— Я понял…
— И дайте мне знать, — попросил Киров.
…На следующий день на столе Медведя лежала справка тайного осведомителя ленинградского управления ОГПУ, работавшего в «Астории». Он сообщал о странном поведении молодого грузина, который редко покидал свой номер, не устраивал застолий, не проявлял интереса к женщинам. Несколько раз Мжванию навещал странный тип, больше похожий на вора или уголовника, но он проводил в номере Мжвания не более получаса и тотчас уходил.
Медведь, прочитав справку осведомителя по кличке Сова, задумался. Кажется, Сергей Миронович был недалек от своего предположения: Мжвания чего-то выжидал или к чему-то активно готовился. Медведь даже не стал звонить Кирову по телефону, а сам вечером следующего дня подъехал в Смольный и изложил факты.
— Я не рискнул что-то предпринимать без вашего совета, — объяснил Медведь, — но сдается мне, что вы были правы: он к чему-то готовится.
— Странно и другое: он приносит этому Ганину фрукты и вино, целую корзину. Ганин предполагает, что они отравлены, проводит анализы, но никакого яда в них нет, — сказал Киров.
— А почему он предположил, что фрукты и вино отравлены? — спросил Медведь.
— Так отравили его учителя…
— Профессора Бехтерева? — спросил Медведь.
Киров помедлил и утвердительно кивнул головой.
— Но…
— Ганин при этом присутствовал. Он свидетель… — Киров помолчал. — Я бы тебя только попросил: никому и никогда об этом. Даже под пытками.
— Но я не пойму мотивов…
— Потом как-нибудь я тебе расскажу, — сказал Сергей Миронович. — Если б мы не были друзьями и я не знал тебя, то никогда не объяснил бы даже этого. Есть вещи, которых лучше не знать, даже тебе…
— Я хотел просто спросить, насколько можно верить показаниям этого Ганина? — Медведь нахмурился.
— Мне ты веришь? — улыбнулся Киров.
— Сергей Миронович, что за вопрос?! — обиделся Медведь.
— Ты уж извини, что я такими загадками тебя мучаю, но поверь мне: коли говорю, значит, о чем-то могу знать наверняка. Да и Ганину нет смысла врать, коли он не пошел ни к вам, ни в милицию, а выбился на меня.
Медведь помолчал.
— И что будем делать с этим Мжвания? — спросил Медведь.
— А что бы ты предложил?
— Можно провести обыск в его номере. Если он приехал с ядом, то где-то его прячет. И второе: если ему поручили убрать Ганина, то он к нему обязательно явится, и можно установить наблюдение за домом доктора. Я думаю, этот второй, уголовник, используется как наводчик: подбирает ключи к квартире Ганиных, ведет наблюдение, поэтому Мжвания ждет лишь удобного момента, чтобы заявиться к Ганиным тайно и сделать свое дело.
— Тогда важнее поймать его с поличным, — решил Киров. — И передать милиции. Увидел дворник, рядом был милиционер, взяли, а дальше посмотрим. Они могут потом подключить вас, если обнаружится неизвестный яд или что-то другое, и вы, как будто ничего не зная, потрясете его.
— Наверное, так разумнее, — согласился Медведь и усмехнулся. — Вам бы к нам в органы, Сергей Миронович!..
— Когда стану безработным, попрошусь…
— Вот этого не надо! — запротестовал начальник Ленинградского ГПУ. — Уж лучше каждый на своем месте.
Гиви взяли через два дня. Все обставили, как и предложил Киров: возник дворник, милиция, нашли склянку с ядом, взяли на экспертизу продукты. За полчаса Мжвания успел напитать смертельной отравой пятнадцать наименований съестных запасов, находившихся в доме: от хлеба до шоколадных конфет и молока. Злоумышленник был так потрясен появлением милиции, что даже попытался выпить отравленное молоко и покончить с собой, но опытные и проинструктированные заранее милиционеры не дали ему этого сделать.
Яд оказался неизвестного происхождения, и милиция, понимая всю необычность дела, передала его управлению ОГПУ, поскольку речь шла уже о попытке террористического акта с применением специальных средств. Все прошло так, как и задумывали Медведь с Кировым, за исключением одного: Валет исчез. К тому времени сыщики Ленугрозыска уже установили его личность по описаниям персонала «Астории», выяснили кличку и то, что он был взят с поличным в Гаграх. На запрос Ленугро из Грузии сообщили, что Валет бежал из следственного изолятора, и они даже отправили в Ленинград по этому поводу спецдонесение, которое в Ленугро почему-то не поступило.
Первый допрос Гиви провел сам Медведь. Мжвания плел что-то о любви, ревности, о том, что он давно был влюблен в Аглаю Федоровну, она не отвечала ему взаимностью, и он решился тогда отравить ее и мужа. Яд купил на рынке. Разговорился со старушкой, она и помогла. Бред был явный, но Мжвания стоял на своем, брызгал слюной и дико вращал глазами. Через несколько дней, когда его запустили в оборот и начали допрашивать через каждые два часа, лишая сна и пищи, он стал намекать, что выполняет важное правительственное задание, что он тоже чекист, только не имеет права никому об этом говорить. Филипп Демьянович позвонил в Управление ОГПУ Грузии, но там ответили, что такого сотрудника у них нет. Медведь пригрозил, что завтра утром Мжвания будет расстрелян как террорист, если не скажет всей правды. Гиви упал на колени и стал умолять Медведя позвонить Лаврентию Павловичу Берии и спросить у него все сведения, потому что Мжвания выполняет его личное задание. И яд он давал ему сам лично, и весь план прорабатывал наедине с ним.
