– Тема? Что же ты молчишь?!
Требования Бонифацкого, озвученные госпожой Кларчук, по мнению Артема Павловича были запредельными до бесстыдства, вроде тех, что довелось некогда в Компьенском лесу подписать поверженным немцам.[96] Мало того что Артему Павловичу предлагалось пожертвовать своими интересами в Пионерске, и еще кое-какими предприятиями, разбросанными по юго-восточному региону. Речь шла о потере контроля над банком «Неограниченный Кредит», его любимым детищем.
– У вас и так последними днями в банке от фискалов не продохнуть, – заявила Мила Сергеевна, – так не усугубляйте положения, Артем Павлович.
«Вот значит, чьи уши торчат из-за моих неприятностей», – от бессильной злобы Артем Павлович заскрипел зубами, будто больной, которого заели глисты. Следовало давно догадаться, что прессинг, которому подверглись коммерческие предприятия олигарха, организован с подачи Бонифацкого. Просто он поверить не мог, что у какого-то выскочки с полуострова – столь длинные руки.
«Кто же за тобой стоит, паразит?»
«По-крайней мере, г-м, я теперь знаю, откуда растут ноги…»
«Тема, ноги растут из задницы, г-м. Потому и воняют, б-дь».
– И, Артем Павлович, – Поришайло не думал, что госпожа Кларчук наслаждается доставшейся ролью. Она просто что-то отрабатывала. Скорее всего, жизнь. – Тут в Крыму задержан некий небезызвестный вам Андрей Бандура…
Артем Поришайло затаил дыхание.
– Скажи ему, – Бонифацкий подошел настолько близко, что почти дышал в трубку, – передай ему, что его дружек в это самое время пишет сочинение на тему «Чистосердечное признание иногда уменьшает срок».
«Чего, б-дь, срок? Пребывания в земле?», – думал, на своем конце провода Поришайло.
– Вы слышали, Артем Павлович?
– Да, Мила, гм, г-гм.
– У вас не очень-то много времени для раздумий.
«Ох, ты ж, б-дь, г-гм».
– Хорошо, Мила Сергеевна. Это все?
– Передай этому козлу, чтобы пошевеливался, – добавил кто-то неприятным лающим голосом. Видимо в комнате в далеком Крыму у Милы было как минимум двое собеседников. Если так можно выразиться.
– Вам советуют не тянуть, – перевела Мила дипломатично. В этом не было надобности. Поришайло разобрал фразу целиком и пошел такими пятнами, какие бывают только у пациентов инфекционной больницы.
– Я ему сутки, блядь, даю. И то, блядь, жирно для пендоса…
– Не откладывайте в долгий ящик, Артем Павлович. К завтрашнему утру вас просят определиться.
– Хорошо.
– И скажи заебышу, слышишь, чтобы больше, блядь, без таких загонов, с киллерами. Еще одного клоуна сюда зашлет, я ему заткну в жопу двустволку…
– И вот еще что, Артем Павлович. Мои патроны хотели бы знать, стоит ли нам ожидать прибытия группы поддержки, что ли, на выручку Андрею Бандуре. Мои патроны предостерегают вас от подобных неразумных шагов. Поверьте, это только все испортит.
– Еще раз такую х-ню отчебучит, недоносок, и я его на английский, б-дь на х… флаг порву.
– Если вы планируете нечто подобное, то, в качестве жеста доброй воли, и залога на будущее партнерство… Артем Павлович, вы меня слышите?
– Украинский мог послать, – поколебавшись, сказал олигарх.
– Мог, Артем Павлович? Или послал? Без вашего ведома?
– Собирался, – выдавил из себя Поришайло. – Сейчас у меня нет связи с Сергеем Михайловичем. У него… большое горе. Дочка с собой покончила. Выбросилась из окна.
В Крыму произошло замешательство. Мила Сергеевна переваривала услышанное.
– Что он, блядь, говорит? – поинтересовались откуда-то из глубины. У микрофонов, устанавливаемых в японские телефоны, превосходная чувствительность.
– Что ты блядь, молчишь?! – последнее, очевидно, относилось к Миле Сергеевне. Ей было несладко, но Артем Поришайло был не из жалостливых.
– Уточните, пожалуйста, информацию о людях Украинского в Крыму, – сказала Мила. У нее изменился голос, но она проехала мимо Светланы, распростертой на асфальте под домом на Березняках. Впрочем, что оставалось делать?
– Хорошо, – сказал Артем Павлович. – Атасов, Протасов и Армеец выехали в Крым на «Линкольне Таун Кар», государственные номера… предположительно вчера вечером…
– Сразу бы так, – сказала Мила, делая пометки в блокноте.
– Сдал, типа. – Атасов выпустил дым через ноздри и протолкнул сигарету через горлышко пластикой полулитровой бутылки, служившей ему импровизированной пепельницей. На дне бутылки плескалась вода, поэтому пластмасса не загоралась. – Сдал, сволочь.
Прослушивая телефонные переговоры олигарха, Атасов не выпускал сигареты изо рта. Чад плавал по кабине пикапа, ядовитый и плотный, как атмосфера на Венере. Из приспущенного окошка змеился дымок, наводя на мысли о разгорающемся пожаре. Случись у немногочисленных прохожих, огибавших припаркованный во дворе «пирожок» хотя бы толика гражданского долга, они бы позвонили «01». Но, прохожие только прибавляли шагу.
