Его дыхание вырывалось облачками пара. В этой части Мерита было уже темно, словно уличные фонари опасались его беспокоить. Клочок земли в полумиле от «Марины», который они обозначили на карте как «Зеленая аллея» – еще одна ирония, учитывая, что куда ни глянь, не было ничего, кроме камня и асфальта.
Призрак Зеленой аллеи.
Это был он. Человек, который не может умереть.
Он уже…
– Эй, – прорычал чей-то голос. – Гони деньги.
Джонатан не услышал шагов, да и не слушал ничего. Но почувствовал нервный тычок ствола в спину, обернулся и увидел паренька лет шестнадцати, что сжимал пистолет в обеих руках, словно это летучая мышь.
– Иди домой.
– Ты глухой или тупой? – зарычал пацан. – Пушку видишь? Я сказал, гони гребаные деньги.
– Или что?
– Или я, блин, тебя пристрелю.
Джонатан откинул голову назад и посмотрел на небо.
– Так стреляй.
В половине случаев у них не хватало яиц, чтобы выстрелить. Этот рискнул. Не то чтобы это имело значение. Пистолет грохнул, воздух вокруг Джонатана сверкнул, словно высеченные кремнем искры, и обнял его, как руки Клэр, говоря, что еще не время, не его очередь. Пуля срикошетила и улетела в темноту.
– Какого хрена? – изумился пацан.
– Иди, пока цел, – предупредил Джонатан, но подросток психанул и разрядил всю обойму в голову Джонатана. Семь выстрелов; шесть из них бесполезно отскочили в темноту, чиркая о кирпичи, асфальт, разбив окно. Но последняя пуля отскочила назад и попала парню в колено, и он с криком рухнул на землю.
Джонатан вздохнул и, глядя на часы, переступил через извивающееся тело.
Он опоздал на работу.
«Марина» была полупустой.
Как всегда. Джонатан узнал большинство пришедших, но что-то было по-другому. Он сразу понял, как вошел. Две женщины. Одна, как модель из каталога, красные губы и блестящие черные волосы. Другая помоложе, с гривой каштановых кудрей и опасной улыбкой.
Они наблюдали за ним весь вечер.
Может быть, когда-то он мог привлечь внимание женщины. Но это было тогда, когда руки еще не потеряли беглость, когда он умел легко улыбаться, главным образом потому, что уже принял дозу.
Джонатан закончил выступление – отыграл положенные композиции на автомате, без всякого удовольствия, а затем пошел в бар под слабые аплодисменты, от души себя ненавидя.
– Коктейль, – заказал он, устраиваясь на табуретке. Джонатан все еще чувствовал на себе взгляд. Время от времени Капрезе посылал кого-то, чтобы попытаться снова, но тщетно. Эти две женщины не походили на обычных убийц, но, возможно, в этом и был смысл. Он услышал аккуратный стук каблуков за секунду до того, как его похлопали по плечу.
– Мистер Ройс. – Ее голос был теплым, тягучим и пронизанным дымом.
Шатенка шлепнулась на стул.
– Джонни, дорогой, – поздоровалась она, и в ее акценте было что-то знакомое, будто они встречались раньше, но Джонатан точно знал, что никогда ее не видел.
– Если вас послал Капрезе… – пробормотал он.
– Капрезе, – повторила темноволосая женщина, крутя имя во рту. – Он же убил твою жену, верно?
Джонатан ничего не сказал.
– И все же, – продолжила она, – Джек Капрезе еще жив. Процветает, как я слышала. Пока ты гниешь здесь, в этом дерьмовом клубе.
– Ой, – прощебетала шатенка. – А мне здесь нравится.
– Кто ты? – спросил Джонатан.
– Джун, – сказала шатенка.
– Марсела, – представилась черноволосая красавица. – Но когда речь о таких, как мы, вопрос не в том кто. А что мы такое.
Женщина прижала золотой ноготь к стойке. На глазах Джонатана ее палец стал красным, а дерево под ним начало деформироваться и гнить, образуя сквозное отверстие. Шатенка – Джун – прикрыла дыру подстаканником, только она больше не была шатенкой. Она была Крисом, барменом «Марины», хотя Крис сейчас торчал по другую сторону стойки, спиной к ним и полировал бокал для виски. Когда он повернулся, она тоже изменилась обратно.
Во рту у Джонатана пересохло.
У них были силы, вроде его сияния. Но сияние было даром. Проклятием. Его проклятием. Здесь, в этом аду, не должно было быть других.
– Чего ты хочешь? – спросил он едва слышно.
– А вот об этом, – сказала красавица, – я как раз хотела спросить тебя.
Джонатан уставился в свой коктейль. Он хотел вернуть свою жизнь. Но у него больше не было жизни. Он хотел смерти, но и в этом ему было отказано.
Той ночью, когда все люди Капрезе были мертвы, а Джонатан – нет, когда в комнате стало тихо и темно, а мир опустел, он приставил пистолет к голове и нажал на курок. Это должно было стать концом. Но не стало, потому что упрямое сияние снова появилось. Джонатан невольно подумал о Клэр, как она взбесилась бы на мужа за этот выстрел. Захотелось снова обдолбаться, уплыть в море дурмана.
Но свет ему бы не позволил.
Джонатан сказал себе, что больше не будет пытаться.
Он не подведет ее.
