь, жива и здорова, а мой главный исполнитель – куча пыли на полу у Сэма Макгвайра. Итак, ты поможешь мне понять, что на самом деле произошло. – Он не стал добавлять «иначе», а просто сел. – Слушай, я не дурак. Ты помогаешь мне, я помогаю тебе.
Ее рот дернулся:
– Чем ты мне поможешь?
– Ты всегда была слишком хороша для Маркуса. Я мог бы дать тебе ту жизнь, которую ты заслуживаешь. Какой ты стоишь… – Эта мерзкая скользкая улыбка. – Если попросишь как следует.
Попроси как следует.
Играй честно.
Марселу эти честности уже в корень задрали.
Джун по ту сторону комнаты коротко иронично рассмеялась.
Улыбка соскользнула с лица Тони.
– Что-то развеселило, малышка?
Джун повернулась к ним.
– Я однажды попросила тебя как следует, Тони, – сказала она веско. – Это ничего не изменило.
Тони прищурился:
– Мы уже встречались?
Джун положила локти на спинку пустого стула и надулась.
– Тони. – На этот раз, когда она заговорила, ее акцент проявился во всей красе. – Ты меня не узнаешь?
Краски сошли с его лица.
– Нет…
Марсела не знала, шок это или отрицание, но Тони инстинктивно потянулся к верхнему ящику стола.
– В самом деле? – Джун выпрямилась; девочка-подросток исчезла, став идеальной копией самого Тони Хатча. – А сейчас?
На глазах Марселы Тони Хатч выхватил из верхнего ящика пистолет и пустил три пули в грудь Джун.
Джун посмотрела вниз, на кровь, что яркими пятнами распустилась на рубашке, но не вскрикнула, не упала, просто улыбнулась.
А вот настоящий Хатч за столом задохнулся и схватился за грудь, где появились три идеальных отверстия, и хлынула кровь.
– Как ты мне сказал? – спросила Джун, опираясь на стол. – Ах да… Не сопротивляйся, детка. Сама же хочешь погрубее.
Его легкие сжались один, два раза, тело содрогнулось и замерло.
Когда Хатч умер, Джун, похоже, утратила силу.
Отражение Тони спало, как слишком большая одежда, и на мгновение Марсела увидела кого-то другого – девушку с каштановыми локонами, карими глазами и веснушками, точно звездная россыпь на носу, – но это было лишь мгновение, а затем Джун снова вернула облик тощей темноволосой девушки.
Марсела с удивлением наблюдала, как перед ней раскрылся истинный потенциал власти Джун.
Девушка была не просто зеркалом или оборотнем.
Она была живой куклой вуду.
Марсела расплылась в усмешке, но тут распахнулись двери, и влетели двое охранников с оружием в руках.
Джун обернулась, уже не девочка-подросток, а идеальная копия мужчины, который пытался ее обыскать. Он поднял пистолет, но запнулся при виде самого себя, и в этот миг нерешительности Джун схватила со стола нож для писем и вонзила себе в руку. Которая была его рукой.
Мужчина ахнул и уронил пистолет, кровь полилась меж его пальцев. Второй охранник дрогнул – Хатч мертв, партнер внезапно оказался сразу в двух местах, – и Марсела воспользовалась возможностью, чтобы схватить со стола пистолет Тони и выстрелить недоумку в голову.
Он упал, как свинцовый шарик. Другой еще тянулся за своим упавшим оружием, но Марсела оказалась там первой и прижала раненую руку к полу каблуком.
– Ты чокнутая сука, – проблеял он, а она наклонилась и зажала ему рот ладонью.
– С леди так разговаривать нельзя, – сказала она, вонзая ногти в его кожу. Та сморщилась, плоть спала, обнажив кость, все это истончалось и трескалось, и наконец рассыпалось.
Марсела выпрямилась, отряхивая ладони, и тихо выругалась. У нее треснул ноготь.
