«Я сознаю, насколько серьезное положение, — помедлив, дописал он в дневнике. — Я знаю, что если я только взмахнусь, то мне дадут по шапке. Ведь 15.Х. только за попытку встретится меня увезли в «Дом слез». А сейчас за удар… получу 10, 100 и больше возможно. Удар должен быть нанесен без мал. промаха…»
Леонид закрыл блокнотик и спрятал его в стол.
37
Мильда еще накануне договорилась с матерью, что на следующий день домой после работы не приедет, а останется на ночную подработку — в девять вечера ее на прежнем месте должна была ждать машина Сергея — и терять два часа на дорогу ей не хотелось. Она лучше посидит лишний час на работе.
С Николаевым они жили фактически врозь, почти не общаясь друг с другом. Он бегал куда-то по утрам, возвращался, как докладывала мать, возбужденный, запирался в своей комнате, что-то писал за столом, выкрикивая и бормоча бессвязные слова. Теща порывалась выяснить, что с ним происходит, но зять даже не открыл ей дверь. Мильда поначалу радовалась, что Николаев не пристает к ней с разговорами об их дальнейшей жизни, но теперь это напряженное тайное молчание мужа ее обеспокоило. Точно он задумал совсем безумное, что должно было удивить и резко переменить к нему ее отношение. Она попыталась переговорить с ним, но Леонид молчал, глядя в сторону и не отвечая ни на один ее вопрос.
— Ты не хочешь со мной разговаривать? — рассердившись, спросила Мильда.
— Ты сама все узнаешь, — расцепив зубы, обронил Николаев.
— Что я узнаю?
— Все… — Леня вдруг улыбнулся, и в глазах сверкнули слезы умиления. — А ты похорошела… — улыбка неожиданно слетела с губ, лицо искривилось злой гримаской. — Извини, я должен еще поработать. Не успеваю все сделать днем, — он вытащил из стола бумаги, разложил на столе, стал чинить карандаш. — Я хотел бы остаться один.
Она вышла из его комнаты и услышала, как муж что-то забормотал, но слов разобрать было невозможно, лишь злорадное шипенье и язвительные смешки.
Хорошо хоть в отделе у нее все ладилось. Зина еще летом перевелась в профком и теперь ходила в начальницах, занимая должность заместителя председателя комитета. После ее ухода все словно ожили, вместе стали пить чай, смеялись, шутили, и рабочий день пролетал незаметно. Мильда удивлялась: как она раньше не разглядела это подлое существо, которое всем в отделе портило настроение. Мильда догадалась, что и письмо от «группы товарищей» написала Зина, но это письмо, как ни странно, ей даже помогло, и она на Сапожкову не злилась.
На следующий день профсоюзница заявилась сама, застыла на пороге в длиннополой лисьей шубе. Не поздоровавшись, сердито заметила:
— Из вашего отдела, товарищ Драуле, только двое на пятилетний заем подписались! А у нас еще займы на авиацию и постройку дирижаблей имеются. Вы же сами две подписки хамски пропустили! И что мне теперь на профкоме о вас вопрос в личном плане ставить?
— Я подпишусь, Зина, в следующий раз, обещаю!..
— Я тебя покрывать не буду! — угрожающе предупредила Зинаида. — Попроси своего из Смольного, пусть он освободит тебя от займов или денег попроси, коли муж до сих пор на твоей шее сидит! Но чтоб завтра на двести рублей ты у меня подписалась!..
И ушла, хлопнув дверью. Мильда чувствовала, что все этим и кончится. «Но какая же сволочь!» — вспыхнула она.
Двести рублей была почти вся ее зарплата, и если она подпишется, то детей и вовсе кормить будет нечем. Мильда и без того понемногу распродавала все, что еще имело хоть какую-то цену. Продала, поплакав, даже ту немецкую сумочку, которую подарил ей Сергей. А зима только начиналась. Но не подписываться на правительственный заем Драуле тоже не могла. Она начальница отдела, член партии, и для нее подписка являлась обязательным условием. За отказ ее могли перевести в рядовые сотрудницы, а летом отказать в бесплатной путевке в пионерлагерь для старшего сына. Мало ли как все сложится, может быть, ни в какую Москву она и не поедет. Николаев не даст развода или у Сергея не сразу все получится.
Раздался телефонный звонок. Звонила Аглая, приглашала выпить кофе. Предложение подвернулось весьма кстати: сегодня у Мильды не хватило денег даже на обед, а Аглая, с которой она время от времени встречалась, всегда угощала ее бутербродами. За последние месяцы Ганина немного успокоилась, словно поверила, что безвестные отравители оставили ее семью в покое, появлялась на работе, как в прежние дни, улыбчивой и радостной.
Вот и сейчас, увидев Мильду, Аглая засияла, закрыла дверь на ключ, вытащила бутерброды с печеночным паштетом, который сама готовила с луком и протертыми орехами.
— Ну как, вкусно? — спросила Аглая.
— Очень! — набив рот, радостно закивала Мильда.
— Сейчас кофе сварится, — открывая форточку и закуривая, проговорила Аглая. — Ты знаешь, я, кажется, влетела!
Она смутилась, не в силах сдержать радостной улыбки.
— Будете оставлять? — спросила Мильда.
