— Подожди, кто это?! — удивилась Зина, указывая пальцем на Мильду.
— А этого тебе знать не положено! — сердито отозвался Скворцов. Он был не рад, что позволил Зинаиде сесть в машину. Если Киров доложит об этом факте Медведю, его вычистят из органов в два счета.
— Да это начальница моя! — воскликнула Зина, провожая взглядом отъехавшую в сторону Смольного машину.
— Это Мильда Петровна, — уважительно обронил шофер. — Я ее тоже как-то раз в прошлом году в Смольный, к Сергею Мироновичу отвозил.
— Вот это новость! — прошептала Зина.
— Ты поменьше болтай об этом! А то язык-то быстро отрежут! — прервал ее Скворцов.
— Кто это отрежет?! — завелась Зина. — Ты, что ли?!
Она радостно расхохоталась. Да еще подпустила такую издевку в хохотке, что Геннадий помрачнел.
— Останови! — приказал он шоферу.
Машина остановилась.
— Вылезай! — бросил он Зине.
— Ты чего, Ген? Сдурел, что ли? — продолжая смеяться, спросила Зина.
— Вылазь, я сказал! — рявкнул Скворцов.
Зина несколько секунд не могла прийти в себя.
— Ну, ты еще пожалеешь! — зло прошептала она, вылезла из машины и с ненавистью хлопнула дверцей.
Киров чувствовал свою вину перед Мильдой. Он понимал, что она живет только им, этими краткими встречами, а все остальное время терпеливо ждет его звонка. Но именно с Мильдой он испытал лучшие мгновения любовной страсти и даже по-своему любил ее, как умеют любить партийные вожди, вынужденные отдавать всего себя работе. Киров сознавал, что через полгода он уедет в Москву, и они, быть может, никогда не увидятся. Встретит ли она еще кого-нибудь в своей жизни или в свои тридцать три начнет медленно угасать, живя лишь воспоминаниями об этих редких ночных свиданиях?
Мильда могла стать ему хорошей женой, родить детей, и он был бы счастлив с ней, здоровой, крепкой, сильной женщиной, немногословной и на редкость внешне спокойной, но какие страсти бушуют внутри! А почему нельзя перевести ее в Москву, в тот же наркомат к Серго, квартиру она легко поменяет, и все останется по-прежнему, они так же будут встречаться, только не в Кремле, а снимут комнатку для свиданий, так устраиваются многие из его кремлевского окружения. В Ленинграде это сложнее, он тут один, его все знают. Киров вспомнил о Николаеве, муже Мильды, и нахмурился. В Москве он конечно же ни к чему. Киров поможет Мильде материально, и стоит ли тогда тащить за собой мужа?
А если Миля будет еще и разведена, Коба не станет возражать против их свиданий. Он же уверен, что один ребенок у Мильды от Кирова. Если это так, то Киров имеет право навещать мать своего ребенка. Это лучше, чем затаскивать в постель балерин, они капризны, холодны, манерны и с легкостью бабочек залетают в объятия ко всем, кто их поманит.
Часы показывали ровно одиннадцать. Мильда должна быть здесь. Он всегда перед ее приходом испытывал странное беспокойство, точно ждал ее в первый раз, как тогда, пять лет назад. Возможно, все это из-за Мильды, она всегда волновалась, как девочка, сохраняя природный трепет и стыдливость, и ему невольно передавался этот внутренний озноб. Он пододвинул к себе конспект тезисов к будущему докладу, стал их просматривать, прислушиваясь к гулкой тишине в коридоре, и как только услышал дробный перестук каблучков, поднялся, подошел к двери. Она влетела в кабинет, бросилась ему на шею, точно за ней снова гнался грабитель.
— Что-то случилось?..
— Нет, я… Я просто рада тебя видеть.
Сможет ли он когда-нибудь забыть простоту и силу этих чувств, их глубину и открытость? Достаточно ему месяц или два не видеть Мильду, как душа начинает тосковать и требовать запретного свидания. Может быть, это и есть та настоящая любовь, о которой пишут в романах?.. А в юности была лишь дикая вспышка желания, и он принял ее за высокое чувство, женившись на Маше?.. Он был тогда молод и неопытен. Сейчас ему сорок восемь, он на пороге старости, но забывает обо всем, когда она рядом.
— Я подумал, что и ты, наверное, смогла бы переехать в Москву? — спросил он.
— Зачем?.. — удивилась она.
— Мне придется переехать в начале следующего года, я дал слово Сталину, да и Политбюро требует, чтобы я оставил Ленинград и полностью занялся союзной работой как секретарь ЦК…
Она посмотрела ему в глаза.
— А что я в Москве… — Мильда не договорила.
— Я договорюсь с Орджоникидзе, он возьмет тебя в секретариат наркомата, квартиру обменять поможем или дадут новую. В Москве теплее, это большой, шумный и тоже красивый город. Зарабатывать будешь даже побольше, в наркомате много льгот, пайки, я готов помогать, если появятся денежные затруднения…
— Ты не хочешь, чтобы он переезжал? — помедлив, спросила она.
— Ты сама говорила, что… он тебе неприятен. Зачем продолжать семейную жизнь, которая кроме огорчений ничего не приносит, — Киров отошел к столу, закурил.
— Я уже думала об этом и хотела с ним объясниться, но…
— Что тебя останавливает?
