— О нет, нет!
— Да! Тогда не возникло никаких подозрений. Беттертон был убит горем, но с новой страстью набросился на работу и вскоре объявил об открытии ЗЕ-распада как о собственном. И оно принесло ему то, чего он желал. Славу и всеобщее признание его как блестящего ученого. После этого он посчитал разумным оставить Америку и переехать в Англию. Он направился в Харуэлл и устроился там на работу.
После окончания войны я еще некоторое время оставался в Европе. Так как хорошо знал немецкий, русский и польский языки, то мог выполнять там довольно полезную работу. Но меня встревожило письмо, написанное мне Эльзой незадолго до своей смерти. Болезнь, которой она страдала и от которой умерла, показалась мне загадочной и непонятной. И когда я наконец вернулся в США, то начал проводить собственное расследование. Сейчас мы не будем вдаваться в подробности, но я нашел то, что искал. То есть нашел достаточно фактов, чтобы добиться разрешения на эксгумацию тела. В окружной прокуратуре работал парень, который был большим другом Беттертона. Приблизительно в это время он собирался в поездку по Европе, и, рассчитывая, что в поездке он посетит Беттертона, я упомянул об эксгумации в разговоре с ним. Беттертон всполошился. Мне думается, что к этому времени с ним уже вступили в переговоры агенты нашего приятеля мистера Аристидеса. В любом случае Беттертон тогда понял, что не найти лучшего шанса избежать ареста и обвинения в убийстве. Он согласился со всеми предложениями, выставив своим единственным условием полное изменение своей внешности. А в действительности произошло то, что он оказался в самом настоящем плену. Более того, он обнаружил, что попал в очень опасную ситуацию, поскольку был совершенно не в состоянии производить ценности — научные ценности. Он никогда и близок не был к гениальности.
— И вы последовали за ним?
— Да. Когда все газеты были полны сенсационных сообщений об исчезновении ученого Томаса Беттертона, я приехал в Англию. С одним моим другом, весьма выдающимся ученым, уже провела зондирование некая миссис Спидер, работавшая на ООН. Приехав в Англию, я узнал, что она встречалась и с Беттертоном. Я подыграл ей, страстно высказывая левые взгляды и при этом, возможно, несколько преувеличивая свои научные способности. Видите ли, я думал, что Беттертон сбежал за «железный занавес», где достать его будет уже невозможно. Что ж, если никто больше не сможет добраться до него, то я до него доберусь. — Павлов-Глидр сжал губы. — Эльза была блестящим ученым, и, кроме того, это была красивая и нежная женщина. Ее убил и ограбил человек, которого она любила и которому верила. Если бы возникла такая необходимость, я был готов убить Беттертона своими собственными руками.
Я писал вам, — продолжил Питерс, — когда приехал в Англию. Писал вам под своей польской фамилией и рассказал обо всем. — Он взглянул на нее. — Наверное, вы мне не поверили. Вы не ответили на мое письмо. — Он пожал плечами. — Потом я пошел к людям из разведки. Придя к ним в первый раз, разыграл там спектакль. Польский офицер. Чопорный, корректно-официальный чужестранец. Я тогда подозревал абсолютно всех. Однако, в конце концов, мы нашли с Джессопом общий язык. И сегодня утром мои поиски подошли к концу. Теперь Беттертона выдадут властям, переправят в США, и там он предстанет перед судом. Если его признают невиновным, мне больше нечего будет сказать. — Он мрачно добавил: — Но этого не случится. Доказательства слишком сильны.
Самое ужасное во всей истории то, — сказал он, — что вы приехали туда к нему, а я встретил Вас и полюбил. Это было сущим адом, Оливия. Поверьте. И вот теперь все стало на свои места. Я тот человек, который послал вашего мужа на электрический стул. От этого мы никуда не денемся. Этого вы никогда не сможете забыть, даже если и простите меня. — Он встал. — Что ж, я хотел, чтобы вы услышали всю эту историю от меня самого. А теперь прощайте. — Он резко повернулся в тот момент, когда Хилари протянула ему руку.
— Подождите, — сказала она, — подождите. Есть еще кое-что, чего вы не знаете. Я не жена Беттертона. Жена Беттертона, Оливия Беттертон, умерла в Касабланке. Джессоп уговорил меня занять ее место.
Он развернулся на каблуках и изумленно уставился на нее:
— Вы не Оливия Беттертон?
— Нет.
— Бог мой! — проговорил Энди Питерс. — Бог мой! — Он тяжело рухнул на стул, стоящий рядом с ней. — Оливия!..
— Не называйте меня Оливией. Меня зовут Хилари. Хилари Крейвен.
— Хилари? Мне к этому нужно будет привыкнуть. — И он взял ее руки в свои.
На другом конце террасы Джессоп, обсуждавший разные технические сложности сложившейся ситуации с Лебланком, внезапно прервал своего собеседника на середине фразы.
— Что вы сказали? — рассеянно переспросил он.
— Я сказал, mon cher, что мне кажется, нам не удастся возбудить дело против этого животного, Аристидеса.
— Нет, нет. Аристидесы всегда в выигрыше. Точнее говоря, им всегда удается ускользнуть от возмездия. Но он потеряет кучу денег, и это ему не понравится. И даже Аристидес не сможет вечно оттягивать свою смерть. Судя по его виду, я бы сказал, что недолго ему осталось ждать того времени, когда он предстанет перед Высшим Судом.
— А что отвлекло ваше внимание, друг мой?
— Те двое, — показал Джессоп. — Я послал Хилари Крейвен в путешествие к неизвестному месту назначения, но теперь, мне кажется, конец ее путешествия будет все-таки самым обычным.
Лебланк какое-то мгновение озадаченно смотрел на него, затем воскликнул: — А! Да! Этот ваш Шекспир!
— Вы, французы, такие начитанные!