– Ты уверен?
– Да, твою мать, я уверен! Разливай.
Лацис наполнил бокалы. Максим взял свой бокал и быстро его опорожнил, не дожидаясь Лациса. Облизнул губы и сказал:
– Ключ от сейфа висит у папаши на шее.
– Ты можешь его добыть? – поинтересовался Лацис.
– Только когда папаша уснет. Но сон у него чуткий. И, кстати, спит он в кабинете, рядом с сейфом.
– Эту проблему можно решить, – сказал Лацис. – У меня есть снотворное. Пара капель – и твой старик будет спать как убитый. Сможешь подмешать ему в еду или в напиток?
На мгновение лоб Коновалова прорезала морщинка озабоченности, но через минуту исчезла.
– Он выпивает перед сном микстуру от желудка. Можно подмешать снотворное в нее.
– Отличная идея, – одобрил Лацис. Взглянул на приятеля своими холодными глазами, такими же прозрачными, как стеклышки его очков. И добавил с улыбкой: – Сегодня у нас есть план, Макс. А завтра у нас будут деньги!
7
В кабинете Коновалова-старшего царил полумрак, подсвеченный мягким тускловатым светом настольной лампы.
Максим приоткрыл дверь пошире и проскользнул в кабинет отца. На цыпочках подошел к кожаному дивану, на котором лежал Федор Сергеевич. Отец был одет в синий шелковый халат, его непокорные пепельные волосы торчали во все стороны, глаза были закрыты, он был бледен и спал тихо, как младенец.
На антикварном журнальном столике стоял хрустальный стакан, из которого отец обычно пил микстуру. Рядом – два флакона и бутылка с минеральной водой.
Максим осторожно протянул руку к шее отца, подцепил ногтем стальную цепочку и вытянул ее из-под халата вместе с электронным ключом. Ключ был прямоугольный, плоский, похожий на безопасное бритвенное лезвие. Повозившись немного с накручивающимся, как в женских бусах, замочком, Максим разомкнул его, снял ключ с цепочки, повернулся и, стараясь двигаться бесшумно, прошел к картине в роскошном золоченом багете, висевшей на стене.
Картина была заурядная: деревья, полянка, дорога, купол деревенского храма, торчащий над деревьями, но Максим знал ее секрет. С недавних пор, сам не зная зачем, он завел привычку следить за отцом. Подглядывать за ним – из окна, в дверную щель, – да, в общем, как придется. Он использовал любую возможность для наблюдения, благодаря чему дважды видел своими глазами, как отец нажимал пальцами на часть резного украшения рамы.
Максим остановился перед картиной, поднял руку, провел пальцами по золоченой резьбе, остановился на выпуклом завитке и с силой нажал на него.
Завиток ушел внутрь, и тут же между рамой и стеной образовалась узкая щель. Максим, подрагивая от волнения, просунул туда пальцы и потянул картину на себя. Она отошла от стены, подобно дверной створке, и глазам Максима предстала ровная стальная дверца сейфа.
Максим шагнул вперед и вставил электронный ключ в прорезь. А потом сделал то же, что и его отец: трижды повернул ключ по часовой стрелке, выждал пару секунд, а затем повернул его в обратную сторону. Раз. Два. Три. Четыре… Послышалось тихое жужжание, после чего замок легонько щелкнул, и дверца отошла от корпуса.
Коновалов взялся за стальную ручку и распахнул дверцу. Утроба сейфа осветилась изнутри неярким желтым светом, и Максим увидел аккуратные денежные брикеты.
– Твою мать… – хрипло прошептал он. – Здесь двести кусков – не меньше! Хороша заначка!
За спиной у Максима что-то шелохнулось. Он резко повернулся и увидел перед собой знакомое очкастое лицо. Ровный пробор в светлых волосах, белесые глаза…
– Артурчик? Что ты здесь де…
Послышался легкий щелчок – так бывает, когда лезвие ножа выскакивает из рукоятки. Коновалов среагировал мгновенно: он схватил со стеллажа толстую хрустальную пепельницу и с размаху ударил ею чухонца по лицу.
Белобрысая голова дернулась в сторону, золотые очки слетели, Лацис сделал шаг назад, но тут же вновь повернул голову и уставился на Коновалова своими холодными глазами. Мякоть левой щеки чухонца повисла алыми клочьями… Максим не медлил: он набросился на противника и осыпал его градом ударов пепельницей. Бил по голове, по лицу, но противник не падал, а лишь отступал под его натиском.
Наконец Максим оступился и грохнулся на пол, но тут же вскочил и повернулся, готовый встретить противника новым ударом.
Тот стоял в двух шагах от Коновалова, сжимая в руке нож. Лицо его превратилось в месиво, но, казалось, он этого не замечал. Глаза, отражавшие тусклый свет лампы, горели спокойным зловещим огнем.
Максим уставился на это страшное лицо, перевел взгляд на лезвие ножа, вновь посмотрел в холодные глаза приятеля и хрипло пробормотал:
– Кто ты?!
– Я? – На обезображенном лице чухонца не дернулся ни один нерв. – Твоя смерть.
И ударил Максима ножом в грудь. Движение было таким быстрым, что Коновалов не успел его зафиксировать. Он лишь почувствовал, как грудь его обожгло огнем, словно в нее вогнали раскаленный железный прут, а потом увидел рукоять ножа, торчащую из лацкана его пиджака. На несколько секунд Коновалов застыл столбом, хрипло глотая ртом воздух, затем ноги его подкосились, и он рухнул на пол.
