— Честно говоря, пока не вижу ничего в этом странного, а тем более магического, — против воли замечает Соня. — Непохоже, чтобы здесь речь шла о каком-то тайном ордене. Служение зверобогу и схола наемников как-то плохо сочетаются между собой.
— Погоди судить, — вмешивается Халима, почувствовав сомнения воительницы, — все не так просто. Дело в том, что из выпускников схолы почти никто не остается в ней по окончании срока обучения. Большинству из них приходится навсегда распрощаться с обителью мудрости, после того как они исполнят одно-единственное поручение, данное им наставниками. Кстати, именно это и составляет плату за науку, ибо учителя этой схолы не берут за свои услуги ни золота, ни драгоценностей, ни каких-либо иных сокровищ. Итак, человек, закончив обучение в святилище Шакала, делает то, что велят ему старшие, а затем навсегда обретает свободу. Он волен отправляться на все четыре стороны, наниматься на службу к кому угодно и устраивать свою жизнь так, как ему заблагорассудиться, никто более не властен над ним, за исключением тех хозяев, коих он сам для себя найдет… Однако есть и другие.
— Да, некоторым предлагают остаться, и вот они-то, наверняка… — Соня даже вздрагивает от неожиданности. Этот захлебывающийся, привзвизгивающий голос принадлежит Муиру. Уничтожающим взором она вперивается в него, и Разара, также недовольная, машет рукой Халиме.
— Уйми щенка, жрица, ему пока никто не давал слова.
Обиженный Муир замолкает и вновь сливается с тенями у стены.
— Впрочем, он прав, — неохотно добавляет Разара. — Некоторым предлагают остаться. Лучшим ученикам, разумеется.
Соня пожимает плечами. Пока что все это не вызывает у нее ничего, кроме недоумения.
— Ну и что? В конце концов, им же нужны новые наставники, разве не так? Чего же удивительного, если самым лучшим они предлагают вступить в свои ряды? Прошу простить меня, госпожа, но до сих пор я не усматриваю здесь ничего, даже отдаленно похожего на культ какого-то зверобога. Почему вы так убеждены, что…
— А вот это уже не твоя печаль, — резко обрывает ее Халима. — Думать: что, как и почему — это обязанность жрецов, а не воинов. Если мы говорим тебе, что святилище Шакала существует, и сам этот бог поднимает голову на земле Коринфии, значит, так оно и есть Взгляни на руну в своей руке — ее коснулась Богиня И пламя Ее выжгло рисунок, сделанный жертвенной кровью. Каких доказательств тебе нужно еще?!
Что ответить на это. Соня не знает. Да, впрочем, после недолгого размышления решает, что ей это совершенно все равно. Если Волчице угодно послать ее в Коршен, значит она поедет туда. А существует ли Шакал, или нет… Разберемся на месте!
— Значит, насколько я понимаю, вы ждете, чтобы я постаралась стать ученицей в этой схоле, прошла обучение и постаралась стать одной из лучших, так, чтобы в конце концов меня приняли за свою… — полувопросительно, полуутвердительно бросает она Разаре с Халимой. И не дожидаясь ответа, вопрошает: — Но как долго длится обучение? Волчица свидетель, мне бы не хотелось убить лучшие годы на это дело.
Разара сухонько кхекает.
— Не тревожься, твои лучшие годы никуда не денутся. Да и мы едва ли согласились бы расстаться с тобой так надолго. Что ни говори, а ты скрашиваешь мое унылое существование, рыжекудрая… Что же до обучения, то оно для всех длится по-разному, но редко когда превышает полгода, обычно сводясь к трем-четырем лунам. Это не слишком долго для тебя?
Заулыбавшись помимо воли, Соня качает головой. Хотя их отношения с Раэарой никогда нельзя было назвать безоблачными, она все же питает к старухе необъяснимую скрытую симпатию и порой, как сейчас, ощущает, что та платит ей взаимностью.
Халима, как видно, чувствует искорку, пробежавшую между двумя женщинами, молодой и старухой, и недовольно бросает:
— Не думай, что все это будет так просто. — Она явно стремится разрушить колдовство. — В схолу очень тяжело попасть. И многие из тех, кто является за этим в Коршен, убираются не солоно хлебавши. Так что твоя самоуверенность на этот раз может тебя и подвести.
— Да неужели? — Соня устремляет на нее невинный взгляд своих серых глаз. — Поспорим, а? Ставлю свой кинжал против твоего!
Помимо воли, Халима хватается за острый клинок в резных ножнах, символ своего жреческого ранга, и шипит на Соню, словно рассерженная кошка;
— Твоя дерзость погубит тебя!
— Ну, многие так говорили… — Соня небрежно поводит плечами, затем вновь оборачивается к Разаре. — Но я что-то никак не пойму, зачем нужен этот крысеныш, — Она небрежно машет рукой в ту сторону, где затаился Муир. — Уж у него-то точно нет никаких шансов пройти отбор в схолу Шакала.
Мальчишка что-то пищит в углу, но никто не обращает на него внимания, и лишь Халима заступается за своего выкормыша:
— На самом деле, — с ледяной язвительностью замечает она Соне, — именно он и был основным стержнем всего нашего плана, ибо должен был с помощью колдовства подстраховать тебя на экзаменах, подхлестнуть твои способности, чтобы ты наверняка не провалилась, и в дальнейшем все время тебя поддерживать, дабы ты сумела достойным образом окончить курс обучения. Но теперь…
— Начнем с того, что в поддержке я ничуть не нуждаюсь, — с величайшим презрением бросает Соня, — в особенности когда она исходит от такого, как он. Ну и кроме того, о чем вы думали раньше, когда ставили нас в пару?!