Медведь оформил признание протоколом, но в дело подшивать не стал. Слишком уж опасный был документ. Еще через полчаса позвонили из Грузии. Звонил сам Берия. Он заявил, что Гиви Мжвания до приезда в Ленинград лечился в тбилисской психлечебнице, откуда сбежал полмесяца назад. Из Грузии с документами уже выехал психиатр Мераб Котэлия, и у Берии огромная просьба: отдать им для продолжения лечения незадачливого сумасшедшего.
Филипп Медведь заехал к Кирову, рассказал ему о последних событиях, добавив, что Валет, скорее всего, стоял на шухере и, увидев милицию, людей в штатском, быстро все понял и дал деру. Другого объяснения быть не может. А найти вора, который лег на «дно», дело гиблое.
— А что касается заявлений о невменяемости Мжвания, то я на сто процентов уверен, что он психически здоров, и мы даже могли бы провести экспертизу в Психоневрологическом институте или в другом месте, чтоб не говорили, что в Психоневрологическом оказали давление Ганины…
— Ну так проводите, — сказал Киров.
— Тут есть одна закавыка, — проговорил Медведь.
— Какая?
— Мне звонил сам первый секретарь Закавказского крайкома партии товарищ Лаврентий Берия и сказал, если это нужно, позвонит и вам с такой же просьбой. Он очень просил в целях укрепления дружбы между русским и грузинским народами передать этого сумасшедшего им для продолжения лечения, кричал, что это позор на всю республику, и они не хотят, чтобы русские люди видели в грузинах только сумасшедших, что это позорит и честь великого грузина товарища Сталина, и так далее. Говорил долго и много. Сказал, что Грузия готова даже возместить материальный и моральный ущерб тем людям, кого их сумасшедший выбрал в качестве своей жертвы. Он очень просил. Я сказал, что доложу вам. Товарищ Берия передавал горячий привет великому Кирову.
— Понятно… — Киров задумался.
Несколько минут Сергей Миронович молчал, и Медведь, не выдержав, добавил:
— Если не отдадим, пойдут обиды: вроде мы им недоверие выказываем, а тут уже политика…
Киров кивнул.
— Ловко все рассчитал. И с этим Котэлией, который как будто был влюблен в Аглаю Федоровну, и с сумасшествием Мжвания, — вздохнул Киров.
Медведь молча положил перед Кировым протокол допроса Мжвания и указал место, где говорилось о Берии. Киров внимательно прочитал протокол, посмотрел на Филиппа Демьяновича.
— Я не стал подшивать его в дело, потому что Берия член ЦК. Об обвинении лиц такого ранга мы обязаны сообщать в центральное управление и в ЦКК, — сказал он. — Представляете, что начнется, если мы перешлем им эту бумагу?! Поэтому я решил посоветоваться с вами… — Медведь нахмурился.
— Я оставлю его у себя, — кивнул Киров.
— Конечно.
Киров спрятал протокол в сейф, закурил папиросу, задумался.
— Ничего не понимаю, — помолчав, проговорил Медведь. — Вы тогда говорили загадками, теперь мы поймали этого отравителя, но ничего не прояснилось, наоборот, все еще больше запуталось в моей голове. Член ЦК дает яд неизвестного происхождения, чтобы отравить двух безвестных врачей. Бред какой-то!
— Бывает и такое, — усмехнулся Сергей Миронович. — А я думал, что ты уже отвык удивляться, работая на своей должности.
— До этого случая все было более или менее ясно, а теперь… — Медведь еще что-то хотел сказать, но только вздохнул. — Что будем делать с этим Мжванией?
— Придется отдать, — сказал Киров. — Но Иосифу Виссарионовичу я доложу об этом случае.
— Вы думаете, стоит? — испуганно спросил Медведь. — Я не имею права советовать, но получится, что вы интересуетесь делом какого-то сумасшедшего…
— По поводу сумасшедших не каждый день звонят первые лица братских республик и оказывают давление на начальников управления, — заметил Киров.
— Это была просто просьба, он не оказывал давление. — Пошел на попятную Медведь, и его лоб даже покрылся бисеринками пота.
— Успокойся, Филипп Демьянович, — улыбнулся Киров. — Было бы из-за чего волноваться!
— Я знаю, что такое Берия, — пробормотал Медведь, — и его подлый, мстительный характер!
— Я тоже, — ответил Киров. — И уже давно хочу прищемить ему хвост, да все как-то не удается. А он, видишь, уже член ЦК, еще немного — и будет членом Политбюро. Я бы с удовольствием показал Кобе этот протокол, да не буду. Вот тут действительно не хочу тебя подводить…
Они помолчали.
— Впрочем, наверное, ты прав, — неожиданно проговорил Киров. — Чем меньше разговоров об этой истории, тем лучше. Надо и о Ганиных еще подумать.
— Ты думаешь, что акция может повториться? — спросил Медведь.
Киров грустно усмехнулся.