Артур Лацис перешагнул через труп приятеля, сунул руку в сейф, но взял не деньги, а небольшую плоскую стальную коробку. Сунув ее под мышку, он аккуратно закрыл сейф и водрузил картину в золоченой раме на прежнее место.
8
Светодиодная лампочка вновь зажглась в углу, под потолком. Должно быть, горбун решил, что тьма сведет Машу с ума, а это пока что не входило в его планы.
Маша, до сих пор сидевшая на полу и пребывавшая в некоем оцепенении, схожем с полудремой (этому трюку научил ее когда-то Стас Данилов, всерьез практиковавший буддизм и «повернутый» на всяческих медитациях), открыла глаза и поднялась на ноги. Нельзя было терять ни минуты! Прежде всего следовало выполнить то, что она должна была сделать в первую очередь, – тщательно осмотреть погреб и найти что-нибудь, что хотя бы приблизительно может сойти за оружие. Сгодился бы даже ржавый гвоздь.
И Маша приступила к работе. Она методично, сантиметр за сантиметром, обследовала пол, затем – кирпичную стену. Кладка была неровная, между кирпичами чернели большие зазоры, но изучение ее не принесло Маше никакой пользы.
Тогда она перешла к стене, обшитой досками. Они были нестругаными, поэтому Маша сразу же насажала в ладони массу острых заноз. Одна из них попала Маше под ноготь, и ей пришлось крепко сжать зубы, чтобы невольно не вскрикнуть от боли.
Маша подняла руку к глазам и осмотрела палец. Он был в крови. Кончик занозы – черный, толщиной чуть меньше спички, – торчал из ранки. Маша ухватила его зубами, зажмурила глаза и, мысленно сосчитав до трех, резко дернула палец книзу.
Из ее глаз брызнули слезы. Заноза осталась у нее в зубах, но боль на этот раз была такой сильной, что Машины ноги на мгновение ослабли, и она с размаху ткнулась спиной в дощатую стену. Доски были ветхие, и одна из них хрустнула от удара.
Маша сунула окровавленный палец в рот, выждала несколько секунд, чтобы немного прийти в себя, выпрямилась и повернулась к стене.
Она сразу увидела нужную доску. Та не только треснула, но и вышла из пазов. Маша осторожно взялась за нее свободной рукой и попробовала расшатать. Пришлось приложить немало усилий, но в конце концов доска стала поддаваться. Тогда Маша обхватила доску двумя руками. Рывок! Еще один!..
От рывка Маша споткнулась и упала на пол, сжимая в руках обломок прогнившей доски. Стараясь не обращать внимания на пульсирующую в пальце боль, поднялась на ноги. Подошла к пролому в стене и осторожно просунула туда обломок доски. Обломок выскользнул из пальцев и с тихим стуком упал в темноту.
Маша на всякий случай отшатнулась. Ее воображение нарисовало жуткую картину: из разлома вылетает стая летучих мышей и начинает с многоголосым визгом носиться по погребу.
Однако ничего подобного не произошло. Маша вновь приблизилась к дыре, секунду помешкала и сунула в нее руку. Пальцы ее почти сразу же наткнулись на что-то твердое. Твердое и прохладное.
Она принялась водить по гладкой, прохладной поверхности – сначала вниз, потом вверх. По ощущениям это было похоже на стекло. Бока округлые… Стеклянная банка? Да, скорее всего.
Маша подняла руку повыше, и вскоре пальцы ее нащупали край банки и пластмассовую крышку. Маша обхватила крышку покрепче, потянула банку на себя, однако недооценила свои силы – та покачнулась, выскользнула из ее пальцев и рухнула куда-то вниз.
Звон разбивающегося стекла прозвучал почему-то глухо. И тут же в ее нос ударил отвратительный запах. Она отпрянула от дыры и закашлялась.
Господи, да что же это за вонь?! Что-то до боли знакомое, связанное с чем-то неприятным, почти страшным…
И вдруг Маша поняла – ФОРМАЛИН!
Перед ее глазами замаячил коридор морга, проплыли полки с лежащими на них телами, качнулось ухмыляющееся лицо судмедэксперта Лаврененкова…
Маша тряхнула головой, прогоняя наваждение. Формалин там или не формалин, но нельзя терять времени даром! Она сжала зубы и вновь приблизилась к черному разлому в дощатой стене. Осторожно просунула руку и пошарила в пустоте. Слева ничего, справа – тоже. Маша опустила руку пониже, и пальцы ее наткнулись на шершавую поверхность пластмассовой крышки. Очередная банка. Но если первая стояла на полке, то эта, судя по всему, – на полу.
Маша попробовала пододвинуть банку ближе к разлому. Это ей удалось. Она придвинула банку еще ближе. А потом – еще. Теперь можно было действовать увереннее. Маша наклонила банку на себя и волоком вытянула ее в разлом, подхватила под дно свободной рукой, рывком вытащила наружу и со стуком поставила на пол.
Перевела дух, вытерла пот со лба и приступила к изучению своего трофея.
Пятилитровая стеклянная банка была покрыта толстым слоем пыли, за стеклом что-то плавало. Маша оторвала от платья болтавшийся лоскут ткани, протерла в грязной стеклянной стенке «окно», нагнулась и заглянула в него.