– Каково ваше общее личное мнение о разгрузчиках угля, которые якобы устроили мятеж? – На сей раз вопрос исходил от Мака.
– Они являются нарушителями закона и должны понести наказание.
– Как вы считаете, представители народа в массе своей согласны с вашей точкой зрения?
– Да, согласны.
– Стало быть, бунт только еще больше настроит народ против разгрузчиков угля?
– Я уверен в этом.
– Значит, бунт заставит власти прибегнуть к самым жестким мерам для прекращения забастовки?
– Очень хотелось бы надеяться.
Сидевший рядом с Маком Каспар Гордонсон пробормотал себе под нос:
– Превосходно, прекрасно! Он угодил прямо в расставленную вами ловушку.
– А как только стачка закончится, углевозы, принадлежащие семье Джеймиссон, станут регулярно разгружаться, и вы сумеете возобновить прибыльную торговлю углем?
Джей начал понимать, к чему его подводят, но отступать было слишком поздно.
– Да.
– Окончание забастовки означает для вас значительные денежные поступления?
– Да.
– А не следует ли отсюда вывод, что бунт разгрузчиков угля был вам только выгоден?
– Он способствовал тому, чтобы моя семья перестала нести крупные убытки.
– И поэтому вы вступили в сговор с Сидни Ленноксом, чтобы спровоцировать бунт? – спросил Мак и отвернулся.
– Я не делал ничего подобного! – воскликнул Джей, но ему приходилось теперь обращаться к затылку Мака.
– Вам нужно было стать адвокатом, Мак, – сказал Гордонсон. – Где вы научились так аргументированно отстаивать свою позицию?
– В питейном заведении миссис Уейгел.
Для Гордонсона его ответ ничего не прояснил.
Других свидетелей Пим вызывать не собирался. Присяжный-скептик поинтересовался:
– А почему мы не выслушали показания многократно упомянутого здесь Сидни Леннокса?
– У обвинения нет больше свидетелей, – повторил Пим.
– Мне кажется, мы просто обязаны выслушать его рассказ. Он, как представляется, стоял за всеми событиями той ночи.
– Члены жюри не имеют права вызывать свидетелей, – вмешался судья.
Мак вызвал первого из своих людей – ирландского грузчика, известного как Рыжий Майкл по цвету своей шевелюры. Майкл показал, что Мак как раз уговаривал своих товарищей разойтись по домам, когда они подверглись нападению.
Когда он закончил, судья спросил:
– Кто вы по профессии, молодой человек?
– Я разгрузчик угля, сэр.
– Надеюсь, присяжные примут это во внимание, решая, доверять вашим показаниям или нет, – сказал судья.
У Мака стало тяжело на сердце. Судья откровенно делал все возможное, чтобы настроить жюри против него. Он вызвал своего очередного свидетеля, но тот тоже был разгрузчиком угля, и с ним судья обошелся точно так же. Разгрузчиком угля работал и его третий, последний свидетель. Мак полагался на них, поскольку они находились в самой гуще событий и в точности видели, что именно произошло.
Но показания его свидетелей были низведены до уровня пристрастных и недостоверных. Ему оставалось рассчитывать только на себя, на силу характера и на красноречие.
– Разгрузка угля – тяжелая работа. Ужасающе тяжелая, – начал он. – Только сильные мужчины могут справляться с ней. Зато она неплохо оплачивается. За свою первую неделю я заработал шесть фунтов. Заработал, но не получил. Большую часть моего заработка присвоил себе предприниматель.
Его перебил судья:
– Это не имеет никакого отношения к разбираемому делу. Вы обвиняетесь в организации бунта. И в участии в нем.
– Я вовсе не бунтовал, – возразил Мак. Он глубоко вдохнул воздух, собрался с мыслями и продолжил: – Я просто отказался позволить предпринимателю воровать заработанные мной деньги. Вот в чем суть моего так называемого преступления. Предприниматели обогащаются, обирая разгрузчиков угля. Но когда разгрузчики угля решили сами стать предпринимателями, что же произошло? Их стали бойкотировать капитаны кораблей и судо-владельцы. А кто является хозяевами углевозов, джентльмены? Те же Джеймиссоны, настолько явно вовлеченные в этот судебный процесс.
Судья раздраженно задал вопрос:
– Вы можете доказать, что не участвовали в бунте?
Скептически настроенный присяжный тоже не удержался от замечания:
– Важно отметить другое. Инициаторами драки стали не грузчики.
Мак постарался не дать сбить себя с толку их вмешательством. Он продолжил излагать то, что изначально собирался заявить суду.
– Джентльмены в жюри присяжных. Прошу вас задать самим себе ряд вопросов. – Затем он отвернулся от присяжных и посмотрел прямо на Джея. – Кто распорядился, чтобы подводы с углем прибыли на Уоппинг-Хай-стрит в тот час, когда местные таверны переполнены разгрузчиками угля? Кто послал их именно на тот склад, где живу я? Кто заплатил людям, доставившим уголь или сопровождавшим груз? – Судья снова попытался прервать его, но Мак повысил голос и не дал себя остановить. – Кто снабдил их мушкетами и боеприпасами? Кто устроил так, чтобы армейский отряд находился поблизости? Кто организовал и руководил бунтом? – Он снова резко развернулся к жюри. – Ответ вам ясен, не так ли? – Посмотрев на присяжных еще несколько секунд, Мак отвел от них глаза.