— Не знаю, пока еще трех месяцев нет. Виталий-то, конечно, за, а я боюсь. Хотя на работе у него все нормально, вчера приказ подписали, мы теперь замдиректора института, зарплата прибавилась, но по-прежнему тревожно на душе. Сергей Миронович, я слышала, в Москву переезжает?..
Мильда кивнула. Аглая налила себе и ей кофе.
— А ты?
Мильда пожала плечами.
— Вы не говорили с ним на эту тему? — удивилась Аглая.
— Говорили. Он хочет, чтобы мы перебрались в Москву, то есть я и мама, даже готов материально помогать, но… Не знаю, не хочу загадывать.
— Как сама захочешь, так все и будет, — уверенно заявила Аглая. — Мы, бабы, должны сами принимать решения, мужики на это не способны! А представляешь, что такое третий ребенок?! Виталий говорит мне: возьмем домработницу. Легко только сказать: лишний человек в доме! А тебе зачем держать на шее этого инждивенца-лоботряса? Сколько он уже не работает?
— Почти восемь месяцев…
— Восемь месяцев! — возмутилась Аглая. — И ты тянешь этот воз! Тебе это нужно?
— Жалко его. Слушай, я хотела посоветоваться… Он странно стал вести себя: сам с собой разговаривает, запирается от матери, куда-то бегает, глаза сумасшедшие, мне страшно и за детей боюсь…
— Ты можешь его привести ко мне?
— Я не знаю… Постараюсь.
— Приведи, я его посмотрю. Это очень серьезно, о чем ты рассказала. Обязательно приведи, под любым предлогом! — Аглая задумалась. — Жаль, что Сергей Миронович уезжает. Я уж было успокоилась… Да еще этот закон об изменниках Родины…
— Какой закон?
— Если ты эмигрируешь, всех членов твоей семьи сошлют в лагерь от 2 до 5 лет, неважно, знали они или нет. Круговая порука. Чтоб не бежали. А у Виталия на работе вредителей ищут. Тут задумаешься, стоит рожать или нет.
Аглая замолчала, и Мильда почувствовала, что она еще мучается прежней тревогой, и вся радость ее лишь напоказ.
— У каждого свой скелет в шкафу, — задумчиво проговорила Аглая.
— Скелет?
— Это у англичан есть такая пословица. У каждого есть свои тревоги и заботы, и от них не убежишь, даже за границу. Ты ешь, ешь, не стесняйся!
Мильда взяла еще один бутерброд.
— Скоро уже Новый год. Если хочешь, приезжай с детьми к нам, — предложила Аглая. — Дети сами поиграют. А мы повеселимся. Придет один приятель Виталия, профессор, кстати, вдовец, человек обеспеченный. Я тут недавно с ним говорила, он очень хочет познакомиться с какой-нибудь дамой, даже с детьми, у него своих не было. Так что вдруг… — она выразительно посмотрела на Мильду. — У Сергея Мироновича положение тоже непростое, там жена, он на виду. Может быть, и не нужно дальше все продолжать, а он не знает, как это тебе сказать…
— Может быть, — отозвалась Мильда.
— Пойми, ты должна все решить сама. Не плыть по течению, куда вынесет, а сказать себе: будет только так! Это лучше для меня и моих детей. И увидишь, все пойдет по-твоему. Мужикам все равно. У них природа другая. Когда речь идет о выживании или борьбе за место под солнцем, тут с ними лучше не тягаться. А в отношениях с женщинами они борются лишь за обладание ею, а потом хоть трава не расти!
Мильда рассмеялась. Ей всегда нравился стремительный напор Аглаи. В Луге молодую укомовку тоже считали энергичной девушкой, а потом Николаев, и в особенности Киров, источили ее жизненную силу.
— Ну что, придешь на Новый год?
— Конечно! — с радостью согласилась Мильда.
— Вот и хорошо! Туда поближе мы еще договоримся. Я за этим тебя и позвала, чтобы ты ни на какие предложения больше не поддавалась. Ты домой?
— Нет.
Аглая посмотрела на нее и все поняла.
— Вот и реши все сегодня. Если переезжать, то когда, куда, как, пусть он и займется этими проблемами. А нет, так нет. Как только поставишь вопрос ребром, сразу почувствуешь, серьезно это или разговоры одни. В Тулу, говорят, со своим самоваром не ездят. У большинства мужиков такая психология. Завтра зайдешь и расскажешь. Договорились?
Мильда кивнула.
Киров встретил ее радостно. Сразу же вручил целую сумку продуктов, извинился, что не смог позвонить и встретиться с ней перед праздниками, сказал, что на дне в конверте лежит двести рублей, это ей на подарок, он не знал, что ей выбрать, так что Мильда сама должна решить, что себе купить. Она не хотела поначалу брать деньги, не понимая, по какому случаю дарится столько подарков. Если в честь семнадцатой годовщины Октября, то хватит и продуктов.
— Нет, это не в честь праздника! — загадочно проговорил Киров. — И особый подарок имеет законную силу.
Мильда вспомнила о проклятой подписке на заем и не стала больше возражать, представляя, как она швырнет завтра эти деньги Зинаиде. Конечно, хорошо было бы купить себе платье к Новому году, она уже изрядно пообносилась, но пока не до жиру.
— А сейчас я угощу тебя одним напитком, который ты наверняка не пила! — улыбаясь, проговорил Сергей и налил рюмку густой жидкости яичного цвета из красивой бутылки с иностранной этикеткой. — Попробуй!..