Джун тихо оценивающе присвистнула:
– Что ж, это было весело. – Она сидела на диване, по-девичьи болтая ногами. Затем спрыгнула и направилась к стеклянным дверям, чья поверхность теперь была заляпана кровью. – Идем, – сказала она, проходя мимо серванта Тони. – Мне нужна настоящая выпивка.
Марсела повидала немало баров, но в большинстве из них были светящиеся витрины, кожаные сиденья – ну или, по крайней мере, меню.
«Палисады» могли похвастать разбитыми окнами, деревянными табуретками и грязной доской для списка блюд.
Не то чтобы Марсела не знала этот мир – мир крепкой выпивки и таблеток, оплаченных мелкими наличными, – но она сознательно оставила его позади. Джун, с другой стороны, чувствовала себя как дома, опираясь локтями на липкую стойку. Она снова была собой – не той девушкой, которую Марсела увидела в кабинете Хатча, или той, которую Джун носила по дороге, а той, что явилась в «Хайтс» с этими свободными каштановыми локонами и в длинной крестьянской юбке.
Джун заказала двойной виски для себя и мартини для Марселы. Мартини на деле оказалось чистой водкой. Что на данный момент ее вполне устраивало. Марсела стояла в баре, потягивая напиток.
– Да сядь уже, мать твою, – велела Джун, разворачиваясь на своем месте. – И перестань морщить нос. – Она подняла свой стакан. – За хорошее окончание рабочего дня.
Марсела неохотно уселась на табуретку, изучая Джун поверх бокала.
Ее раздирали вопросы. Две недели назад Марсела была красивой, амбициозной, но немного скучающей домохозяйкой, не подозревавшей о существовании таких людей, как Джун, как она сама. Теперь же она стала вдовой, способной разрушить все, к чему ни прикасалась, но оказалась не единственной, обладающей сверхсилами.
– Ты можешь стать кем угодно? – спросила она Джун.
– К кому бы ни прикоснулась, – ответила та. – Если они живы. И если они люди.
– Как это работает?
– Без понятия, – ответила Джун. – А как ты сжигаешь людей живьем?
– Нет, – возразила Марсела. – Не сжигаю. Это больше похоже на… – Она посмотрела на бокал в своей руке. – Разрушение. Древесина гниет. Сталь ржавеет. Стекло становится песком. Люди разваливаются.
– Как это ощущается?
Как огонь, подумала Марсела, но это было не совсем правильно. Она вспомнила, что чувствовала, когда Маркус гнил в ее руках. Как развалился на части, просто, почти элегантно. Было в ее силе что-то грубое. Беспредельное, безграничное. Так она и сказала.
– У всего есть предел, – сказала Джун. – Ты должна найти свой.
Ее взгляд помрачнел, и Марсела вспомнила момент между телами, краткий проблеск настоящей формы.
– Ты это почувствовала? – спросила она. – Когда он тебя застрелил?
Джун подняла бровь:
– Я ничего не чувствую.
– Должно быть, удобно.
Джун задумчиво помычала, а затем задала совершенно другой вопрос:
– Ты помнишь свои последние мысли?
Как ни странно, да.
Марсела, которая никогда не помнила собственных снов, редко могла воспроизвести телефонный номер или броскую фразу, произносила тысячу злых слов в пылу страсти и никогда не вспоминала ни одного из них, казалось, не могла забыть. Слова эхом отозвались в ее черепе.
– «Я тебя уничтожу», – произнесла она тихо, почти благоговейно.
Теперь каким-то образом она действительно это могла.
Будто выковала силу собственной грозной волей, закалила болью, гневом и порочным желанием отплатить мужу.
И Марсела задалась вопросом: какая жизнь – какая смерть – создала Джун? Когда она спросила, оборотень затихла, и в этой тишине Марсела почувствовала, как сидящая рядом девушка смотрит в свое собственное внутреннее пламя.