Она нахмурилась.
– С тобой все в порядке?
– Да, – почти прохрипел он.
«Значит, это все?» – подумала она, но воздержалась от вопроса вслух.
Джей скатился с нее и лег рядом, глядя на ее лицо.
– Тебе понравилось? – спросил он.
– Да, но получилось как-то уж слишком быстро, – ответила Лиззи. – Мы можем попробовать все повторить утром?
Оставшись в одной нижней юбке, Кора откинулась на меховой плащ и увлекла за собой Мака. Целуя ее, он ощутил пряный запах джина. Затем откинул юбку. Тонкие, светлые, с рыжим оттенком лобковые волосы не прикрывали складок у нее между ног. Он погладил их, как проделывал это прежде с Энни, и Кора издала глубокий вздох от удовольствия, а потом спросила:
– Кто успел научить тебя этому, мой милый невинный мальчик?
Он снял с себя бриджи. Кора дотянулась до своей сумочки и достала из нее маленькую коробочку. Внутри лежала трубочка, изготовленная из материала, напоминавшего тонкий пергамент. На ее открытом конце виднелось узкое розовое резиновое кольцо.
– Что это за штука? – спросил Мак.
– Кажется, ее называют кундум, – ответила она.
– За каким дьяволом она тебе понадобилась?
На этот раз вместо ответа она натянула трубочку на его уже возбужденно стоявший член и туго затянула резинку.
Он усмехнулся и сказал:
– Я, конечно, догадывался, что мой дружок не слишком привлекателен с виду, но не ожидал от девушки желания прикрыть его совсем.
Она расхохоталась.
– Эх ты, неотесанная деревенщина! Это не для того, чтобы спрятать твой член. Кундум не даст мне забеременеть!
Он навалился на нее и овладел ею, заставив оборвать смех. Лет с четырнадцати он часто пытался вообразить, какие ощущения испытает, но и сейчас ничего не понял. Это не походило ни на что, представлявшееся ему в фантазиях. Он остановился и посмотрел сверху вниз на ангельское личико Коры. Она открыла глаза.
– Не надо останавливаться, – сказала она.
– Скажи лучше другое. Из-за твоего кундума я и потом останусь девственником?
– Таким же девственником, как я монахиней, – отозвалась она. – А теперь прекрати болтать попусту. Тебе сейчас понадобятся все твои силы, чтобы растрачивать их на дурацкие разговоры.
И силы ему действительно понадобились немалые.
Глава восемнадцатая
Джей и Лиззи перебрались в дом на Чепел-стрит через день после свадьбы. Там им довелось впервые поужинать вдвоем, когда за столом больше никто не сидел, а окружали их только слуги. Опять-таки впервые они поднялись наверх, держась за руки, вместе разделись и улеглись в собственную супружескую постель. Впервые они и проснулись рядом в доме, находившемся в их полном распоряжении.
Отныне они спали нагишом. Прошлой ночью Лиззи удалось убедить Джея избавиться от ночных сорочек. И теперь она прижалась к нему, лаская его тело, возбуждая его, а закончила тем, что сама села на него верхом.
Этим она изрядно удивила Джея, что читалось в выражении его лица.
– Тебя что-то смутило? – спросила она.
Он не ответил, а начал двигаться внутри ее.
Когда все закончилось, она снова задала ему вопрос:
– Я тебя шокировала, верно?
После паузы он признался:
– Да, шокировала.
– Чем же?
– Это… Это ненормально, если женщина оказывается сверху.
– Лично я понятия не имею, что считается нормальным или ненормальным. Я ведь прежде никогда не ложилась в постель с мужчинами.
– Хотелось бы надеяться!
– Да, но откуда ты знаешь, что нормально?
– Не твоего ума дело.
Он, видимо, соблазнил нескольких белошвеек и продавщиц, которые приходили от него в восторг и позволяли ему брать всю инициативу на себя. Лиззи не обладала никаким опытом вообще, зато хорошо знала, чего хочет добиться, и считала, что имеет право взять от секса свое. Она не собиралась менять свои манеры в угоду мужу. Ей такая поза принесла слишком сильное наслаждение. Джею тоже, несмотря на воображаемый шок, – она сразу поняла это по тому, как он стонал, занимаясь любовью на сей раз, и удовольствие слишком отчетливо читалось на его лице потом.
Она поднялась с постели и по-прежнему обнаженная подошла к окну. Снаружи было холодно, но солнечно. Звон колоколов церквей приглушили, потому что в этот день обычно проводились казни: одного или нескольких преступников должны повесить нынче утром. Почти половине рабочего люда Лондона разрешалось взять неофициальный выходной. Многие непременно отправятся на Тайберн – большую площадь на северо-западной окраине столицы, где стояли виселицы. Любителей поглазеть на такое зрелище всегда находилось предостаточно. Причем это был как раз тот случай, когда мог в любой момент вспыхнуть бунт, а потому полк Джея продержат в полной боеготовности. Но у самого Джея еще оставался день увольнительной.
Лиззи повернулась к нему и попросила:
– Отвези меня посмотреть на повешение.
Он окинул жену неодобрительным взглядом.
