Путешественники вышли из машин. У входа висел большой колокол, но не успели они дотронуться до него, как ворота медленно распахнулись. Закутанная в белое фигура с черным улыбающимся лицом поклонилась им и жестом пригласила войти. Они прошли в ворота. Перед ними простирался обнесенный высокой проволочной оградой большой двор, по которому прогуливались какие-то люди. Когда люди повернулись, чтобы взглянуть на приехавших, у Хилари вырвался возглас ужаса.
— Но это же прокаженные! — воскликнула она. — Прокаженные!
Ужас пронзил ее до мозга костей.
ГЛАВА 11
С металлическим лязгом ворота колонии прокаженных захлопнулись за путешественниками. Лязг поразил встревоженное сознание Хилари вселяющей ужас нотой безысходности. «Оставь надежду, — казалось, говорил он, — всяк сюда входящий»… «Это, — испугалась она, — конец… настоящий конец. Все пути к отступлению, которые, возможно, существовали раньше, отрезаны».
Теперь она оказалась в одиночестве среди врагов, и, самое большее, через несколько минут ей предстоит пережить разоблачение и провал. Подсознательно она с самого начала догадывалась, что этим все закончится, но какой-то неистребимый оптимизм человеческой натуры, какая-то настойчивость веры затмевали для нее чувство реальности. Помнится, она спросила Джессопа в Касабланке: «Ну а когда я все-таки разыщу Тома Беттертона?» И он мрачно ответил, что именно тогда и возникнет для нее настоящая опасность. Еще добавил, что надеется к тому времени быть в состоянии обеспечить ей защиту, но его надежды, и Хилари не могла не отдавать себе в этом отчет, не осуществились.
Если «мисс Хетерингтон» была тем агентом, на которого возлагал надежды Джессоп, то ее перехитрили и оставили в Марракеше, чтобы признать свое поражение. Да и в любом случае что могла бы сделать мисс Хетерингтон?
Горстка путешественников оказалась там, откуда возвращения не было. Хилари затеяла игру со смертью и проиграла. И теперь она понимала, что диагноз Джессопа был верным. Она уже не хотела умирать. Она хотела жить. Ощущение прелести жизни вернулось к ней с полной силой. Она могла уже думать о Найджеле, о могилке Бренды с грустной печалью, но не с тем холодным и безнадежным отчаянием, которое заставляло ее искать забвения в смерти. Она металась: «Я опять живой, нормальный человек, во всем… Но сейчас я чувствую себя как крыса в ловушке. Если бы был хоть какой-нибудь выход!»
Нельзя сказать, что она не размышляла над своим положением. Размышляла. Но как ни гнала от себя горькие мысли, была уверена, что стоит ей встретиться лицом к лицу с Беттертоном, как выхода уже действительно не станет…
Беттертон воскликнет: «Но это не моя жена!..» И тогда начнется! Глаза, устремленные на нее… и в них понимание… шпион в самом сердце их организации…
А какое другое развитие событий может быть? Допустим, она первая пойдет в наступление. Допустим, она закричит, не дав Тому Беттертону сказать ни слова: «Кто вы? Вы не мой муж!» Если она разыграет негодование, шок, ужас достаточно хорошо, сможет ли это возбудить в них сомнение? Сомнение в том, действительно ли Беттертон является Беттертоном, или это какой-то другой ученый, засланный вместо него. Словом, шпион. Но если они поверят этому, то Беттертону придется очень туго. С другой стороны, если Беттертон — предатель, готовый продать научные тайны своей страны, то можно ли делать для него поблажки, жалеть его? Как трудно правильно оценить истинную благонадежность и вообще судить о людях и их поступках… По крайней мере, попытаться стоит — попытаться заставить их сомневаться.
С легким чувством головокружения она вернулась к окружавшей ее действительности. Мысли ее проносились с бешеной скоростью, как у попавшей в ловушку крысы, но в то же время сознание руководило ее поступками, заставляя играть предназначенную ей роль.
Маленькую группу пришельцев из внешнего мира встретил крупный, приятного вида человек, наверное, лингвист, судя по тому, что он перебросился с прибывшими одной-двумя фразами на их родном языке.
— Enchante de faire votre connaissance, mon cher docteur![28] — пробормотал он доктору Баррону и повернулся к Хилари:
— А, миссис Беттертон! Очень рад приветствовать вас здесь! Боюсь, вам пришлось перенести длинное и трудное путешествие. Ваш муж чувствует себя отлично и, разумеется, с нетерпением ждет встречи с вами.
Он сдержанно улыбнулся ей, и эта улыбка, как заметила Хилари, не коснулась его холодных выцветших глаз.
— Должно быть, — добавил он, — и вы страстно желаете увидеться с ним.
Опять возникло головокружение — люди, стоящие вокруг нее, то приближались, то отдалялись, словно покачиваясь на морских волнах. Энди Питерс протянул руку и помог ей удержаться на ногах.
— Наверное, вы не слышали, — сказал он гостеприимному хозяину. — Миссис Беттертон попала в авиакатастрофу в Касабланке, которая привела к сотрясению мозга. Поездка не пошла ей на пользу. А теперь еще и волнение от предстоящей долгожданной встречи с мужем. Я считаю, что сейчас ей следует прилечь где-нибудь в темной комнате.