Так и не достроив коммунизм, мы теперь возводим капитализм, при котором человек человеку волк. Хоть в чем-то идеологи КПСС не врали. Общество получилось действительно волчьим, при этом – не хотелось бы обидеть желтоглазых зверей, таким вот сравнением.
Впрочем, дым и прохожие не существовали для Атасова. Жизнь сконцентрировалась в наушниках. Атасов превратился в слух, когда, после приличного перерыва олигарху позвонила женщина, чей голос показался ему смутно знакомым. Женщина представилась Милой Сергеевной, и тут до него дошло, что это загадочная приятельница Бандуры и не менее загадочная сотрудница Поришайло, которую он, Атасов, собственноручно сдал кризисному менеджеру из Крыма Лене Витрякову после того, как Бандура ее ограбил.
«Ну, надо же, снова жива», – потрясенно пробормотал Атасов, у которого сданная Витрякову чуть ли не как чемодан в камеру хранения приятельница Андрея Мила из-за целого водопада последовавших после этого событий вообще выскочила из головы. Хоть, безусловно, на каком-то подсознательном уровне он продолжал о ней помнить, просто пребывая в уверенности, что она либо лежит в земле, похороненная в одной из бесчисленных лесопосадок, попадающихся по дороге в Крым, либо ее на дне объедают рыбы.
«Как же тебя убить, короста?»
Вскоре Атасову стало ясно, что по части убийства он опоздал, а передав Витрякову – здорово просчитался. Угодив в руки крымским бандитам, госпожа Кларчук заговорила. Причем, первой же жертвой ее откровений стал не Артем Поришайло, а Андрей Бандура, посланный олигархом в Крым.
«Гребаный бумеранг», – присвистнул Атасов, потому что именно так и было.
Не успел Атасов понять, что случилось с Андреем и жив ли он вообще, Мила сказала, что жив, но ведь могла и соврать, а вмешиваться в их разговор с расспросами ему было, согласитесь, не с руки, как Артем Павлович сдал и отправившихся на полуостров бойцов, словно пенсионер – пустые бутылки из-под пива. Атасов выругался. Именно такой каверзы он и ожидал от Поришайло, затевая весь этот маскарад с телемонтером из компании «Европа – Саттелит – Сервис. Весь мир в ящике».
Настало самое время действовать. Беда заключалась в том, что Атасов не знал, на что решиться. Следовало выручать друзей, только вот каким образом? Хороший, типа, вопрос. Промаявшись минут десять в больших сомнениях, он перебрался на переднее сидение, запустил двигатель и отправился домой к Правилову.
Глава 13В ГОСТЯХ У МЕРТВЕЦА
И четверти часа не прошло, как он уже стоял под дверью Олега Петровича, переминаясь с ноги на ногу. Парадное до такой степени провоняло кошачьими экскрементами, будто коты со всей округи специально приходили сюда, чтобы справить нужду. Лифт, как водится, не работал, потому как злоумышленники снова демонтировали электромотор. Третий за истекшее полугодие.
«Мотор от лифта, это еще цветочки», – думал Атасов, пока поднимался по широкой как Потемкинская лестнице. В его доме регулярным и опустошительным набегам охотников за алюминием подвергался подвал, где располагались водяные насосы. После визитов «металлистов» вода уходила из стояков, словно из арыков в Великую Засуху, а постояльцы вынуждены были таскать ее ведрами, как пожарные, у которых отказал брандспойт.
Атасов уже коснулся кнопки звонка, когда заметил узкую, буквально в полсантиметра щель, отделяющую дверное полотно от коробки. Он одернул руку, словно кнопка была под током. Присмотревшись внимательнее, убедился, что щель ему не привиделась, она не обман зрения и не следствие перекоса, случающегося сплошь и рядом, в особенности с новыми дверями. Дверь не была заперта.
«Город, не деревня, типа, – сказал себе Атасов, – где не принято пользоваться засовами. А Олег Петрович не похож на бабулю, страдающую выпадением памяти».
Себя Атасов в расчет не брал, у него-то был Гримо.
У Правилова же никого не было, насколько он знал. Вообще никого.
Прислушиваясь, Атасов отступил на шаг. Все было спокойно, в парадном – прямо-таки идеально тихо, стены сталинок ни в чем не уступают звукоизоляционным матам из Единой Европы, зато несравнимо прочнее. Ничего подозрительного вокруг кроме двери, которая Атасову категорически не понравилась. Это был тревожный знак. Перегнувшись через перила, Атасов посмотрел вниз. Лестница в парадном Олега Петровича образовывала глубокий колодец, гулкий, как Пятигорский Провал. Дно колодца тонуло в густой, словно солидол, тени. Где-то там, еще ниже дна, находились ведущие в подвал ступеньки. Звуки улицы с трудом проникали в парадное через добротные кирпичные стены, и смахивали на ропот далекого прибоя.
Набрав в легкие побольше воздуху, как профессиональный ныряльщик за жемчугом, Атасов правой достал АПС,[97] а левой тихонько толкнул дверь. Она легко подалась, он переступил порог и очутился в квартире.
Прихожая встретила Атасова спертым воздухом, характерным для помещения, не проветренного после хорошего перекура, случившегося, скорее всего накануне. Этот запах вызывает дрожь даже у заядлых курильщиков. А может, в первую очередь, у них. В коридоре стояли сумерки. Вообще, насколько мог судить Атасов, нигде по кварти