Но этот свет походил на совершенно новый вид наркотиков. Страшное напоминание, что он еще жив.
Джун хмурилась, будто могла читать мысли Джонатана. Но Марсела улыбнулась.
– Зачем сидеть, дуясь, – сказала она, – когда ты можешь навредить людям, которые тебя обижают?
Но он причинил им боль – убил людей, которые убили Клэр, и тех, кто пришел за ним, и всех остальных, кого послал Капрезе. Всех, кроме…
– Капрезе, – пробормотал Джонатан.
Не потому ли свет не давал ему покоя?
Поэтому он не мог добраться до Клэр?
– Я могу тебе помочь до него добраться, – сказала Марсела. Она наклонилась достаточно близко, чтобы он ощутил запах ее парфюма. – Я немного слышала о твоем таланте, но мне бы хотелось узнать больше. – Она положила пальцы на его руку. Простой жест, почти добрый, до тех пор пока ее ладонь не вспыхнула красным. Свет мелькнул на его коже, и она отстранилась, рассматривая пальцы. – Хм, – сказала Марсела, как будто не пыталась секунду назад его погубить. – Как ты это делаешь?
– Я ничего не делаю, – с горечью ответил Джонатан. – Просто так происходит. Кто-то пытается причинить мне боль – черт, я пытаюсь причинить себе боль, – и оно появляется. Прикрывает меня.
– Ну и хулиган же ты, – сказала Джун, откидываясь на стойку.
Марсела издала недовольный звук.
– Я не понимаю, чем мне это поможет.
Джонатан уставился в свой стакан.
– Я могу этим делиться.
Голубые глаза Марселы сузились:
– То есть?
Джонатан покачал головой. Вот как свет над ним насмехался. Откуда Джонатан знал, что это не подарок, а проклятие, мелкая рана, такая, что не убьет, но болеть будет. Он просто хотел защитить Клэр и потерпел неудачу. А теперь, когда наконец мог, было уже слишком поздно. Она ушла.
– Джонатан, – нажал Марсела.
– Я могу защитить кого-то еще, – признался он, – пока их вижу.
Марсела улыбнулась. Это была ослепительная улыбка, которая заставляла улыбаться в ответ, даже когда веселиться было нечему.
– Ну, в таком случае, – сказала она, – давай поговорим о мести.
Шаги Виктора зашуршали в подлеске.
Почти стемнело, небо окрасили сизые тени. Время от времени тишину разрывал далекий звук выстрелов: то охотники в заповеднике выслеживали добычу до того, как погасли последние лучи света.
Виктор тоже охотился. Он шел за крупным мужчиной в оранжевой майке, яркий цвет бросался в глаза среди окружающей зелени и серых пятен. Деревья были редкими, со всех сторон их окружали поля. В нескольких милях к югу стояла небольшая хижина.
Несмотря на яркую одежду, Иэна Кэмпбелла было трудно найти.
После несчастного случая он исчез с радаров, почти так же, как если бы умер.
Почти.
Но в наше время невозможно не оставить следов.
Митчу потребовались месяцы, чтобы отследить этого конкретного ЭО. Но он сделал это. Потому что знал, так же как Виктор знал, что у них заканчивались варианты.
Стопка бумаги сократилась до нескольких листов, и по мере того, как количество кандидатов уменьшалось, продолжительность смертей Виктора росла, секунды прибавлялись, угрожая переступить смертоносный порог, официально установленную медиками точку невозврата.
Мягкий блеющий звук предупредил Виктора о вероятном объекте внимания Кэмпбелла.
В кустах лежал раненый олень, его бок был иссечен картечью. Пока Виктор наблюдал из тени ближайшего дерева, Кэмпбелл присел над несчастным животным, что-то мягко бормоча, и положил ему руку на бок.
Картечь вышла через мышцы и кожу и скатилась по шкуре в траву.
У Виктора перехватило дыхание.
Он так привык к разочарованию – выслеживать одного ЭО за другим, лишь чтобы узнать, мол, их силы несовместимы или, того хуже, бесполезны, – что был застигнут врасплох проявлением таланта Кэмпбелла. Осознанием того, что наконец нашел кого-то, кто мог бы помочь.
Олень поднялся на неверных ногах, а затем, невредимый, пошел сквозь деревья.
Кэмпбелл смотрел ему вслед. Виктор наблюдал за Кэмпбеллом.
– Разве это доброта, – спросил Виктор, нарушив тишину, – отправлять добычу обратно в мир, где ее снова застрелят?
Кэмпбелл, к его чести, не вздрогнул. Он выпрямился и вытер ладони о джинсы.
– С охотниками ничего не поделаешь, – сказал Кэмпбелл. – Но я никогда не мог пройти мимо страдающего от боли существа.
Виктор засмеялся, невесело, глухо.
– Тогда тебя не станут терзать угрызения совести за помощь мне.
Лицо Кэмпбелла посуровело.
– Животные невинны, – заметил он. – Люди же другое дело. Большинство, как я обнаружил, не заслуживают помощи.
Виктор ощетинился – так мог бы сказать Эли. Его пальцы дернулись, воздух начал гудеть, но Кэмпбелл удивил его, шагнув вперед, а не в сторону.
– Как тебе больно? – спросил он.
Виктор колебался, не зная, что сказать на такой простой вопрос с таким сложным ответом. В конце концов он сказал: