Словом, он находил для нее всяческие оправдания, но не мог избавиться и от жестокого разочарования. В момент панического страха она вынудила Мака дать клятву найти ее, но забыла о нем, как только перед ней открылась возможность начать новую и вполне обеспеченную жизнь.
Как странно все складывалось в его отношениях с женщинами! У него были две возлюбленные, Энни и Кора. Обе вышли замуж за других. Кора теперь каждую ночь ложилась в постель с толстым табачным торговцем, который был вдвое старше ее, а Энни вынашивала ребенка Джимми Ли. Он уже начинал сомневаться, заведет ли когда-нибудь сам полноценную семью с женой и выводком отпрысков.
Ему пришлось встряхнуться, чтобы привести себя в чувство. Он бы давно обзавелся семьей, если бы по-настоящему хотел этого. Но упорно отказывался осесть на одном месте и принять условия, которые диктовал ему жестокий окружающий мир. Им владело стремление к чему-то большему.
Им владело стремление к подлинной свободе.
Глава тридцатая
Джей ехал в Уильямсберг, преисполненный самых радужных надежд.
Его глубоко расстроили политические воззрения соседей. Все они принадлежали к числу либеральных вигов, и среди них не нашлось ни одного тори, но он питал уверенность, что в столице колонии найдет людей, преданных королю, настоящих консерваторов, которые увидят в нем ценного союзника, примут с распростертыми объятиями и помогут построить карьеру в системе управления штатом.
Уильямсберг оказался городом небольшим, но отчасти даже величественным. Главная улица – Дьюк-оф-Глостер-стрит – протянулась на целую милю, а в ширину превышала сто футов. По одну сторону располагался Капитолий, а по другую – колледж Уильяма и Мэри. Эти два грандиозных кирпичных здания с их типично английской архитектурой придали Джею дополнительной уверенности в несокрушимой мощи монархии. Имелся свой театр. Повсюду встречались магазины и мастерские ремесленников, изготавливавших серебряные подсвечники и обеденные столы из красного дерева. В лавке печатной продукции с собственной типографией фирмы «Пурди энд Диксон» Джей купил свежий номер «Виргиния газетт» – периодического издания, заполненного объявлениями о беглых рабах.
Состоятельные плантаторы, образовывавшие правящую элиту колонии, обитали в своих загородных особняках, но заполняли Уильямсберг с началом очередной сессии ассамблеи, заседавшей в Капитолии, а потому в городе не ощущалось недостатка в гостиницах со свободными сейчас номерами. Джей занял комнату в таверне «Рейли» – приземистой и обитой досками постройке, где наверху, почти под самой крышей сдавались спальни.
Он оставил записку и свою визитную карточку в секретариате дворца, но пришлось дожидаться три дня, чтобы ему назначил наконец встречу новый губернатор барон де Ботетурт. Он получил-таки приглашение, но не для личной аудиенции, как ожидал, а на прием, куда явились еще не менее пятидесяти гостей. Стало ясно: губернатор пока не осознавал, что Джей мог стать для него важным союзником посреди враждебного окружения.
Дворец располагался в конце длинной подъездной дорожки, отходившей на север примерно в самой середине Дьюк-оф-Глостер-стрит. Это было еще одно типично английского вида здание с высокими каминными трубами и окнами мансард, выходившими на крышу, напоминая богатый сельский особняк. Импозантный холл при входе украшала коллекция кинжалов, пистолетов и мушкетов, выставленная в тщательном порядке, дабы подчеркнуть силу королевской армии.
К сожалению, сам Ботетурт оказался полной противоположностью той личности, какую надеялся увидеть перед собой Джей. Нынешняя Виргиния нуждалась в строгом и суровом властителе, способном вселить страх в души столь склонных к неповиновению колонистов, а Ботетурт выглядел добродушным толстячком, напоминавшим преуспевающего виноторговца, созвавшего потенциальных покупателей на дегустацию своего товара.
Джей наблюдал, как он приветствовал гостей в длинном бальном зале дворца. Этот человек понятия не имел, какие зловещие планы подрывной деятельности могли вызревать в умах плантаторов.
Среди приглашенных числился и Билл Делахай, обменявшийся с Джеем рукопожатием.
– Что вы думаете о новом губернаторе?
– Не уверен, что он еще хотя бы начал понимать, с какими сложностями ему придется столкнуться, – ответил Джей.
– Он может оказаться гораздо умнее, чем кажется на первый взгляд, – возразил Делахай.
– Хотелось бы надеяться.
– На завтрашний вечер губернатор наметил большую вечеринку для игры в карты. Не желаете ли, чтобы я вас представил и вы тоже приняли в ней участие, Джеймиссон?
Джей не садился за игорный стол ни разу с того времени, как покинул Лондон.
– Разумеется, – ответил он.
В гостевой столовой, находившейся позади бального зала, подали вино и пирожные. Делахай представил Джея нескольким мужчинам. Рослый и крепкий человек, по всем признакам очень богатый, спросил:
– Джеймиссон? Семья Джеймиссон происходит из Эдинбурга, если не ошибаюсь. Вы – один из них?
Его тон никак нельзя было назвать приветливым.