Вместо Халимы отвечает Разара:
— Мы тут ни при чем. То, как это было задумано нами, планировалось для некоего воина и некоего колдуна — просто как общая задумка Но ваши имена названы были самой Богиней. И для нас не меньшая неожиданность, чем для вас двоих, что именно вы оказались в паре. Признаться, и я, и Халима, теперь в полном замешательстве, ибо для нас очевидно, что с Муиром вы работать не сможете. Ты никогда не доверишься ему, а он никогда не сделает и десятой доли того, что мог бы, дабы помочь тебе.
— Еще раз повторяю, я в этом не нуждаюсь,— гордо бросает Соня. — Я вполне в состоянии пройти отбор в схолу и стать там лучшей ученицей без помощи какого-то жалкого колдунишки-недоучки.
— О, самоуверенность молодости, — вздыхает Разара — И все же Волчица ничего и никогда не делает просто так. Поэтому вы отправитесь вдвоем.
— Ладно, пусть только он не вздумает мне попадаться на глаза! — И Соня угрожающе вы-целивает взглядом прячущегося во тьме жреца.
— Пусть делает, что хочет, все эти полгода. Пьет горькую, забавляется с девками по кабакам… мне все равно. Главное, пусть не путается под ногами!
— Да что она себе позволяет, эта рыжая кошка, — не выдерживает Муир. — Я жрец третьей ступени! Я… Да я ее…
— Замолчи, сопляк! — бросает Соня небрежно. И вслед за этим — короткий свист, ледяная вспышка в воздухе… И тут же перепуганный вопль колдуна, рядом с которым, в каких-то двух сеймах у правого уха в стену вонзилось остро отточенное лезвие, пущенное через плечо рукою воительницы.
На Халиму, так же как и на ее прислужника, это произвело надлежащее впечатление. Она шлепает губами, словно вытащенная из воды рыба, и пучит глаза, не в силах вымолвить ни звука. Лишь Разара ведет себя так, словно бы не произошло ровным Счетом ничего необычного.
— Я не позволяла тебе портить обстановку моих покоев, — ворчит она, впрочем не столь уж и недружелюбно. — Хорошо, что ты скоро уберешься из Логова, а то неизвестно, какие еще разрушения нас могли ожидать.
— Я готова выехать хоть завтра же! — объявляет Соня.
— И правильно, тем более, что набор в схолу Шакала производится всего лишь дважды в год, в день равноденствия.
Быстро произведя мысленным подсчеты, Соня осознает, что у нее осталось чуть более шести суток. Дорога до Коршена займет три дня, но еще ей понадобится время на то, чтобы осмотреться в городе. Значит, выезжать следует незамедлительно.
— У меня все готово к отъезду, — объявляет она Разаре. — Так что с первыми лучами солнца я покину Логово.
— Вот и хорошо, — та мелко трясет седой головой. — И мальчишка пусть едет с тобой вместе, хотя бы до Коршена. Как уж вы решите там, дело ваше. Но до княжества вы должны доехать вместе. Такова воля Волчицы. И не вздумай, слышишь, не вздумай, ее ослушаться! — Взор, который она вперяет в Соню с этими словами, кажется неожиданно жестким, почти осязаемо твердым и жгучим, словно прямо в грудь ей ткнули раскаленным жезлом, так что воительница едва удерживается, чтобы не отступить на шаг. В такие мгновения все домыслы о старческой немощи Разары рассеиваются, как дым, как предрассветный туман под лучами солнца. Соня почтительно склоняет голову.
— Хорошо, госпожа, только пусть мальчишка не опаздывает. Я не буду его ждать ни мгновения. Если проспит или не успеет собрать пожитки, вина не моя. Я ради него останавливаться и задерживаться не буду.
— Я успею! — срываясь, кричит Муир. — Еще посмотрим, кто кого будет ждать!
Соня пожимает плечами. Ей досадно, что в запальчивости она обрекла себя на отъезд без всякой возможности попрощаться с приятелями, а ведь отлучка на сей раз ей предстоит довольно долгая. Ну что ж, постарается с ближайшего постоялого двора послать им весточку…
Она переводит взгляд с Разары на Халиму,
— Что-нибудь еще?.. Или я могу идти отдыхать перед дорогой.
Халима молчит, с ненавистью испепеляя Соню взглядом.
Разара пожимает плечами.
— Я бы и рада была сказать тебе гораздо больше о том, что ожидает тебя впереди, но, увы, это все. Ступай. Да и хранит тебя Волчица на дальнем пути!
Не сказав больше ни слова, Соня разворачивается и выходит. В дверях, проходя мимо стражников, один из которых оказывается все тот же вездесущий Стевар, она задерживается на мгновение и скользит взглядом по его лицу, словно намереваясь что-то сказать, но, передумав, отворачивается и устремляется прочь.
…Спит она эту ночь спокойно, никакие тревожные видения не приходят смутить ее сон, и просыпается ровнехонько как назначила себе накануне — за полчаса до рассвета. А когда, наскоро перекусив и дружески попрощавшись с Кабо, приходит на конюшню, неся в руках тяжелые седельные сумки, дабы оседлать Искорку и тронуться в путь, то обнаруживает там Муира, сидящего на приступке, рядом с привязанным к коновязи мощным вороным жеребцом, слишком крупным для тщедушного мальчишки. Судя до покрасневшим глазам и дерганым движениям, парень не спал всю ночь, боясь опоздат