Месть — страница 70 из 72

К четырем часам Николаев побывал у всех, на кого мог рассчитывать в получении билета. В длинном коридоре третьего этажа Смольного было пусто. У Чудова началось совещание. Электромонтер заменял перегоревшие лампочки.


Киров подъехал к Смольному в 16.20. Он вышел в сопровождении охранника Борисова и вошел в обком не через секретарский, а через главный вход.


Николаев зашел в туалет. У него немного кружилась голова, хождения по кабинетам и унизительные упрашивания его взвинтили настолько, что он был близок к обмороку. Леонид Васильевич умылся холодной водой, и сознание немного прояснилось. Он не знал, что ему делать. То ли потолкаться еще с полчаса в обкоме и все же попробовать достать гостевой билет, то ли плюнуть на все и ехать домой. Можно было позвонить Мильде и попросить ее помочь ему с билетом, ей бы не отказали, но он не хотел даже по такой пустяковой просьбе обращаться к жене. Прошло уже восемь месяцев, как его не принимают на работу, и никому нет до него дела. А Мильда по-прежнему встречается с Кировым: он видел ту сумку с продуктами, которую она принесла после их последней встречи. Там были баночки икры, лосося, крабов, шпрот, сыр, ветчина и две палки копченой колбасы. Колбаса пахла так, что у него закружилась голова. Такое в госмагазинах не продают, в коммерческом же придется выложить не одну зарплату. Лишних денег у Мильды нет, а за одну ночную смену машинистке такое богатство не выдадут. Он слышал, как его перепуганная теща допытывалась, где дочь все это взяла, а Мильда сказала: «Премия за год». Но год еще не кончился, и столь щедрые премии выдают лишь секретарям обкома, а не рядовым работникам упртяжмаша. Николаев знает, он работал в обкоме.

Значит,  о н  дошел уже до последней черты, коли стал открыто дарить свои спецпайки любовнице, а куда ей бедной деваться, когда надо кормить детей, мать и мужа. Но муж больше не может сидеть на ее шее. Он должен со всем этим разом покончить и уйти из жизни. Другого выхода нет. Но прежде, чем выстрелить в себя, он убьет его.

Он нащупал в кармане револьвер. На несколько выстрелов у него сил хватит. А значит, надо во что бы то ни стало достать пропуск в Таврический. Сегодня или никогда.


Поднимаясь на третий этаж, Киров встретил на лестнице спускавшего вниз, в столовую, секретаря Хибиногорского горкома партии Семячкина. Молодому городу химиков исполнялось пять лет, и Сергей Миронович, поздоровавшись с Семячкиным, попросил его зайти завтра утром, чтобы вместе проработать программу праздника. Охранник Борисов, сопровождавший секретаря обкома, услышал их голоса и остановился. У него еще с утра разболелись ноги, и он никак не поспевал за своим вождем. Остановившись, Михаил Васильевич стал разминать икры ног, они были как каменные. Мельком взглянул на часы: 16.29.


Николаев вышел из туалета и остановился в коридоре у стены, раздумывая, где ему достать пропуск. Надо ждать до последнего. До половины шестого. Тогда часть пропусков остается: кто-то заболел или не сумел вырваться с работы, а в общем отделе заинтересованы, чтобы зал был полон. За пустые места их поругивают: не сумели всех организовать на партактив, а Николаев, бывший работник обкома, заполнит одно из этих мест, поможет создать видимость массовости. Надо именно так и подкатиться. Хитро, по-лисьи. Тогда дадут. И в перерыве пройти за кулисы, сказать, что хотел бы записаться в прения от Хибиногорской, к примеру, партийной организации. Все ходят записываться в прения. Потому что во время доклада подойти близко к трибуне и выстрелить ему вряд ли дадут, а издалека он может промахнуться. И это будет самое ужасное.

Он снова вспомнил о Мильде. Ведь на управление тяжмаша тоже дают гостевые, и Мильда как инспектор отдела кадров имеет право взять один билет. Он зашел в отдел и позвонил ей. Она оказалась на месте. Как можно более спокойным голосом он попросил ее помочь достать ему пропуск в Таврический на партактив. Сказал, что отстал в политграмоте и хотел бы узнать из первых рук, что делается в городе.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Мильда.

— Нормально, — ответил Николаев.

Она сказала, что попробует ему помочь и попросила перезвонить минут через двадцать, пока поднимется в партком и узнает, остались ли гостевые. Николаев сказал, что перезвонит. Он вышел из отдела, остановился у стены. Покачиваясь, он смотрел в пол, выжидая время. Послышались гулкие печатающие шаги. Леонид поднял голову и увидел Кирова, идущего по коридору третьего этажа прямо на него. Это появление вождя в коротком, сшитом на армейский лад пальто и в такой же фуражке с широкой тульей и длинным козырьком, одного, без охраны настолько ошеломило Николаева, что он, испугавшись, повернулся лицом к стене, ожидая страшного и немедленного разоблачения. Но Киров прошел мимо и даже не обратил на него внимания.

Николаев развернулся и двинулся за вождем, следуя за ним по длинному коридору на расстоянии трех метров.