Его слегка трясло. Он сделал все, что мог, но его жизнь продолжала оставаться в руках других людей.
Со своего места поднялся Гордонсон.
– Мы ожидаем еще одного свидетеля, готового выступить с положительной характеристикой мистера Макэша. Это преподобный мистер Йорк, пастор из церкви в его родной деревне. Но он пока не успел прибыть.
Мака не слишком расстроило опоздание Йорка, поскольку не стоило связывать с его показаниями каких-либо надежд. Они не произведут ни на кого особого впечатления. И он знал, что сам Гордонсон придерживается того же мнения.
– Если он появится, то сможет выступить перед вынесением мной окончательного решения, – сказал судья, но заметил, как удивленно вскинул брови Гордонсон, и был вынужден добавить: – В том случае, разумеется, если присяжные не провозгласят обвиняемого невиновным, поскольку тогда отпадет всякая необходимость в показаниях новых свидетелей. Джентльмены в жюри, приступайте к обсуждению вашего вердикта.
Мак со страхом наблюдал за присяжными, начавшими свое совещание. Его отчаяние только усугубилось, потому что они внешне не выказывали к нему ни малейших симпатий. Быть может, он высказался слишком резко и перегнул палку?
– Что вы думаете о моей речи? – поинтересовался он у Гордонсона.
– Присяжным трудно будет поверить, что такая знатная и респектабельная семья, как Джеймиссоны, могла вступить в сомнительный сговор с Сидни Ленноксом. Вам лучше было бы сделать особый акцент на том, что у разгрузчиков угля были добрые намерения, но они впали в невольное заблуждение, совершив ошибку.
– Я сказал правду, – покачал головой Мак. – И с этим уже ничего не поделаешь.
Гордонсон печально улыбнулся.
– Не будь вы столь прямым и правдивым человеком, то не нажили бы на свою голову таких огромных неприятностей.
Среди членов жюри явно вспыхнул спор.
– О чем, черт побери, они там толкуют? – волновался Мак. – Жаль, мы не можем их слышать!
Он видел, как скептик с жаром высказывает свою точку зрения, оживленно жестикулируя. Прислушивались ли остальные к его мнению? Или дружно выступали против?
– Скажите им спасибо, – заметил Гордонсон. – Чем дольше они совещаются, тем лучше для вас.
– Почему?
– Если они спорят, значит, у них остаются сомнения, а при наличии обоснованных сомнений им придется вынести вам оправдательный приговор.
Мак продолжал в страхе наблюдать. Скептик пожал плечами, отвернулся от других присяжных, и складывалось впечатление, что в споре он потерпел поражение. Старшина присяжных что-то сказал ему, и он в ответ только кивнул.
После чего старшина приблизился к подиуму.
– Вы сумели вынести свой вердикт? – спросил судья.
– Да, ваша честь.
Мак затаил дыхание.
– И каков же он?
– Мы считаем подсудимого виновным во вменяемом ему преступлении.
– Лично мне твое сочувственное отношение к этому бывшему шахтеру представляется более чем странным, моя дорогая, – сказала леди Хэллим. – А твой муж может счесть его попросту возмутительным.
– О, мама, ты несешь несусветную чушь. Не надо.
В дверь столовой постучали, и вошел лакей.
– К вам прибыл преподобный мистер Йорк, хозяйка, – объявил он.
– Какой приятный сюрприз! – воскликнула матушка, которой священник всегда нравился. Потом она добавила, понизив голос: – Я не помню, говорила ли тебе об этом, Лиззи, но его жена умерла, оставив его с тремя детишками на руках.
– Но как он оказался здесь? – встревоженно спросила Лиззи. – Ему сейчас положено быть в Олд Бейли. Пригласите его войти, и поскорее.
Вошел пастор. Было такое чувство, что одевался он в величайшей спешке. Но прежде чем Лиззи успела спросить его, почему он не находится в зале суда, святой отец произнес нечто, заставившее ее мгновенно забыть о Маке.
– Леди Хэллим, миссис Джеймиссон, как только я прибыл в Лондон, то сразу же направился к вам, чтобы выразить свои глубочайшие соболезнования. Какое ужасное несчастье, какой удар для…
– Не продолжайте, – вырвалось у матери Лиззи, но ей сразу же пришлось испуганно умолкнуть.
– …Какой удар для вас обеих!
Лиззи метнула вопрошающий взгляд в сторону матери и спросила:
– О чем вы говорите, мистер Йорк?
– О катастрофе на шахте, разумеется.
– Мне об этом ничего не известно, хотя, как я понимаю, моей маме понятен смысл ваших слов.
– О боже! Мне крайне жаль, что я шокировал вас, сообщив новость первым. На вашей шахте произошел обвал кровли штрека. Двадцать человек погибли.
Лиззи охнула.
– Действительно ужасная новость. – Перед ее мысленным взором сразу возникли двадцать свежих могил на церковном погосте неподалеку от моста. Сколько горя это принесет людям. Каждый будет оплакивать если не родственника, то друга или соседа. Но ее обеспокоило и нечто другое. – Почему вы назвали шахту «нашей»?