– Бензоколонка работает? – поинтересовалась Лютиция.
Старик непонимающе посмотрел на нее, собрал морщинистое лицо в гримасу, попробовал высказаться, но смог только виртуозно сплюнуть на колесо.
Бензоколонка все-таки оказалась миражом.
– Ты живешь здесь? – закричала как можно громче Лютиция.
– Не надо орать! Я вождь! – старик гордо развернулся на каблуках, и нетвердой походкой отправился обратно в сарай.
Лютиция хлопнула дверкой автомобиля, и бросилась за ним. Колючки мгновенно вцепились в носки, какой-то острый шип пропорол кроссовок, не задев, к счастью подошву.
– Послушай, вождь, я хочу поговорить с тобой. Ты наверно многое можешь рассказать о нагвале и пути силы, – начала Лютиция.
– Путь силы я указываю белым людям по понедельникам, в Сан-Анхелио. Это стоит три бутылки текилы и коробку сигар. Сегодня не понедельник. Текила и сигары еще не кончились. Ваде кон диос! Проваливай, белая женщина, не тревожь вождя! – индеец грубо отпихнул Лютицию, и продолжил свой путь, изредка спотыкаясь о кочки, покрытые засохшим чаппаралем.
– Послушай, вождь, если у тебя избыток текилы, я могу дать несколько долларов! Сбережешь на черный день, когда белым людям надоест слушать твой треп про путь силы!
– Белые люди глупы. Когда им надоест слушать про путь силы, я прочту наконец этого недоумка Кастанеду, и буду рассказывать им про нагваль! Или о забытых культах Кецалькоатля, хотя у него такое сложное имя! Я предпочитаю называть его «Коатль», так мне проще. А еще я люблю рассказывать про Виракочу – колдуна в сандалиях и белой одежде, но только по понедельникам!
А доллары мне не нужны. Отнимет еще кто-нибудь! А моя текила всегда при мне!
Лютиция начала заводиться. Она три дня каталась по пустыне, рискуя напрочь сжечь свою кожу, так, что никакой крем не спасет, а этот недостойный потомок краснокожих (единственный, кто не пьян в стельку и не бросается на нее с желанием немедленно изнасиловать), отсылает к приемному дню! Единственному в неделе! Как будто он губернатор! Или президент!
«Ты профессионал, возьми себя в руки, найди позитивный выход!» – приказала себе она.
Ситуация перестала злить ее, она поняла, что впервые за много недель встретила наконец, нормального человека, и рассмеялась!
– Прости меня, вождь! – радостно извинилась Лютиция–Чимальман, – ты не должен на меня сердиться!
Старик передвинул жвачку в другой конец рта, и изумленно уставился на упрямую белую скво.
– Что тебя смешит, белая женщина? – он гордо поправил шляпу и засаленный шейный платок.
– Ничего. У меня есть то, что тебе понравится больше текилы.
– Наркотики? Это не для меня. Убирайся, пока я тебя не пристрелил!
Вождь снова пошел вперед, стараясь не упасть в заросли кактусов.
– Я не это имела в виду, – оправдывалась Чимальман, – просто у меня есть чистая вода, хороший кофе, горелка и кофеварка…
Вождь развернулся налево кругом, одновременно беря под козырек.
– Разве я не сказал сеньоре, что уже пять лет живу один, без жены? Каждую сиесту я сижу, курю, и мечтаю о маленькой чашечке крепкого, горячего, ароматного кофе! И вот уже пять лет, как я не держал в руках этого божественного напитка! Растворимая баланда, которую продают из автомата в Сан-Анхелио, конечно не в счет!
Сеньора сказала правду? Она не обманывает старого вождя? У нее и вправду есть кофе?
– Конечно, – ответила Лютиция, возвращаясь к машине, и доставая оттуда свой рюкзак.