Хилари чувствовала нежность в его голосе, в поддерживающей ее руке. Она качнулась еще раз. Это было бы просто, невероятно просто — рухнуть на колени, вяло упасть на пол, симулировать обморок. Или близкое к обмороку состояние. Позволить уложить себя в постель в темной комнате, хотя бы ненадолго отсрочить момент разоблачения. Но Беттертон обязательно придет туда к ней, любой муж пришел бы. Он придет туда и наклонится над постелью в мягком полумраке, и с первыми звуками ее голоса, с первыми проблесками неясных очертаний ее лица, как только его глаза начнут привыкать к темноте, он поймет, что она не Оливия Беттертон.
Мужество вернулось к Хилари. Она выпрямилась. Румянец покрыл щеки. Она вскинула голову.
Если было суждено наступить ее концу, пусть это будет доблестный конец! Она пойдет к Беттертону и, когда он откажется признать ее, предпримет последнюю попытку, бросив ему в лицо уверенно и бесстрашно:
«Нет, конечно же, я не ваша жена. Ваша жена — мне очень жаль, это ужасно — она погибла. Я была с ней в больнице, когда она умирала. И я пообещала ей, что разыщу вас и передам вам ее последние слова. Я искренне хотела этого. Понимаете, я симпатизирую тому, что вы делаете здесь. Я разделяю ваши политические взгляды. Я хочу помочь…»
Шатко, неубедительно, шито белыми нитками… А как объяснить такие незначительные пустячки, как поддельный паспорт, фальшивая кредитная карточка? Да, но ведь иногда срабатывает самая наглая ложь… если лгать с соответствующей уверенностью… если есть характер для этого. Во всяком случае, лучше проиграть в борьбе.
Она выпрямилась, мягко освободившись от поддерживающей ее руки Питерса.
— Нет-нет. Я должна увидеть Тома, — заторопилась она. — Я должна пойти к нему… сейчас же… немедленно… пожалуйста…
Крупный человек воспринял ее слова с участием. С симпатией. Хотя его глаза оставались все такими же холодными и наблюдательными.
— Конечно, конечно, миссис Беттертон. Я вполне разделяю ваши чувства. А, вот и мисс Дженнсон!
К ним подошла худая девушка в очках.
— Мисс Дженнсон, познакомьтесь. Это миссис Беттертон, мисс Нидхайм, доктор Баррон, мистер Питерс, доктор Эрикссон. Будьте так добры, проводите их в регистратуру. Предложите им что-нибудь выпить. Я присоединюсь к вам через несколько минут. Только отведу миссис Беттертон к ее мужу. Очень скоро опять буду с вами. Снова повернувшись к Хилари, он произнес: — Прошу вас следовать за мной, миссис Беттертон.
Быстрыми шагами он устремился вперед, она — за ним. В том месте, где коридор делал поворот, она бросила последний взгляд через плечо. Энди Питерс все еще смотрел на нее. У него был какой-то озадаченный, несчастный вид, на мгновение ей показалось, что он последует за ней. «Должно быть, он догадался, — пронеслось в мозгу Хилари, — что здесь что-то не так, догадался по моему виду, но не знает, в чем дело».
Еще она подумала, слегка вздрогнув: «Возможно, я вижу его в последний раз…»
И, повернув за угол вслед своему сопровождающему, она подняла руку и взмахнула ею в прощальном жесте.
Крупный человек говорил бодрым голосом:
— Сюда, миссис Беттертон. Боюсь, первое время наше жилище будет казаться вам слишком запутанным. В нем так много коридоров, и все они так похожи.
«Как во сне, — обжигали мысли Хилари, — во сне, когда идешь целую вечность по стерильно белым коридорам, поворачиваешь, опять идешь и никак не можешь найти из них выход…»
Она сказала:
— Я не предполагала, что это будет э… госпиталь.
— Вы ничего и не могли предполагать, не правда ли? — В его голосе прозвучала чуть заметная садистская нота самодовольства. — Вам пришлось, как говорится, лететь вслепую. Кстати, меня зовут Ван Хайдем. Поль Ван Хайдем.
— Все немного странновато… и даже страшновато, — отозвалась Хилари. — Прокаженные…
— Оригинально… и очень неожиданно. Это в самом деле выводит новичков из душевного равновесия. Но вы привыкнете к ним, о да, несомненно, со временем вы привыкнете к ним! — Он слегка усмехнулся: — Замечательная шутка, я всегда так думал. — Внезапно он оборвал себя: — А теперь вверх по лестнице. Не торопитесь. Спокойнее. Уже близко.
Уже близко… уже близко… Ступени, ведущие к смерти… вверх, вверх, высокие ступени, выше, чем в Европе. И опять еще один стерильный коридор, и вот уже Ван Хайдем остановился у двери. Он постучал, подождал немного, затем открыл ее.
— Беттертон! Вот наконец и мы! Ваша жена!
И с торжественным приглашающим жестом он отступил в сторону.
Хилари вошла в комнату. Не задерживаться! Не бояться! Выше голову! Вперед к своей судьбе!
У окна, полуотвернувшись от него, стоял мужчина, потрясающе красивый мужчина. Она обратила на это внимание, оценив его красоту с чувством, граничащим с удивлением. Все же она по-другому представляла себе Тома Беттертона. Конечно, его фотография, которую ей показывали, ни в малейшей степени не…