Хилари резко спросила:
— Куда вы меня ведете?
Его темные глаза посмотрели на нее с величественным упреком:
— К хозяину, мадам. Это большая честь для вас.
— Вы имеете в виду, к директору?
— К хозяину…
Лифт остановился. Он раскрыл двери и предложил ей выйти. Затем, пройдя по коридору, они подошли к двери. Ее гид тихонько постучал, и дверь открылась изнутри. За ней Хилари опять увидела белые одежды, вышитые золотом узоры и черные невозмутимые лица.
Человек провел Хилари через небольшую прихожую, покрытую красным ковром, и распахнул занавеси, висевшие у дальней стены. Хилари прошла вперед. Совершенно неожиданно для себя она оказалась в комнате, убранной в восточном стиле. Здесь стояли низкие диваны, кофейные столики, стены были покрыты красивыми коврами. На низком диване сидел человек, на которого она уставилась в полном недоумении. Маленький, желтый, сморщенный, старый. Не веря себе, она смотрела в смеющиеся глазки мистера Аристидеса.
ГЛАВА 18
— Asseyez-vous, chère madame[50], — пригласил мистер Аристидес.
Он сделал плавный жест своей похожей на птичью лапку рукой, и Хилари как во сне прошла вперед и присела на низкий диван напротив него. Он тихо захихикал:
— Вы удивлены? Не то, чего вы ожидали?
— Не то, — согласилась Хилари. — И представить себе не могла…
Но удивление ее уже проходило.
В тот момент когда она узнала мистера Аристидеса, сонный мир нереальности, в котором она жила последние несколько недель, разбился вдребезги. Теперь она поняла, что Организация казалась ей нереальной именно потому, что она и была нереальной. Организация никогда не была такой, какой хотела казаться. Герр директор со своим воздействующим на аудиторию голосом… он был тоже нереален — всего лишь выдуманное подставное лицо, посаженное на вершину, чтобы скрыть правду. А правда была здесь, в тайной восточной комнате. Ею был маленький старичок, тихонько посмеивающийся. С мистером Аристидесом в центре затеи все сразу обретало смысл — крепкий, практичный, будничный смысл.
— Теперь я понимаю, — сказала Хилари. — Это… все ваше, не так ли?
— Да, мадам.
— А директор? Так называемый директор?
— Он хорош, не правда ли? — одобрительно произнес мистер Аристидес. — Я плачу ему очень высокое жалованье. Раньше он проводил религиозные собрания.
Некоторое время Аристидес задумчиво курил. Хилари молчала.
— Рядом с вами, мадам, рахат-лукум. И другие сладости, если вы их предпочитаете. — Опять наступила тишина. Потом он продолжил: — Я филантроп, мадам. И как вы убедились, богат. Один из самых богатых людей — а может быть, и самый богатый из всех, живущих ныне. И своим богатством чувствую себя обязанным служить человечеству. Я основал здесь, в заброшенном уголке, колонию прокаженных и громадный исследовательский центр по изучению лечения проказы. Определенные виды проказы поддаются лечению. Другие признаны неизлечимыми. Но тем не менее мы продолжаем работать и получаем отличные результаты. Проказа — не такое уж легко передающееся заболевание. Оно и вполовину не столь заразно, как оспа, сыпной тиф, чума или другие тому подобные заболевания. И все же стоит вам произнести «колония прокаженных», как люди содрогнутся и постараются обойти это место подальше. Древний, очень древний страх! Страх, упоминание о котором можно найти еще в Библии и который сохраняется, не иссякая, на протяжении веков. Ужас проказы. Он был полезен для меня, когда я основывал колонию.
— Вы основали ее для изучения?
— У нас здесь есть отдел и по изучению рака, а также проводятся важные работы по исследованию туберкулеза. Мы занимаемся и исследованием вирусов — bien entendu[51], с лечебными целями, о биологическом оружии и речи нет. Все гуманно, все приемлемо, все делает мне честь. Известные врачи, хирурги, химики приезжают время от времени ознакомиться с достигнутыми нами результатами, как сегодня, например. Все здание хитро спланировано таким образом, что часть его перекрыта, и ее невозможно рассмотреть даже с воздуха. Наиболее секретные лаборатории расположены в туннелях, высеченных прямо в скалах. В любом случае я выше всяких подозрений. — Он улыбнулся и скромно добавил: — Видите ли, я так богат!
— Но зачем? — воскликнула Хилари. — Откуда такая тяга к разрушению?
— У меня нет тяги к разрушению, мадам. Вы меня неправильно поняли.
— Но тогда… я просто не понимаю.
— Я бизнесмен, — ответил мистер Аристидес. — Кроме всего прочего, коллекционер. Когда богатство начинает угнетать, это единственное, что остается. В свое время я коллекционировал много всяких предметов. Картины — у меня прекраснейшее собрание полотен в Европе. Некоторые виды керамики. Филателия — моя коллекция марок широко известна. Когда какая-нибудь коллекция представлена полностью, приходится переходить к другой. Я старый человек, мадам, и предметов коллекционирования для меня уже почти не осталось. Поэтому я наконец обратился к коллекционированию интеллектов.