…
Они с вождем сидели в старых скрипучих креслах, застеленных плетеными индейскими накидками с геометрическим узором, беседовали, и пили горячий и крепкий кофе, заваренный Лютицией – Чимальман. Над их головами слабый ветер лениво трепал толстое брезентовое полотнище, когда-то давно закрывавшее кузов армейского грузовика, а теперь служившее старому вождю подобием веранды. Ноги они закинули на железный бак, в котором старик, по его словам, когда-то хранил воду. Теперь бак якобы протек, и годился только как подставка для ног. С точки зрения Лютиции, бак и сейчас можно было использовать, правда не для хранения воды, а в качестве самогонного аппарата, но она вежливо умолчала об этом наблюдении.
– Хороший кофе, – старик улыбался и раскуривал длинную сигару устрашающих размеров.
– Я вижу, вождю нравится курить, – заметила Чимальман.
– Да, – отозвался вождь, с удовольствием закуривая, и выпуская под брезентовый потолок первое кольцо дыма.
– Однако, такая сигара стоит около ста баксов, – рискнула предположить Чимальман.
– Проклятые янки! Только «купи», «продай», да «сколько стоит»! – обиделся старик.
– Я не к тому. Видать вождь не только рассказывает белым про путь силы, наверное он еще и работает где ни будь?
– Забудь о работе. Сиеста – время для сна, кофе, и разговоров. О чем ты хотела меня спросить, добрая сеньора?
Лютиция поняла, что мистика пустыни растаяла, как дым, и что не сегодня она получит ответ на все свои вопросы.
– Я хотела поговорить с тобой о легендах твоего племени, о твоих богах. Помнишь ли ты, откуда твои предки пришли в этот край, где они жили раньше. Но теперь это не слишком интересует меня, – призналась Лютиция.
Вождь затянулся еще пару раз, и неожиданно для самого себя, начал рассказывать. Он говорил медленным речитативом, иногда переходя на шепот, иногда возбуждаясь, и прикладываясь к бутылке текилы. В такие моменты он вскакивал, начинал метаться вокруг бака для самогонной воды, жестикулировать, изображая в сценах события, о которых шел его рассказ. Лютиция слушала, незаметно включив портативный диктофон.
Глава 48Рассказ старого алкоголика, индейца племени чероки, почему-то считающего себя Вождем. Подземная железная дорога в действии.
– Слушай меня, добрая сеньора, и запоминай хорошенько. Давным-давно, когда Техас еще был самостоятельным государством, когда Санта-Анна еще не стал генералом мексиканской армии, когда шестизарядные револьверы только появились на этом свете, вся земля между Мексикой и Техасом принадлежала индейцам. Индейцы жили не хорошо, не плохо, кочевали вокруг холмов в поисках сочной травы, воевали друг с другом, и иногда с белыми, и не думали менять свою жизнь и свои обычаи.
Но было среди них одно племя, которое совершило невиданное. Это было мое родное племя. Это было племя чероки. Люди племени чероки послали разведчиков в страну белых, на восход солнца, туда, где они и сами жили когда-то. И разведчики целый год кочевали по стране белых, и великие перемены увидели они на той земле. И многое поразило их, и вот что рассказывали они, сидя в вигваме великого вождя:
«Белых людей стало много-много, больше чем всех индейцев, больше, чем птиц и мышей-полевок. Белые люди изменили землю вокруг себя. Они истребили бизонов, и посадили множество разных растений, доселе невиданных в землях чероки. Белые люди построили большие дома, в которых прохладно летом, а зимой тепло. Белые люди изобрели говорящую бумагу, покрытую тысячей волшебных знаков. Белые люди посылают немые слова по проводам, на другой конец земли, до самого океана.
Дети у белых людей всегда чисто одеты, и ходят в церковь и воскресную школу. В церкви они молятся своему богу, и это прекрасно. Белые люди знают магию голосования, и они могут сотворить в своей стране Президента».
