– Ну… тут надо разбираться, – уклончиво отвечал Украинский. – Тут с плеча рубить не годится. Тем более, на покойников возводить напраслину. Которые, на переднем, б-дь, крае, я бы сказал…
– Надо разбираться, – согласился Кошелев, – например, с тем, с какой целью вы установили наблюдение за квартирой Милы Кларчук, а теперь делаете вид, что ее не знаете? Заявляете нам, что впервые о такой слышите? Это наводит на размышления.
– Я уже сказал: нет у меня ни сил, ни возможностей, каждую аферистку в лицо изучить! Ясно? А наблюдение, если и проводилось, то с санкции капитана Журбы.
– За квартирой Бонасюков на Оболони тоже Журба распорядился следить?
Полковник Украинский промолчал.
– Соседи Бонасюков, Сергей Михайлович, опознали неизвестного нам пока мужчину – того, что из окна вашей оперативной квартиры выпал, как частого гостя Василия Васильевича и Кристины Всеволодовны. Может быть, даже родственника. Что вы на это скажете?
Украинский снова хмыкнул.
– Ну, я думаю, расследование выявит, кто он, – добавил Компанеец.
– Прошлым летом за сауной Бонасюков велось наблюдение. Опять капитан Журба отличился? – спросил Кошелев.
Украинский пошел пятнами.
– Это удобная позиция, товарищ Украинский, валить все на Журбу, – посуровел подполковник Кошелев. – Удобная, но не бесспорная.
«Кто сдал? – ломал голову Украинский, краснея под давлением двух пар пытливых и недоброжелательных глаз. – Кто этот иуда?»
– А заодно, нам хотелось бы установить цель операции на улице Братской. Как раз у офиса накрытой нами фирмы, которая незаконной обналичкой промышляла. В тот самый день, когда гражданка Кларчук незаконно обналиченную сумму получила, а Журба и Ещешин погибли.
– И что они делали в гараже на Оболони? – добавил Компанеец. – Кто их туда послал? И зачем?
Украинский попробовал собраться с мыслями. «Кто же меня продал?», была первой и главной, «Что теперь делать?», второй. Теперь беседа перешла в формат перекрестного допроса, каких Украинский и сам провел бесчисленное множество. Правда, в роли допрашиваемого ему пришлось очутиться впервые. Кошелев и Компанеец давили с двух сторон, невероятно усложняя задачу, которая состояла в том, чтобы выкрутиться любой ценой.
– Есть показания соседки Бонасюков, утверждающей, будто она около недели назад видела, как неизвестный, тот, которого впоследствии из окна выбросили, выволок из квартиры тяжелый мешок и еле-еле дотащил до гаража. Что было в том мешке, товарищ полковник? Что искали в гараже Ещешин и Журба?
– Вы у меня спрашиваете?
– Я распорядился взломать перекрытия подвала в гараже Бонасюков, – сказал Кошелев, не спуская с Сергея Михайловича глаз, – бетонная подливка там свежая совсем. Как ваши специалисты этот факт проглядели, ума не приложу. – Кошелев сверился с часами. – Сейчас, как раз, ломают. А как сломают, позвонят.
Как бы в подтверждение его слов на поясе Кошелева затрещал мобильный телефон. Подполковник взял трубку:
– Слушаю?
«Володя, – неожиданно дошло до Украинского, – Володя сдал. Больше некому. Он был в курсе большинства вопросов. Он, сука, иуда».
Пока Сергей Михайлович размышлял, Кошелев выслушал доклад. Повернулся к Сергею Михайловичу:
– Ну вот, – сказал он удовлетворенно, – кое-что уже есть. Обнаружен труп молодой женщины. Прямо под стяжкой, в подвале гаража. Думаю, это и есть гражданка Кларчук, которую мы с вами искали.
«Это не она», – сказал про себя Украинский.
– Что думаете по этому поводу, Сергей Михайлович?
– Думаю, запутанная история, – сказал Украинский.
– Не то слово, – Кошелев кивнул, сделав Компанейцу знак. Тот положил перед собой папку из кожзаменителя, с хрустом отстегнул кнопку. Вынул пакет, выложил перед полковником фотографии. Не поворачивая голову, Сергей Михайлович скосил глаза. Он не знал, где была установлена камера, но это, наверное, уже не имело значения. Он узнал себя, разговаривающего с Бонасюком, разговаривающего с Милой Сергеевной. Этого было достаточно.
– Все-таки, вы с нами не хотите сотрудничать, – покачал головой Кошелев. Украинский бы ее с удовольствием отвернул. – Ну, что же, придется, начать сначала. Но, уже поподробнее попрошу, Сергей Михайлович. Тем более, это ведь в ваших интересах.
«Да уж, именно, что в моих». – Украинский откинулся в кресле, решив, что домой он теперь, очевидно, попадет не скоро.
Глава 10ВИДЕНИЯ ОЛЕГА ПРАВИЛОВА
Суббота, ближе к вечеру
Тяжелая стальная дверь захлопнулась у них за спиной, выпустив Атасова, Протасова и Армейца на свободу, свалившуюся на голову нежданно-негаданно. Как жертв кораблекрушения, которых проглотил злобный финвал, а потом, в силу каких-то неясных причин, отрыгнул. По-крайней мере, именно такая аналогия сложилась у Атасова, когда он очутился на крыльце. Атасов попытался припомнить, в каком детском мультфильме он некогда видел нечто подобное, однако Протасов помешал этой затее своими громогласными воплями:
– Я, блин, – Валерий поводил из стороны в сторону массивной стриженой головой, – в натуре, блин, думал, гнить нам на нарах, пока, е-мое, третья мировая война не начнется. – Это было совершенной правдой. После беседы с Украинским он уж было, совсем попрощался если не с жизнью, то с Белым светом, это уж точно.
– С-сплюнь, – посоветовал Армеец, радуясь ветерку, по-особенному свежему после спертой атмосферы камеры. Даже в городе он был напоен дыханием пробуждающейся после зимней спячки природы. Вопреки смертоносным выхлопам многотысячной оравы автомобилей и грязи, которая в каменных джунглях – неизбежный атрибут наступающей весны.
– Я сплюну, Эдик, ты, в натуре, не вынырнешь, – предупредил Протасов доброжелательно, щурясь на солнце, как и подобает узнику подземелья. Атасов закурив, глубоко затянулся, выпустил дым через ноздри. Армеец покосился на него неодобрительно, но смолчал.
– Ох, бля, и хорошо на воле, – продолжал разглагольствовать Валерий, провожая взглядом проплывшую мимо девушку. Коротенькая светло-коричневая кожаная куртка и лосины, одетые под вызывающе короткую юбку, подчеркивали стройную фигурку. Протасов фыркнул, словно вынырнувший на поверхность кашалот. Девушка, оценив выходку по достоинству, решительно пересекла Дегтяревскую.
– От тебя, П-протасов, люди на у-улице ша-шарахаютя, – сказал Эдик осуждающе. Валерий, не сводя глаз с миниатюрной сумочки, при каждом шаге хлопавшей незнакомку по округлой ягодице, всосал воздух обратно:
– Ну, почему там не моя рука? – осведомился он мечтательно, как только грудь наполнилась, словно кузнечный мех.
– На-наверное, п-потому, что ты тупой и страшный? – предположил Эдик.
– Ты гонишь, – сказал Протасов, оборачиваясь к Атасову: – Слышь, Саня? Пока мы, можно сказать, зону хавали, женщины, понимаешь, на весенне-летнюю форму одежды перешли! Возбуждает, в натуре.
– Это точно, – согласился Атасов, швыряя окурок в большую тротуарную урну.
– Трехочковый, – сказал Протасов.
Ребята, шевелитесь, – сказал похожий на старого толстого гнома мужчина, который шагал впереди. Троица знала о нем лишь то, что его фамилия Бриллиант, и он то ли адвокат, то ли юрисконсульт из ближайшего окружения Артема Поришайло. Именно Бриллиант вытащил всю компанию из камеры, и пока Протасов болтал о женщинах, Атасов пытался сообразить: стоит ли радоваться такому чуду? Как там сказано в Библии? Бойтесь данайцев, дары приносящих, верно?[55]
Впрочем, если бы не Бриллиант, приятели бы еще долго топтались у крыльца, словно путешественники во времени из романа Стивена Кинга «Лангольеры».
О-оковы тя-тяжкие падут, те-темницы рухнут – и с-свобода, вас п-примет радостно у входа, и б-братья[56]… – продекламировал Армеец.
– Буй вам отдадут, – закончил за него Протасов. Атасов, видя, что Бриллиант уже уселся в джип, взял Эдика под локоть:
– Какая, типа, свобода, Армеец? О чем ты болтаешь? Давай, двигай, нас люди ждут.
Мрачное настроение Атасова передалось Эдику с легкостью вируса гриппа, когда они подошли к джипу из гаража Олега Правилова, физиономии у всех троих были кислыми. Особенно вытянутая оказалась у Протасова: рандеву с Олегом Правиловым не сулило ему ничего хорошего.
– Карета, типа, подана. – Атасов распахнул переднюю дверь. Армеец двигался за ним гуськом.
– Саня? – начал Протасов. – А может я это… в натуре?
– Что это, Протасов? – холодно осведомился Атасов. – Ты же слышал, кажется, Геннадия Соломоновича, Олег Петрович ожидает нас у себя?
– Но… блин?
– Лезь в машину Протасов. Лично я не вижу ничего другого. Или, может, ты хочешь вернуться в УБЭП к своему дружку Украинскому?
– Э, нет, – решил Протасов. Как ни плох был Правилов, Украинский казался много хуже.
Джип доставил приятелей к зданию «Неограниченного кредита». В сопровождении Бриллианта они поднялись в офис Олега Правилова. В приемной троицу поджидала грудастая секретарша Инна, к которой Протасов имел обыкновение заигрывать. В былые, не такие мрачные, времена. Сухо поприветствовав Протасова и Армейца, Инна пригласила Атасова в кабинет. Атасов молча последовал приглашению.
– А, Атасов! Заходи. – Правилов, не вставая из-за стола, поднял голову. – Давай, присаживайся поближе. – Потом он заметил Бриллианта, выглянувшего из-за спины Атасова, и его лицо напряглось. Бриллиант ответил улыбкой, широкой и совершенно неискренней.
– Доставил, Олег Петрович.
– Вижу.
– Тогда, с вашего позволения, я откланяюсь?
Скупо кивнув, Правилов показал на дверь.
– Шкура, – добавил он, как только адвокат вышел. У Атасова не нашлось возражений. Он тоже считал всех адвокатов, да и вообще юристов прохиндеями, хоть, в данном случае, это, наверное, граничило с неблагодарностью. С другой стороны, ведь не из чистой воды альтруизма Бриллиант вытащил троицу из лап полковника Украинского, ссылаясь на постановление суда. Липовое, как подозревал Атасов. –