В лице собеседника проглядывали смутно знакомые черты, хотя Джей пребывал в абсолютной уверенности, что никогда не встречался с ним прежде.
– Нашим семейным гнездом является замок Джеймиссона в графстве Файф, – отозвался на его вопрос Джей.
– Тот самый замок, который некогда принадлежал Уильяму Макклайду?
– Совершенно верно. – Джей понял, что мужчина напоминает ему брата Роберта: те же светлые глаза, та же строгая и жесткая линия рта. – Боюсь, я не расслышал вашего имени…
– Я – Хэмиш Дроум. Тот замок должен по праву принадлежать мне.
Джей не смог скрыть, насколько поражен этим известием. Дроум была девичьей фамилией матери Роберта Олив.
– Значит, вы и есть давно потерянный нами родственник, который отправился в Виргинию!
– А вы, должно быть, сын Джорджа и Олив.
– Нет. Их сын – мой сводный брат Роберт. Олив умерла, и отец женился вторично. Я – младший из сыновей в семье.
– Вот как! И Роберт выкинул вас из родного гнезда точно так же, как его мать поступила со мной.
В ремарке, брошенной Дроумом, звучали несколько оскорбительные нотки, но Джея гораздо больше заинтриговало то, что подразумевал этот человек в подтексте своих слов. Ему вспомнились пьяные откровения Питера Маккея во время свадьбы.
– До меня доходили слухи, что Олив могла подделать завещание.
– Точно. И она же убила дядю Уильяма.
– Что?!
– В этом не может быть сомнений. Уильям не страдал никакими заболеваниями, но, будучи по натуре ипохондриком, любил внушать себе, что очень болен. Он должен был дожить до весьма преклонных лет. Однако через шесть недель после появления Олив внезапно изменил завещание и скончался. Поистине зловещая женщина.
– Ха!
Джей почувствовал странного рода удовлетворение. Почти возведенная в ранг святых Олив, чей портрет красовался на самом почетном месте в замке Джеймиссона, была убийцей, заслуживавшей виселицы. Джей всегда терпеть не мог, когда о ней говорили только с почтительным трепетом, и сейчас с мстительной радостью впитывал мнение, что на самом деле Олив оказывалась самой безжалостной злодейкой с черным сердцем.
– А вы разве не получили вообще ничего? – поинтересовался он у Дроума.
– Ни единого акра земли. Я прибыл сюда, имея при себе только шесть пар добротных носков из шотландской шерсти, а теперь являюсь самым крупным торговцем галантереей во всей Виргинии. Но я ни разу не отправлял писем на родину. Честно говоря, опасался, что Олив найдет способ отобрать у меня и нынешний процветающий бизнес.
– Но как это возможно?
– Не знаю. У меня нет ответа. Похоже, я просто стал суеверен. Рад был услышать, что она мертва. Вот только сынок, как кажется, во многом похож на нее.
– Лично я всегда считал его в большей степени наследником характера нашего отца. Он ненасытно алчен и предельно скуп, от кого бы ни достались ему эти приятные качества натуры.
– На вашем месте я бы постарался не давать ему даже своего адреса в Америке.
– Ему достанется в наследство вся деловая империя отца. Не представляю, чтобы он польстился еще и на мою крошечную плантацию.
– Но не стоит рисковать. Стопроцентной уверенности у вас быть не может, – сказал Дроум, но на сей раз Джей решил, что тот все излишне драматизирует.
Джею так и не удалось побыть с губернатором наедине до самого конца приема, когда гости начали постепенно расходиться через садовую калитку. Он ухватил губернатора за рукав и приглушенным голосом сказал:
– Мне хотелось заверить вас, что я абсолютно предан вам лично и монархии в целом.
– Превосходно, превосходно! – громко отозвался Ботетурт. – Сделать подобное заявление – это очень мило с вашей стороны.
– Я прибыл сюда недавно, но был совершенно скандализирован взглядами наиболее видных людей в этой колонии – просто скандализирован. Как только вы окажетесь готовы задавить изменнические настроения и сокрушить оппозицию, я сразу же встану на вашу сторону.
Ботетурт окинул его жестким взглядом, наконец приняв его слова всерьез, и Джей понял, что за добродушной и легкомысленной внешностью этого человека скрывается опытный и проницательный политический деятель.
– Очень благородно, но будем надеяться на ненадобность прибегать к излишнему подавлению и сокрушению. Я считаю силу убеждения и умение вести переговоры значительно более эффективными методами, воздействие которых длится долговременно, знаете ли. До свидания, майор Уилкинсон! Миссис Уилкинсон, рад был с вами познакомиться!
Убеждение и переговоры, думал Джей, выходя из сада. Ботетурт угодил в змеиное гнездо, но собирался вступить в переговоры с его ядовитыми обитателями.
– Интересно, скоро ли он поймет реальное положение дел здесь? – обратился он к Делахаю.
– Как я полагаю, он уже все понимает, – сказал Делахай. – Он знает, что не стоит оскаливать зубы, пока не готов по-настоящему укусить.
Тем не менее уже на следующий день дружелюбный и улыбчивый губернатор распустил генеральную ассамблею штата.