– Какое странное и грубое желание!
– Только не говори мне, что там не место для настоящей леди.
– Я бы не посмел, – сказал он уже с улыбкой.
– Я знаю, что туда собираются посмотреть на казни и мужчины и женщины, богатые и бедные – все равно.
– Но почему ты хочешь побывать там?
Хороший вопрос. Она испытывала по этому поводу смешанные чувства. Конечно, стыдно превращать смерть в развлечение, и она заранее предвидела, что будет испытывать потом отвращение к самой себе. Но опять-таки любопытство перевешивало любые другие эмоции.
– Я хочу понять, что при этом происходит, – ответила она. – Как ведут себя приговоренные? Плачут они, или молятся, или же просто трясутся от безумного страха? И за публикой тоже интересно понаблюдать. Как люди реагируют, видя конец чужой жизни?
Ей всегда было это свойственно. С самого раннего детства. Когда ей исполнилось всего лет девять или десять, она впервые увидела, как убили оленя, а затем буквально завороженная следила за каждым движением егеря, разделывавшего тушу и вынимавшего внутренности. Ее особенно заинтересовал тот факт, что у оленя было несколько желудков[7]. Лиззи настояла, чтобы ей позволили дотронуться до плоти, пощупать ее. Она была теплой и скользкой. Животное оказалось к тому же беременной самкой, и егерь показал ей крошечный зародыш под прозрачной пленкой в утробе. Ничто не вызвало в ней тогда отторжения или отвращения – слишком уж было занятно.
Она прекрасно понимала, почему народ толпами сходился, чтобы присутствовать при казнях, как принимала и доводы тех, у кого вызывала тошноту даже мысль о наблюдении за смертью людей. Но сама помимо воли принадлежала к группе любителей новых ощущений.
Джей предложил:
– Давай, быть может, снимем комнату с видом на виселицы? Так поступают многие, насколько мне известно.
Но Лиззи поняла, что это нарушит полноту восприятия.
– О нет! Я хочу находиться среди толпы! – возразила она.
– Женщины, принадлежащие к нашему общественному классу, не позволяют себе подобных вольностей.
– Тогда я переоденусь в мужчину.
Он все еще смотрел на нее с сомнением.
– Джей, не надо гримасничать! Ты с превеликим удовольствием водил меня в шахту переодетой в мужское платье.
– С замужними дамами все обстоит несколько иначе.
– Если ты заявишь мне, что со всякими приключениями покончено, поскольку мы поженились, я просто сбегу от тебя в море на ближайшем корабле.
– Только без вздорных заявлений, пожалуйста!
Она улыбнулась ему и запрыгнула в постель.
– А ты перестань строить из себя старого ворчуна. – Она подпрыгивала на кровати. – Давай отправимся посмотреть на казнь.
Джей не сдержал смеха.
– Хорошо, я согласен, – сказал он.
– Браво!
Лиззи наспех справилась со всеми своими ежедневными обязанностями. Она дала указания кухарке, что купить и приготовить на ужин, объяснила горничным, в каких комнатах им следует прибраться, уведомила конюха, что сегодня не собирается выезжать верхом, приняла приглашение для них двоих отужинать с капитаном Мальборо и его супругой в следующую среду, отложила встречу с модисткой и приняла доставленные из мастерской двенадцать обитых медью сундуков, предназначенных для путешествия в Виргинию.
После чего взялась за маскировку под мужчину.
Улица, известная под названием Тайберн-стрит, или Оксфорд-стрит, кишела разношерстной толпой. Виселицы были установлены в самом ее конце на краю Гайд-парка. Дома, из окон которых открывался вид на эшафот, уже почти целиком заняли состоятельные зеваки, арендовавшие комнаты на весь день. Люди встали плечом к плечу, взобравшись на окружавшую парк стену. Лоточники с трудом пробирались сквозь толпу, продавая горячие сосиски и джин в розлив, как и листы с текстами, которые, как они заявляли, представляли собой предсмертные речи приговоренных.
Мак тоже протискивался через толпу, держа за руку Кору. У него не было никакого желания глазеть, как будут убивать людей, но Кора настояла на том, чтобы они пришли сюда. А Маку просто хотелось проводить все свое свободное время с Корой. Ему нравилось сжимать ее руку, целовать в губы при каждом удобном случае, невзначай соприкасаться с ней телами. Он любил даже смотреть на нее. Ему нравилось ее наплевательское отношение ко всему в жизни («Пусть все катится к черту!»), ее грубоватая речь и чуть порочное выражение ее глаз. И потому он все же пошел с ней на церемонию повешения.
В тот день должны были казнить бывшую подругу Коры. Ее звали Долли Макарони, она содержала бордель, но преступления-ми, которые ей вменили, были подделка документа и мошенничество.
– Что именно она подделала? – спросил Мак, пока они пробивались ближе к эшафоту.
– Банковский чек. Она изменила в нем сумму с одиннадцати фунтов на восемьдесят.
– А откуда у нее взялся чек на одиннадцать фунтов?
– Ей выписал его лорд Масси. Она утверждает, что он задолжал ей гораздо больше.