ительно ниже уровнем. Местность круто спускалась к морю.
– Мы что, в Никитский ботанический сад едем? – отважилась спросить госпожа Кларчук. Боник даже не повернул головы. Зато среагировал Филимонов:
– Я же предупреждал, ты дохрена варнякаешь…
– Извини, – пролепетала Мила. Вацлав Збигневович притворился глухим. Вскоре кавалькада снизила скорость. Бонифацкий включил правый «поворотник». Машины свернули в узкую асфальтированную дорогу, идущую под большим уклоном. Мила снова исподтишка посмотрела на спидометр. Теперь она знала, на каком километре трассы находится поворот. Немного, но, в ее теперешнем положении не следовало пренебрегать ни одной соломинкой.
Еще Мила заметила запрещающий проезд знак, обожаемый отечественными гаишниками. Немного дальше торчал прямоугольный фанерный плакат, жирными печатными буквами сообщавший:
Внимание! Запретная зона! Въезд и проход запрещены! Остановка, разбивка палаток, разведение костров не допускаются!!! За нарушение штраф!
Поверх плаката какой-то шутник дорисовал фаллос с мошонкой. Мила подумала, что при переложении с языка иероглифов изображение стилизованного фаллоса очень удачно символизирует то, что получили трудящиеся вместо «общенародной здравницы» у моря в результате так называемых демократических реформ. Пока госпожа Кларчук размышляла над этим, Бонифацкий спокойно въехал под «кирпич», и они очутились в можжевеловой роще.
За первым же поворотом наступила расплата. Мила подобралась, заметив впереди патрульную милицейскую «шестерку» с красно-синими проблесковыми маячками на крыше и эмблемами ГАИ на багажнике и передних дверцах. Два хмурых гаишника в белых портупеях обернулись на звук моторов. Один из них, розовощекий верзила, поднял черно-белую палку, а потом махнул по направлению к обочине. Филя клацнул предохранителем, с лязгом передернул затвор:
– Менты поганые…
– Спрячь автомат, Шрам, – приказал Бонифацкий. – Ты в своем уме?!
Резко подавшись вперед, к Миле, Филимонов задышал ей в ухо мятой жевательной резинки, с которой не расставался всю поездку.
– Кишки выпущу, сука! Только пикни!
– Я не сумасшедшая, – сдавленным голосом сказала Мила.
– Смотри, коза, не оступись.
Патрульный поравнялся с «БМВ», демонстрируя такой живот, против которого пасует и офицерская портупея. Дождавшись, чтобы Филя накрыл автомат курткой, Боник опустил стекло.
– Здравия желаю. Знак видели? – долетело через окно. Патрульный говорил раскатистым басом. Он даже не сделал попытки нагнуться, отчего Мила Сергеевна легко представила, что голос доносится с небес. Чтобы унять нервную дрожь, она сцепила пальчики замком. Искушение позвать на помощь, истошно завопив что-нибудь, вроде: «Спасите! Меня похитили!», было велико, но она знала: Филимонов не испугается, и не сплохует.
«И это точно будет конец. По мне-то он наверняка не промажет».
Боник протянул через окно документы. Едва скользнув по ним взглядом, милиционер попросил Бонифацкого выйти из машины.
– Я сейчас, – бодро сказал Боник. Они вдвоем зашагали к милицейской машине, со спины напоминая папу и сына.
– Ну, б-дь и амбал, – протянул Филимонов, снова вооружившись автоматом. Тем временем Бонифацкого, очевидно, пригласили в машину. Он влез на заднее сидение. Патрульный еле втиснулся на переднее. Его напарник, со скучающим видом, остался снаружи, поглядывая по сторонам. Все происходило в соответствии с ритуалом, установленным автоинспекцией, вероятно, для того, чтобы придать мздоимству некое абстрактное подобие правосудия. Ох, уж эти задние сидения милицейских машин, продуктивные, как наковальни монетного двора.
– Одной, б-дь, очередью всех положу, – пробормотал Филимонов. Мила взвешивала в уме, есть ли шанс добежать до зарослей, прежде чем Шрам спустит курок. Шансы были минимальными. Значит, оставалось просто ждать.
Боник вернулся через пять минут. По его губам блуждала улыбка.
– Вот засранцы! – выжимая сцепление, он заговорщически подмигнул Миле. – На нашем знаке кормятся. Представляешь нахальство?
Мила ответила недоумевающим взглядом.
– Этот «кирпич» мои ребята повесили. Чтобы туристы на голову не лезли. А эти паршивцы, – он показал за спину большим пальцем, – пронюхали, и наладились капусту косить! Каково, а?! Трахнули меня под моим же знаком…
– Депутатские ксивы надо сделать, – буркнул с заднего сидения Шрам.
– Надо, – согласился Бонифацкий.
Местность сгодилась бы, чтобы устроить американские горки. Сначала машины скатились в лощину, где было сумрачно, и журчала вода, хоть родники и редкость на Южном берегу, потом снова начался подъем. Дорога перевалила заросший можжевельником гребень и совершенно неожиданно оборвалась таким крутым спуском к морю, что у Милы перехватило дыхание, а желудок стал невесомым. За капотом было видно одно небо, словно земля закончилась, и машина готова провалиться в пропасть.
– Бесплатный аттракцион, – добродушно сказал Бонифацкий. – Надо будет кассира поставить и билеты продавать. А то, знаешь, от альтруизма до геноцида… полшага.
Постепенно уклон стал поменьше, потом начался практически горизонтальный отрезок, и дорога уперлась в массивные стальные ворота. В обе стороны, сколько хватало глаз, тянулся бетонный забор, увитый сверху колючкой. Прикрученная к воротам табличка гласила:
База отдыха «Камень Шаляпина» Второй Механизированной колонны Треста Крымоблэнергомонтаж.
Справа от ворот высился плакат, брат близнец установленного в начале дороги:
Внимание… зона… Запрещены… Штраф…
Только уже без фаллоса.
Бонифацкий посигналил. Из-за ворот появился охранник. Узнал «БМВ» Бонифацкого, толкнул тяжелые створки. Машины въехали на территорию базы.
Услышав из динамика:
– Вардюк слушает… – Мила облегченно вздохнула. Номер телефона был старым, полученным от Украинского еще прошлым летом. Вардюк вполне мог поменять номер или просто потерять телефон. Но, он этого не сделал, и теперь шумно дышал в трубку:
– Алло? Кто это говорит?
Звонить Поришайло было глупо. Украинский почти наверняка уже хватился Милы и поставил хозяина в известность. Провести старого аппаратного лиса вроде Артема Павловича, нечего было и думать. Поришайло нутром чуял подвох. Мила об этом знала.
С Сергеем Михайловичем было не легче. Он, был, безусловно, гораздо проще шефа, но тоже не лыком шит. «Для них в отношении меня, теперь будет действовать только одно правило: хороший индеец – мертвый индеец». То ли дело двое недотеп из Крыма, дегенераты Вардюк и Любчик, еще летом продемонстрировавшие, на что способны.
О том, что полковник привлек к операции обоих недоумков, она знала от Поришайло. Артем Павлович, когда они, буквально накануне обсуждали эту проблему, обмолвился, что, мол, Украинский подобрал надежных людей, местных милиционеров.
«Уж не Вардюка ли с Любчиком»? – не удержалась Мила, не позабывшая истории, в которую влипла по милости обоих кретинов. Поришайло тогда покосился на нее с подозрением:
«А откуда вы знаете?»
Мила не успела открыть рот, как он вспомнил:
«Ну, да, гм, – нехотя признал Артем Павлович. На что, на что, а на память он не жаловался, вопреки большому объему информации, который ему приходилось пропускать через себя ежедневно, словно финвалу воду. А, может, благодаря ему. – К сожалению, гм, – тут он брезгливо поморщился, – нам приходится работать с тем материалом, который есть под рукой. Материал – говно, гм. Правда, гм, многого от них не потребуется. Сделают дело, а потом…»
– Алло, на связи? – повторил Вардюк раздраженно и дунул в трубку. – Кто это говорит?! Или балуется?
– Старший лейтенант Вардюк? – выдохнула Мила, по опыту зная, что как только начнется разговор, сразу станет легче, найдутся нужные слова, убедительные и внешне правдивые. Для нее это было как прыжок в холодную воду, сколько не настраивайся, она все равно обжигает, зато согреваешься, когда плывешь.
– Капитан, – обиженно поправил Вардюк. – Послушайте, это кто вообще?
Мила испытала довольно-таки тошнотворное дежа вю.[28] Именно так все начиналось в прошлый раз. За исключением того, что кретина повысили в звании.
«Все верно, только таких и повышают», – мелькнуло у нее.
– Ах да, конечно, – поправилась она. – Это Мила Сергеевна. – Заждалась вашего звонка, капитан.
– Моего? – перебил Вардюк. – Вы?
– Сергей Михайлович разве не предупредил, что теперь вы координируете все действия со мной?
– Михайлович?! – ошеломление в голосе.
– Сергей Михайлович, – уточнила Мила. – Где вы сейчас находитесь?
– Ну, на дежурстве…
– У вас все готово, Коля?
– А? Ну да, в общем-то… – Мила поняла, что он, наконец, начал соображать, с кем говорит.
– Вы сегодня его встречаете, Николай?
– Так точно, уже едем, почти, можно сказать. В 12.30 прибытие.
– Планы корректируются, Коля. Сначала заедете за мной.
– За вами? – удивился Вардюк. – А вы что, не в Киеве?
– Я в Ялте. И еду с вами. У нас мало времени, Николай.
– Надо так надо. – Вардюк издал вздох, от которого загрустил бы и камень. – Давайте точный адрес.
Мила вопросительно посмотрела на Бонифацкого. Тот стоял, прижимая к уху параллельную трубку. Справа от Боника сидел Витряков. Леня курил одну сигарету за другой, выпуская дым в потолок и исподлобья поглядывая на Милу. Бонифацкий и Леня обменялись взглядами. Последний утвердительно кивнул:
– Пускай едут. Встретим.
– База отдыха «Камень Шаляпина». Знаете такую? Двенадцатый километр по трассе на Алушту.
– Знаю, – после заминки сказал капитан. Миле показалось, что он слегка удивлен.
– Далеко вам ехать?
– Не особенно, – протянул милиционер. В полчаса управимся. Ну, минут сорок, самое большее.
– Я в крайнем у моря бунгало. Номер…
– Восемнадцать, – одними губами подсказал Бонифацкий.