Она вернулась в Ленинград словно из другого мира. И у нее снова тихо и покойно стало на душе. Зина посматривала завистливо, отпуская двусмысленные шуточки, но Мильда будто не замечала ее. Лишь один раз повернула к ней лицо и строго спросила:
— Что это с вами, Зинаида Павловна? Держите себя в рамках!
И Зина чуть не лопнула от злобы.
Аглая затащила ее к себе. Накрыла стол, вытащив припасенные заранее деликатесы: копченую скумбрию, паштет, ветчину и бутылку грузинского вина «Хванчкара». Мужа Аглаи дома не было, они сидели за столом вдвоем, и Ганина, улыбнувшись, подняла бокал.
— Я хочу выпить за тебя, Мильда! Спасибо тебе за участие в нашей судьбе. Если б не твоя помощь и не вмешательство Сергея Мироновича, кто знает, может быть, мы и не сидели бы с тобой за этим столом! Будь счастлива!
В глазах Аглаи блеснули слезы.
— Спасибо тебе и Сергею Мироновичу от всех нас! Извини, нет Виталия, у него конференция, но он просил меня сказать и за него все эти слова!
Они чокнулись и выпили.
— Ешь! Ты же с работы, сейчас пельмешки сварим, не стесняйся!
Аглая, видя стеснительность Мильды, намазала ей на хлеб паштет, положила рыбки и ветчины.
— Как командировка?
— Хорошо, — сказала Мильда.
— А мы все еще не можем прийти в себя, — проговорила Аглая. — Ходим, как угорелые. Виталий еще ничего, втянулся уже в работу, а я никак в норму не приду. Оба невропатологи и вроде бы все знаем по теории, а жизнь гораздо сложнее. А тут еще приезжал этот злополучный Мераб Котэлия. Виталий с ним встречался, а я отказалась. Не могу!..
— А зачем он приезжал? — удивилась Мильда.
— А ты не знаешь?
— Нет…
— Он забрал этого Гиви и увез. Оказывается, наш красавчик отравитель его пациент из психлечебницы, Мераб рассказал ему про меня, и этот Гиви решил, что обязательно должен стать моим мужем. Вот и приехал, представился племянником, принес корзину с фруктами, увидел мужа и решился всех отравить… — рассказала Аглая. Мильда слушала ее, раскрыв рот от удивления.
— Вот уж никогда бы не подумала, что он сумасшедший! — проговорила Мильда.
— Я тоже, — ответила Аглая.
Она сидела с пустой тарелкой, потом взяла папиросу, закурила, поднялась, приоткрыла форточку в комнате.
— Ты не обращай на меня внимания, я просто не хочу есть. Это Мераб так Виталию рассказывал. Но мы, конечно, не поверили ни одному его слову.
— Почему?
— Ты же сама только что сказала, что никогда не поверила бы, что он сумасшедший, — усмехнулась Аглая.
— Да, но если врачи говорят, то…
— Он нормальный парень, никакого психического расстройства у него нет. У нас глаз наметанный. Какие мы тогда психиатры, если нормального человека от психа отличить не сможем. Вранье стопроцентное!
— Но зачем это ему нужно? — удивилась Мильда.
— Ну как зачем, — усмехнулась Аглая. — Тут уже политика. Не хочешь — заставим, не можешь — научим… Уезжать нам надо, Мильда! И чем скорее, тем лучше!
— А куда? — не поняла Мильда. — Ты хочешь к родителям, в Смоленск?
— Если б можно было к родителям… — вздохнула Аглая. — Да я бы на Сахалин, в тайгу сбежала! Только разве скроешься от него? Он тебя на дне моря сыщет!..
— Кто? — не поняла Мильда.
Аглая не ответила. Докурив папироску, прикурила от нее вторую. Мильда с тревогой смотрела на нее.
— Ты ешь, ешь, не обращай на меня внимания!
Аглая закусила губу и, сдерживая слезы, вышла из комнаты. В комнату заглянула девочка лет пяти в розовом платьице и розовых башмачках. Наклонив головку, она вежливо поздоровалась с Мильдой и с любопытством взглянула на нее черными бусинками глаз. Девочка была так похожа на Аглаю, так обворожительно хороша, что невозможно было не залюбоваться ею. Не увидев мамы в гостиной, маленькая принцесса, как тотчас окрестила ее Мильда, важно удалилась.
— Катя, иди поиграй с Павликом! — послышался голос Аглаи из коридора. — Павлик, достань Кате карандаши и дай тетрадь для рисования. А ты нарисуй нам с тетей Мильдой разных зверюшек и потом придешь покажешь, хорошо?
— Хорошо, мамочка, — трогательно ответила Катя.
Аглая вернулась, прикурила старую потухшую папироску. Заметив тревожный взгляд Мильды, она улыбнулась.
— Ты видишь, какой психоз? Вот тебе и невропатологи! Они просто не оставят нас в покое. И придумают такой изощренный вариант, что мы и двух слов сказать друг другу на прощание не успеем. Надо бежать! Куда угодно, уезжать за границу, хоть в Африку! Там хоть какая-то есть надежда на спасение. И сама понимаешь, не ради себя, ради них, — Аглая кивнула в сторону коридора, откуда доносились детские голоса.
— Но кому и зачем надо убивать вас? — снова спросила Мильда.
— Тебе Сергей Миронович что-нибудь рассказывал?
— Нет. Я пыталась из него что-то вытянуть, он твердит одно: тебе лучше об этом ничего не знать. Поэтому я и не понимаю.