— Интеллектов? — переспросила Хилари.
Он кротко кивнул:
— Да. И нет ничего интереснее, чем коллекционировать их. Понемногу, мадам, я собираю здесь весь цвет мировой мысли. Молодые люди, только их мне доставляют сюда. Молодых, многообещающих людей, достигших определенного успеха. Однажды ленивые народы мира проснутся и обнаружат, что все их ученые постарели и одряхлели и что все молодые мыслители мира, врачи, химики, физики, хирурги находятся здесь, у меня. И если им понадобится ученый, или хирург для проведения пластической операции, или биолог, то им придется покупать его у меня!
— Вы хотите сказать… — Хилари наклонилась вперед, внимательно разглядывая его. — Вы хотите сказать, что все это — гигантская финансовая операция?
И опять мистер Аристидес легонько кивнул:
— Естественно. В противном случае… в ней не было бы смысла, не правда ли?
— Да… — сказала Хилари. — Мне тоже так казалось.
Она глубоко вздохнула.
— Но вы же понимаете, — почти извиняющимся тоном продолжил мистер Аристидес, — ведь это моя профессия. Я ведь финансист.
— И вы хотите сказать, что во всем этом нет никаких политических целей? Вы не стремитесь к мировому господству?..
Он укоризненно взмахнул рукой.
— Не стремлюсь быть Богом, — ответил он. — Я человек верующий. Это профессиональное заболевание всех диктаторов — желание стать Богом. Пока я им еще не заразился. — На мгновение он задумался и сказал: — Но это может случиться. Да, это может случиться… Но пока еще, слава Богу, я от него не страдаю.
— Но как вам удается заполучить себе всех этих людей?
— Я покупаю их, мадам. На свободном рынке, как любой другой товар. Иногда покупаю за деньги. Значительно чаще покупаю их идеи. Молодые люди такие мечтатели! У них есть идеалы. У них есть убеждения. Иногда покупаю их безопасностью… тех, кто нарушил законы.
— Это многое объясняет, — пораженно произнесла Хилари, — объясняет то, что так озадачивало меня во время поездки сюда.
— Вас что-то озадачивало во время поездки, вот как?
— Различие целей. У Энди Питерса, американца, явно левые симпатии. А Эрикссон фанатично верит в сверхчеловека. Хельга Нидхайм — образец самого заносчивого и самонадеянного фашиста. Доктор Баррон… — она заколебалась.
— Да, он приехал ради денег, — закончил за нее Аристидес. — Доктор Баррон — цивилизованный циник. Он не питает никаких иллюзий, зато он горячо и искренне любит свою работу. Ему нужны деньги, деньги в неограниченных количествах, чтобы продвигаться вперед в своих исследованиях. — Потом добавил: — Вы умная женщина, мадам. Я это сразу заметил в Фесе. — Он коротко усмехнулся. — Вы не знали этого, мадам, но я специально приезжал в Фес, чтобы понаблюдать за вами. Или скорее я сделал так, чтобы вас привезли в Фес и я смог бы за вами понаблюдать.
— Понятно, — проговорила Хилари.
Она обратила внимание на восточный стиль перефразирования предложения.
— Мне было приятно думать, что вы приедете сюда. Так как, если вы меня понимаете, на мой взгляд, здесь не очень много интересных людей, с которыми можно было бы поговорить. — Он развел руками. — Эти ученые, биологи, химики так скучны. Возможно, они и гении в своей области, но для общения очень неинтересны. И жены их, — добавил он задумчиво, — обычно тоже очень скучны. Мы не поощряем здесь присутствие жен. Я разрешаю женам приезжать только по одной причине.
— По какой?
Мистер Аристидес сухо сказал:
— В тех редких случаях, когда муж не в состоянии выполнять свою работу должным образом, потому что слишком много думает о своей жене. Похоже, эта же история и приключилась с вашим мужем, Томасом Беттертоном. Томас Беттертон известен в мире как молодой человек гениальных способностей, но, с тех пор как он приехал сюда, он в состоянии выполнять только посредственную и заурядную работу. Да, Беттертон разочаровал меня.
— А вы не считаете, что такое происходит постоянно? Здесь, в конце концов, как в тюрьме! Конечно, они будут бунтовать! Первое время, по крайней мере.
— Да, — согласился мистер Аристидес. — Это естественно и неизбежно… Как будто вы впервые сажаете птицу в клетку. Но если вольер у птицы достаточно просторный, если у нее есть все, что ей необходимо, — подружка, зернышки, вода, веточки — все, что нужно для жизни, она в конце концов забудет, что когда-то была свободной.
Хилари передернуло.
— Вы пугаете меня. Честное слово, вы пугаете меня.
— Здесь вы научитесь понимать многие вещи, мадам. Могу вас заверить, что даже если все представители различных идеологий, приехавшие сюда, разуверятся в своих идеалах и начнут бунтовать, в конечном итоге им все равно придется ходить по струнке.
— Вы не можете быть в этом уверены, — возразила Хилари.
— Нельзя быть уверенным абсолютно ни в чем, согласен с вами. Но тем не менее девяносто пять процентов за то, что я прав.