Киров заметил странного, низенького, кривоногого человечка, и его бледное лицо с перепуганным, безумным взглядом показалось ему знакомым. Человечек неожиданно повернулся к нему спиной, точно не хотел, чтобы его узнали. Киров прошел мимо, пытаясь вспомнить, где же он видел эту уродливую с длинными руками фигуру и бледную нервическую физиономию? Память почему-то вытащила Кобу, Паукера, но уродец был с ними не связан, Киров это чувствовал. Искать надо было совсем в другом месте, и все же испуганный незнакомец совсем недавно попадался ему на глаза, был связан с ним. Но как, когда?..


Николаев оглянулся. Никто за ним сзади не шел, и одно это было уже чудом. Они шли вдвоем по пустому коридору, шаги гулко печатались в тишине, в кармане преследователя лежал наган, и никто не мог помешать униженному безработному и оскорбленному мужу отомстить за все муки и страдания, что он испытал за долгие восемь месяцев. Широкая спина вождя чуть покачивалась на коротких кавалерийских ножках. Нет, он будет стрелять в затылок, бить наверняка, чтобы ненавистный ему Киров никогда бы не смог прикоснуться к Мильде, бедной Минце! Дети вырастут, поймут и оправдают несчастного отца. Сам Бог услышал и помог ему!


Имя Мильды пронеслось в памяти Кирова, и он вдруг вспомнил, где видел этого кривоногого человечка: в том страшном сне, в поезде, а потом на перроне вокзала, когда уродец извивался, как червяк, в толпе и буравил его ненавидящим взглядом на привокзальной площади. Это он внес в его душу страх и сумятицу, а теперь явился и сюда. Киров тотчас вспомнил и описание Николаева Борисовым, и все совместилось: муж Мильды шел за ним по пятам.

Но чего он хочет от него? Накануне Чудов сообщил ему, что Николаев прислал еще одно довольно странное письмо, и они условились обсудить этот вопрос после партактива и пленума. Но его безумное лицо… И вдруг острый холодок пробежал по спине: он пришел, чтобы расправиться с ним. Эта мысль так ясно и жутко отпечаталась в сознании, что Киров невольно замедлил ход, боясь вспугнуть безумца и спровоцировать его на отчаянный выстрел. Он слышал крадущиеся шаги за спиной, чувствовал запах терпкого пота. Сергей Миронович уже подходил к дверям кабинета Чудова, в нескольких метрах была дверь, где он мог укрыться и вызвать охрану. Киров намеренно не стал оборачиваться, надеясь, что преследователь не станет наносить удар в спину, до двери осталось три метра, когда раздался резкий сухой щелчок, и пуля ударила Кирова в голову, он полетел вперед, свет на мгновение померк, наступила полная темнота, но еще через секунду впереди словно чиркнули спичкой, вспыхнул светлячок, начал медленно разгораться, а еще через мгновение яркий, ослепительный свет заполнил все пространство, и уже бывший секретарь ЦК перестал ощущать вес своего тела.


Из трех выстрелов Киров был убит самым первым. Пуля попала в затылок, и смерть наступила мгновенно.

Увидев, как Киров упал, Николаев дрожащей рукой поднес револьвер к виску, но электромонтер, случившийся рядом, в ярости запустил в убийцу отверткой. Она попала в лицо Николаеву, когда он готовился спустить курок. Выстрел прозвучал, пуля даже не оцарапала щеку. Николаев же, мысленно успев попрощаться с жизнью, без сознания рухнул на пол.

40

Сталин выковыривал из трубки густую черную смолу, похожую на застывшие капли налипшей крови, и раздумывал о том самом покушении 30 августа 1918 года на заводе Михельсона, о котором до сих пор ходило столько противоречивых слухов. Свердлов никогда не был при Ленине «серым болванчиком», каким казался Троцкому Киров при Сталине. Коба знал Якова Михайловича еще с Курейки. Они недели две прожили вместе, а потом разошлись, потому что Свердлов сразу же стал диктовать свои условия, не скрывая презрения к Кобе, простому боевику, который и в ссылке обязан заниматься тем же: ходить на охоту, бить птицу и варить обед нижегородскому мыслителю. Сталин предложил дежурить на кухне по очереди, но Свердлов отказался. «Не царское это дело!» — с иронией бросил он, дав понять, что даже в Грузии старшего брата почитают за хозяина. Коба чуть не пристрелил его из ружья. Но сдержал гнев и переехал жить в другое село. Троцкий как-то сказал Кобе в двадцать третьем, когда началась грызня из-за того, кто заменит Ленина: «Жаль, нет Якова Михайловича! Он бы показал Зиновьеву, кто в Кремле хозяин!» После переезда в Москву в марте восемнадцатого Свердлов и стал хозяином Кремля, подчинив себе все службы. К нему бегал Дзержинский, и только потом шел к Ильичу, докладывая то, что разрешил Яков Михайлович, ибо незачем по пустякам отвлекать Ленина, считал он.

Коба хорошо запомнил фразу Свердлова, брошенную при нем Бонч-Бруевичу, управлявшему хозяйством Кремля: «Ну что вы заладили: «Ильич, Ильич, что он скажет! Надо думать, что я скажу! А понадобится, мы и без Ильича управимся!» Наглый, резкий, самодовольный. И умный. Он все время был как бы в тени, но именно он решал все. Зайдет к Ильичу, они пошушукаются, выходит:

— Чего стоишь? Я тебе что сказал?

— Но Владимир Ильич…