— Он сейчас без работы, уже три месяца, я не могу его выгнать на улицу. — Мильда вздохнула, расстегнула верхнюю пуговичку на блузке, села в кресло.
— А почему он не устроится на работу? — удивился Киров.
— Его не берут в институт истории. Лидак…
— Я знаю! — перебил ее Киров. — Читал его слезное послание ко мне. Лидак его и не возьмет, а я ничего не могу сделать, даже формально заставить директора восстановить его. У него строгий выговор с занесением, а с таким нарушением в Институт истории партии имеют право не брать. Но есть тысячи других мест, ему предлагали пойти на завод, он не хочет. Почему?.. Он слесарь 6-го разряда, это высокая квалификация, а потом на заводах есть масса других агитационно-культмассовых должностей, есть дворцы культуры, что он уперся с этим институтом?!
Киров разволновался, нервно заходил по кабинету.
— Я не знаю. — Мильда пожала плечами. — Мы с ним почти не разговариваем.
— Но у тебя двое детей, мать, а теперь еще и он на твоей шее! Здоровый, молодой, тридцатилетний мужик! Три месяца ничего не делает, кроме того, что строчит жалобы и заявления во все инстанции и на всех. Объясни мне: как можно терпеть такое?!
— Мама уже с ним ругается, а я не могу. И не хочу! Мне противно. Он объясняет, что его уволили несправедливо и восстановиться для него дело принципа.
— Дело принципа каждого нормального мужчины — обеспечивать свою семью, кормить своих детей, — сказал Киров. — Пусть даже его уволили несправедливо, предположим! Хотя он не только не имеет специального исторического, что необходимо для работы в научно-исследовательском институте, но и среднего образования! Но хорошо, отметем это. Пусть его уволили несправедливо, но директор в данном случае формально прав, он не нарушил закона. Ты видишь, что повода для отмены приказа об увольнении нет, а директор не хочет идти тебе навстречу, значит, надо забыть этот институт и искать другую работу. Любую, чтобы только помочь своей семье! Почему он этого не делает?!
— Я не знаю. И прошу тебя, не мучай меня этими вопросами! Ты хочешь, чтобы я переехала в Москву одна, я перееду! — грустно улыбаясь, ответила Мильда.
— Не одна, а с детьми и с мамой, — уточнил Киров. — Я бы смог к тебе в гости заходить.
— Ты будешь заходить ко мне в гости? — потрясенно прошептала она.
— Если пригласят, конечно, — улыбнулся он.
Мильда поднялась, бросилась ему на шею и долго не выпускала его из своих объятий. Он приподнял ее лицо и увидел слезы на глазах.
— Ну что ты, что ты?..
— Это от радости.
— Кто ж от радости плачет? От радости радуются.
— Я и радуюсь.
— Я скоро на месяц уеду. Сталин зовет.
— Я буду тебя ждать.
— Я иногда думаю, за какие подвиги мне эта награда выпала?.. — улыбнулся Киров.
— Какая?
— А такая вот, с рыжими веснушками.
— Они к концу лета проходят…
— Жалко!
— А весной опять появляются.
— До весны я как-нибудь дотерплю.
То обстоятельство, что Сергей будет заходить к ней в гости, познакомится с ее мамой и детьми, обрадовало и испугало одновременно — начиналась новая пора в их отношениях, но прибавит ли она им счастья?
Мильда давно уже поняла, что совершила ошибку, выйдя замуж за Николаева, но жалела детей, которые могут остаться без отца, а больше всего самого Леонида. Детей она поднимет и без него, а он без ее поддержки пропадет. Хотя еще здравствовали мать и двое сестер Николаева, которых он изредка навещал. Мильду они невзлюбили с первого дня, видимо, считая, что их Ленечка мог иметь лучшую партию, а не брать голодранку из Луги, которая заявилась в Ленинград с одним деревянным чемоданом. Они даже подыскали ему по соседству одинокую молочницу, у которой имелся свой дом, корова, два поросенка и большой огород. Но Леонид, не спросив материнского разрешения, заявился сразу с обузой, которая притащила за собой еще и мать, а через год родила ребенка, чтоб покрепче привязать к себе их сыночка. Так они считали, и Мильда к ним в гости не ходила, и к себе не звала. Теперь для их будущего разрыва так даже лучше. Пусть говорят все, что им вздумается, она уедет и забудет о них.
Стоял конец июня, и ночей почти не было, опаловый сумрак несколько часов курился в воздухе и мгновенно таял в первых лучах солнца. В такие ночи и спать не хотелось, они то подолгу разговаривали, то целовались, не успевая насладиться друг другом. Прощались, как всегда, наспех, она мчалась как угорелая, опаздывая домой, а потом на работу и снова ожидая заветного звонка и свидания.
28
В конце июня Сталин вызвал к себе Генриха Ягоду, который после смерти Менжинского временно исполнял обязанности председателя ОГПУ и давно ожидал этого вызова в Кремль, рассчитывая наконец-то по праву занять председательское место. Десять лет он проходил в замах, фактически руководя Госполитуправлением при Вячеславе Рудольфовиче, который, страдая тяжелейшими приступами астмы, редко появлялся на работе. Чаще всего Ягода приезжал к нему на дачу, докладывал о текущих новостях, согласовывал план проведения коллегий и рассказывал о ходе дел по тому или иному следствию.