— Он прав, Мильда. Об этом лучше ничего не знать. Он боится за тебя.
— Но что здесь за тайна? — ничего не понимая, рассердилась Мильда. — Какие-то страсти-мордасти! Приезжает грузин, передает приветы, привозит корзину с фруктами и вдруг хочет вас отравить. Ведь должна же быть причина, если он не сумасшедший?!
— Он не сумасшедший, и причина есть. Но Сергей Миронович прав: ее лучше не знать, иначе и ты можешь оказаться в опасности. Я скажу тебе лишь одно, чтоб поставить точку в этом разговоре: я думаю, надеюсь, что Сергей Миронович и его подчиненные в ОГПУ очень не хотели отпускать этого Гиви в Грузию. Ведь можно было проверить его на вменяемость у нас или в другом институте. И результат был бы один: этот Гиви Мжвания вменяем. И тогда его пришлось бы судить и давать срок. Но те, кто его посылал, боялись, что он заговорит, и придумали эту историю с психбольницей. Так вот Сергей Миронович не хотел выпускать этого Гиви. Но его заставили отдать мерзавца-красавца. Заставили! А теперь подумай, кто может заставить Кирова это сделать?
— Но кто его мог заставить? Он теперь секретарь ЦК, выше этой должности не бывает!..
— Видимо, есть еще выше, — прошептала Аглая.
— Кто? Сталин? — вырвалось у Мильды.
— Я этого не слышала, а ты не говорила! — отрезала Аглая.
— Но они друзья…
— Все! — оборвала Аглая. — Я умоляю тебя, поговорим о чем-нибудь веселом! Куда ты ездила в командировку?
— В сторону Луги, где я жила…
— И что ты там делала?..
— Где? — не поняла Мильда.
— В командировке, где же еще?
— Я… — Мильда смутилась и пожала плечами.
Врать она совсем не умела, а говорить правду не могла. Но Аглая уже забыла, о чем спрашивала. Она выпила вина, закурила, с шумом выпуская дым и неподвижно глядя в одну точку. Глаза ее блестели, и она была такая хорошенькая, с тонким, нежно очерченным контуром смуглого лица, темно-карими глазами и чувственным красивым ртом, что Мильда залюбовалась ею.
«Если б я была такая красивая, — подумала она, — и такая умная, то наверное бы…» — она запнулась, потому что глаза Аглаи снова подернулись влажной пеленой, и слезинка скатилась по щеке.
Аглая, заметив растерянный взгляд Мильды, улыбнулась.
— Родителей жалко, они старенькие уже, а я у них одна, их так жалко бросать. Папа еще в 1905 году ходил с красными флагами, он не поймет, проклянет, не выдержит такого моего предательства, — проговорила она и расплакалась. — Извини, я… — Аглая вытащила платок. — Дети не должны видеть мои слезы, я не должна распускаться, не должна, не должна, я твержу себе эти слова каждый день и никак не моту взять себя в руки. Никак! Сапожник без сапог! Извини!..
Она снова вышла в ванную. Мильда, оглядев такой вкусный стол, заставила себя съесть бутерброд с паштетом, тонкий кусочек ветчины и две шоколадные конфеты из большой красивой коробки. Потом взяла еще две и спрятала их в сумочку: для детей. Допила вино и поднялась. Вернулась Аглая.
— Нет-нет, я тебя не отпущу! Извини меня, я больше так не буду! — решительно заявила Аглая. — Еще пельмени, чай с тортом — все по полной программе! Не уходи! — умоляюще проговорила Аглая, и Мильда села на место.
— Я хотела бы попросить тебя… Мне очень нужно минут на десять — двадцать встретиться с Сергеем Мироновичем, если он, конечно, сможет выбрать время, я хотела бы с ним посоветоваться. Скажи: просто спросить совета. Это очень важно сейчас для нас. Я понимаю, что он и без того уже очень много сделал для нашей семьи, но скажи, я буду вечно молить Бога за него и за его близких, потому что…
Аглая не выдержала, закрыла лицо руками и разрыдалась. Мильда подошла к ней, обняла за плечи, Аглая резко развернулась и, плача, упала ей на грудь.
— Я поговорю с ним, попрошу его, он встретится с тобой, обязательно встретится, — прошептала Мильда. — Все будет хорошо, вот увидишь, все будет хорошо!..
16
Сталин уже второй день как приступил к работе после полуторанедельного отсутствия, неизменно появляясь к полудню в своем рабочем кабинете в Кремле. Свалил его дурацкий грипп, он заразился им от Молотова, который, будучи больным, продолжал ходить на работу, точно Предсовнаркома некем было заменить. Коба, отболев полторы недели, обозлился на Вячеслава и постоянно думал, как ему отомстить за такую подлость. Он так и сказал ему:
— Вот все никак не успокоюсь, Вячеслав Михайлович! Из-за вашей легкомысленности я провалялся дома целых десять дней! Вот как вам отомстить за ваш подлый грипп, которым вы меня заразили? Прямо ума не приложу!..
Коба произнес эти слова столь серьезным тоном, что лицо Молотова посерело, забегали глазки за стеклами очков, и Сталин, заметив этот испуг, весело рассмеялся.
— Шутка, конечно, но впредь так больше не делайте! Заболел — лежи дома, не заражай окружающих!
Уже перед окончанием болезни Сталин получил двух жирных глухарей от Кирова и велел приготовить из них жаркое, на которое пригласил всех своих: Орджоникидзе, Клима, Молотова, Жданова и Кагановича. Пригласил, чтобы показать, как некоторые истин