Так говорили разведчики, и дым их трубок смешивался с дымом трубок старейшин, и никто не смел перебивать их, рассказывающих о чудесном. И так продолжали они:
«Президент живет в огромном доме, он самый большой и сильный мужчина в стране. Его любят самые красивые женщины в стране белых. Когда он вынимает топор войны, все малые народы дрожат, а когда он закапывает топор войны в землю, они вздыхают с облегчением.
Его эрекция поднимает в воздух тысячи летательных аппаратов, посылает корабли к далеким берегам за Морем, на другом краю земли. Его эякуляция подобна грому, она сотрясает Небо и Землю, и могучие орудия уничтожают само Пространство. Никто не может перед ним устоять. Конечно, надолго этой магии не хватает, и каждые четыре года белые люди создают нового Президента, еще более сильного, чем прежде».
И великий вождь понял, что страшная опасность грозит народу чероки. И собрал он большой совет вождей, и пришли в его вигвам все самые лучшие воины, и самые мудрые шаманы.
И сказал великий вождь:
«Горе нам, братья чероки. Наши боги слабы перед богом белых людей. Наша пища хуже пищи белых людей. Наши дети слабее, чем дети белых людей. Белые люди смотрят на мир прищуренными глазами. Их тонкие ноздри трепещут. Их тонкие рты змеятся в недобрых ухмылках.
Они жадны, сильны, и коварны. Они убьют всех индейцев. Они застрелят их своими ружьями, они отравят их огненной водой, они обманут их при помощи говорящей бумаги. Они прогонят их в безводные пустыни, они сожгут их вигвамы, они оттеснят их в голые скалы, где индейцы умрут от голода. Наши земли уже не принадлежат нам. Белые люди придут, и отберут все. Они отнимут наши земли силой, или колдовством обменяют их на клочки волшебной зеленой бумаги.
Они придут на эти земли и убьют всех индейцев, ибо они никогда не смешиваются с индейцами. Они не отдают красным людям своих белых скво, они не берут наших скво себе в жены. Они говорят:
«Хороший индеец – мертвый индеец!», и убивают всех.
Они говорят:
«Нам не нужны индейцы, нам нужна их земля!».
Так говорят они».
Молча сидели воины в вигваме вождя, слушая страшную правду. Сухи были их глаза, и сердца их были полны горечи. И никто не мог разомкнуть губ, и не было слов, и не было надежды.
Но великий шаман по прозвищу «Спутанный след», выкурил три трубки, и сказал:
«Я знаю способ, как спасти индейцев племени чероки».
После этих слов он выкурил еще три трубки, и все вожди и воины тоже сидели, и курили, и слушали молчание старого шамана. Когда сухая трава третьей трубки окончательно превратилась в пепел, шаман взял свой бубен, и начал плясать. Сначала он трижды обошел вокруг костра, медленно ударяя в бубен, и прислушиваясь к эху его голоса, отраженному мягкими стенками вигвама, и твердыми телами вождей и лучших воинов. И он слышал, как бьются их сердца, соединяясь с ударами его бубна. Тогда он начал бить чаще и сильнее, и услышал, как эхо отражается от холмов, стоящих вокруг вигвама, где все вожди и лучшие воины собрались для великого совета. И тогда шаман стал петь и кружиться вокруг костра, и кружиться вокруг себя, и развевались перья в его прическе, и скальпы белых людей, пришитые к его одежде. Он поднимал свой бубен к солнцу и луне, опускал к земле, бил и бил, собирая духов. И духи явились, и он послал их далеко, на самый край равнины, где жили белые люди. И духи побывали там, и вернулись, и говорили шаману. И шаман упал без движения, и пена пошла у него изо рта, и глаза закатились, и все тело его одеревенело. И долго лежал он так, и слушал, что говорят ему духи. И солнце уже давно скрылось за краем прерий, а вожди и лучшие воины ждали. Наконец, душа шамана снова вернулась в его тело, и вот что сказал он индейцам чероки: