Дружно, хотя, конечно, и не в ногу люди качнулись и пошли, растягиваясь по дороге. Достальский бросился к голове колонны. Уже на бегу он повернулся и крикнул:
— Четверо с ружьями и боеприпасами, за мной, бегом... Гринев, назначь взводных, а не то эти орлы у тебя шнурки от сапог не отыщут!..
Четверо ребят с ружьями и еще двое с мешками, в которых звякали тяжелые патроны к ним, неуклюже посеменили за лейтенантом. Глядя на них, и главным образом из-за шутки Достальского, кто-то хохотнул, кто-то заговорил, давая выход накопившемуся напряжению.
Ростик проводил лейтенанта взглядом, потом прошелся вдоль шеренги, вглядываясь в лица оставшихся с ним людей. Настроение многих, как ни странно, поднялось. Толковое поведение лейтенанта, его привычка командовать, его голос понравились этим людям. Если они о чем и жалели, так о том, что не попали в тот батальон, который уже ушел.
Но так, как орал лейтенант, Ростик орать не умел. У него и не получилось бы, да и не особенно важно это было. Главной, как заметил Достальский, была победа. Вот об этом он и стал соображать.
— Значит, так. — Ростик вышел примерно к середине строя и, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую, чтобы лучше было слышно, проговорил: — Оружия у нас маловато для лобовой атаки. Но мы пойдем через город. Многие будут выходить к калиткам, может, даже попробуют пойти с нами. Приказываю, спрашивать всех, кто попадется на глаза, — нет ли дома оружия. Надеюсь, эти люди не все отдали оккупантам, кое-что и по сараюшкам припрятали...
— А как же, командир, я знаю наших — непременно припрятали! — отозвался чей-то веселый, высокий голосок.
Ростик деланно нахмурился:
— Разговоры в строю! — Он подумал еще. — Необходимость отлучиться из строя, чтобы забрать винтовку, пистолет или даже самострел — считать дезертирством не буду. Но догонять строй быстро, бегом. Ясно?
Люди загудели. По этим голосам Ростик вдруг понял, что все кончится удачно, что они непременно одолеют пурпурных и предателей, которые перебежали к ним. Они непременно вернут себе Боловск.
— Тогда нале-во! Шагом марш!
Он оглянулся, приставив руку козырьком к глазам. Чернобров, посланный за остальными ружьями, уже бежал назад с людьми, которые по двое тащили длинные бандуры или пригибались от тяжеленных солдатских мешков с патронами.
Ростик подошел к ребятам, которые стояли отдельно, посмотрел на кузнеца.
— Кузнец, ты — командир всех, кто с противотанковыми ружьями. Если кто-то не знает, как с ними обращаться...
— Все знают, — вмешался в разговор тяжелый, пожилой, кряжистый мужик. Он излучал такую уверенность, что ему сразу верилось.
— Хорошо. Кузнец, дождитесь Черноброва с ребятами, распределите груз, если мало людей, возьми еще кого-нибудь из строя... И держитесь сзади колонны, ваше дело не в атаку лезть, а от летунов нас прикрывать.
— Сделаю, — прогудел кузнец. Его глаза вдруг стали узкими от усмешки или от переполняющей его силы и решимости. Он оглянулся на Черноброва, тот торопился.
В шофере вдруг появилось исконное солдатское чутье — как бы ни тяжела была поклажа, лучше пробежаться, но быть со своими, чем топать в стороне.
— Да, и помните, патронов у нас только на один приличный бой. Поэтому бить прицельно.
— Есть, — прогудел мужчина. Похоже, он стал в этой команде поглавнее кузнеца. Но Ростик решил, что дело от этого только выиграет.
Он пошел догонять колонну, размышляя, не стоило ли сверить с лейтенантом время для синхронной атаки на оба выбранных объекта. Его еще можно было догнать и договориться. Впрочем, решил Ростик, это хорошо для штабных учений, а в реальной войне, той, которую вели они, все решается по обстоятельствам. К тому же всегда можно было и ушами послушать, как дела у соседа.
26
Боловск с этой стороны был не очень-то красив — выставленные прямо в поле хрущевские пятиэтажки, обшарпанные, грязненькие, но почти во всех окнах виднелись лица людей. Ну да, понял Ростик, воду еще подают, и канализация работает, значит, возни раза в три меньше, чем в домах частного сектора, вот народ сюда и подался.
Эти люди, завидев батальоны, шагающие почти правильной колонной, стали выходить. Как и было приказано, многие заговорили об оружии. Вопрос был понятен, кто-то побежал, кто-то пригласил в дом, кто-то выбросил из окна в заботливо подставленные руки. Немало было и таких, особенно среди мужичков, кто вообще сам вышел и помаршировал со всеми вместе.
Когда вошли в более обжитую часть города с личными садами и палисадничками, об оружии спрашивали уже все безоружные. Трюк оказался действенным, приказ срабатывал. Но тут присоединившихся добровольцев оказалось еще больше. Когда к Ростику стали подходить женщины с грудными младенцами на руках, он наконец не выдержал:
— А ну-ка, девоньки, марш по домам! Вам малышню кормить и пеленки стирать, а не воевать.
— А вы разве воевать идете? — удивилась одна молодуха с пареньком лет трех на крепких, почти как у кузнеца руках.
— Да вот рассчитываю, что через пять — семь минут налетят, — прищурился Ростик.
Кто-то попробовал было побойчее ответить, но неудачно. Новость стала разлетаться по толпе, и скоро былого энтузиазма уже не наблюдалось. Народ, что посмирнее, стал отпадать. И все равно людей осталось еще очень много.
Рост догнал середину колонны и рявкнул так, что, как ему показалось, стекла в домах звякнули:
— Батальон, стой!
Потом прошелся по тротуару. От батальона, конечно, мало что осталось. Вернее, в этой куче мале, которую он теперь вел, его изначальный батальон растворился, как кусок коровьего масла к казахском чае. Поэтому построились не сразу. Иных людей сдвигали, кто-то не сумел найти своих и метался по округе, выкрикивая имена, кого-то довольно решительно попросили отвалить. Но все равно осталось немало таких, кто пыжился и делал героические мины, выставив вперед, как защиту, какое-никакое оружие.
Ростик прошелся, выцарапал из строя самых нелепых из тех, кто присоединился по дороге. Все равно черт знает что, подумал он и скомандовал вслух:
— Бойцы! Слушай приказ. Если мы пойдем таким вот цыганским табором, то обнаружим себя раньше времени. Поэтому приказываю первоначальному батальону выйти вперед, остальным, кто собрался идти с нами, следовать сзади в сотне метров, не ближе. В бой вступает батальон, остальные помогают по обстановке. Выполнять!
Теперь порядка стало побольше, но лишь на не очень требовательный взгляд. Ростик понял, лучшего он без взводных не добьется. А организовывать их у него охоты не было. Он был уверен, что спокойного времени у него остались минуты, а не часы.
Они прошли треть города. Снова толпа сзади увеличилась, но Ростик надеялся, что она распадется, едва грянут первые выстрелы. Собственно, эти люди уже выполнили свою работу, они вооружили батальон, и хорошо бы им разойтись, но как их заставить это сделать, Ростик придумать не мог. Не стрелять же в воздух — патронов жалко. Да и не был он уверен, что это отпугнет любопытных, могло получиться и наоборот...
И тогда налетели пурпурные. Их было много, машин десять, а может, и больше. В тесноте боковых улиц все гравилеты были не видны из-за крыш домов, из-за только что покрывшихся белой кипенью вишен и акаций.
Сначала они прошлись над толпой. Но их огонь был не очень силен, постреливали две-три лодки, не больше. И все равно, осколки старой, еще дореволюционной брусчатки, мигом загоревшиеся деревья и дома, крики перепуганных людей — все сразу превратилось в какую-то мешанину.
И конечно, пали первые убитые, мостовая обагрилась кровью.
К тому же все произошло очень быстро. Ростик только и сумел выкрикнуть:
— Воздух!
Как ни странно, лодки поливали именно батальон, именно по его солдатам вели огонь. То ли у них оказалась разведка в городе, то ли сверху в самом деле было видно все. Так, теперь посмотрим, чего стоят мои мужички, решил Ростик, передернул затвор и огляделся.
Ребята с противотанковыми ружьями стояли слишком тесно, пожалуй, кузнец перестарался, стремясь не потерять никого из своих. Но Рост сам ему приказал...
— Рассредоточиться, прикрывать все направления разом! — Ростик выбежал к ним и, отчаянно жестикулируя, заставил рассыпаться в подобие кольца, охватывающего батальон.
Три паренька с ружьями резво побежали вперед. Еще двое устраивались на крышах соседних домов, разом увеличив радиус обзора на несколько километров...
— Только бы они не опоздали, — прошептал Ростик вслух. — Только бы батальон подавить не успели...
Они не успели. Внезапно частая, но бессистемная стрельба из автоматов и винтовок оказалась перекрыта несколькими выстрелами подряд из противотанковых ружей. И по крайней мере один из них оказался удачным. Висевший в стороне солнца гравилет закружился с уже знакомым Ростику, неуверенным, как падающий лист, качанием из стороны в сторону. Из его бока повалил дым.
Снова выстрелы, ответный огонь зеленых струй, мощный и решительный... Ростик поймал на мушку эту лодку, неторопливо идущую поперек улицы на высоте в сотню метров, не больше, и всадил в ее голову всю обойму. Никакого эффекта... А впрочем, нет, ее полусферы, подвешенные с четырех сторон, повернулись, и она заскользила вдоль улицы, набирая скорость. Но тут из-под деревьев выскочил Чернобров.
Трудно сказать, о чем он думал, когда вот так подставлялся под удар. Нос лодки уже опустился, чтобы испепелить крохотного человечка и все, что окажется поблизости...
Чернобров поднял свое ружье, выстрелил прямо с рук, упал от отдачи, попробовал уползти, как вдруг... Это было именно вдруг — лодка накренилась и повалилась вбок. Ее хвост охватило пламя. Ростику было отлично видно, что это не настоящее пламя, а какое-то химическое, слишком светлое, слишком ослепительное даже под солнцем Полдневья. И оно рассыпало искры в воздухе.
Забыв обо всем, Ростик бросился к Черноброву. Тот тяжело дышал, на его лице застыла испарина, но он был жив и даже не особенно поцарапался об асфальт, когда уползал под деревья.