Мак осторожно протянул руку и погладил ее по щеке. Лиззи закрыла глаза. Если бы ее мать присутствовала сейчас здесь, она бы точно знала, что сказать дочери.
«Ты вышла замуж за Джея и дала обет хранить вечную верность ему. Женщина ты, наконец, или дитя малое? Настоящая женщина держит свое слово, когда это трудно, а не только когда легко. В этом и заключается основной смысл брачного обета».
А она? Она легко позволяла чужому мужчине ласково прикасаться к своей щеке. Лиззи открыла глаза и смерила Мака долгим взглядом. В его зеленых глазах отчетливо читалось вожделение. И тогда она ожесточилась на него всерьез. Ею овладел внезапный импульс, заставивший что было силы вмазать ему звонкую пощечину.
Впечатление было такое, словно она ударила ладонью по камню. Мак даже не шелохнулся. Но выражение его лица разительно изменилось. Ее удар не оставил на нем ни следа, но она нанесла ему рану в самое сердце. Он выглядел таким шокированным и растерянным, что она тут же почувствовала желание извиниться и снова обнять его. Лишь огромным усилием воли ей удалось сдержаться. Срывающимся голосом она сказала:
– Не смейте даже прикасаться ко мне!
Он ничего не говорил, а лишь смотрел на нее испуганно и обиженно. Лиззи невыносимо было видеть его оскорбленную гримасу, а потому она встала и вышла из комнаты.
Еще Мак ей сказал: «Или решитесь наконец остаться верной женой Джея и родите от него еще детей». На протяжении целого дня она размышляла над этим. Сама по себе идея пустить Джея в свою постель была ей неприятна, но в том и состоял ее супружеский долг. Если она откажется исполнять эту обязанность жены, то не заслуживает права иметь мужа.
После обеда она решила принять ванну. Как обычно, это превращалось в сложную процедуру, когда в спальне устанавливали цинковое корыто, а пять или шесть энергичных девушек носились вверх по лестнице с кувшинами горячей воды. Когда с мытьем было покончено, она сменила платье на свежее и спустилась к раннему ужину.
Январским вечером стоял жуткий холод. В камине с шумом пылало яркое пламя. Лиззи выпила вина и постаралась завести с Джеем легкую и непринужденную беседу, какие они вели еще до женитьбы. Он не откликнулся на ее попытку, хотя этого следовало ожидать: слишком долго она сама была никуда не годной собеседницей за столом.
После окончания ужина она сказала:
– Прошло уже три месяца со времени потери ребенка. Со мной уже все в полном порядке.
– Что ты имеешь в виду?
– Мое тело опять в нормальном состоянии. – Она не собиралась вдаваться в детали. Но ее груди перестали выделять молоко уже через несколько дней после появления на свет мертворожденного младенца. Небольшие кровотечения продолжались каждый день несколько дольше, но и они постепенно прекратились. – Я хочу сказать, что пусть мой живот уже никогда не станет опять совсем плоским, во всем остальном я полностью поправилась. Окончательно…
Он, казалось, по-прежнему ничего не понимал.
– Зачем ты завела со мной речь об этом?
Стараясь не выдать в голосе признаков раздражения, она ответила:
– Мы снова можем заниматься любовью. Только это я хотела тебе объяснить.
Он хмыкнул и раскурил трубку.
Его реакция оказалась совершенно не той, на какую могла рассчитывать любимая женщина.
– Ты придешь ко мне в спальню этой ночью? – настойчиво спросила она.
На лице Джея отразилась досада.
– Считается, что мужчине положено задавать жене подобные вопросы. – Он раздраженного тона не скрывал.
Она встала из-за стола.
– Просто хотела дать тебе знать, что готова.
Лиззи покинула столовую с чувством глубокой обиды.
Милдред поднялась наверх, чтобы помочь ей раздеться. Пока горничная снимала с нее нижние юбки, Лиззи как можно более небрежно спросила:
– Мистер Джеймиссон уже лег спать?
– Нет. Как мне показалось, он пока не ложился.
– Он по-прежнему сидит внизу?
– По-моему, он вышел из дома.
Лиззи всмотрелась в хорошенькое личико горничной. В его выражении она заметила нечто странное и не сразу понятное.
– Милдред, ты что-то от меня скрываешь?
Девушка была еще слишком молода – ей только исполнилось восемнадцать, – чтобы успеть приобрести талант и навыки опытной обманщицы. Она отвела глаза в сторону.
– Нет, миссис Джеймиссон.
Лиззи окончательно уверилась, что она лжет. Но почему?
Милдред принялась расчесывать ей волосы. Лиззи же размышляла, куда мог отправиться Джей. Он часто теперь уходил после ужина. Иногда сообщал, что идет играть в карты или смотреть петушиные бои, но чаще не говорил ничего. У нее сложилось впечатление, хотя и мало на чем основанное, будто он отправлялся пить ром в тавернах с другими мужчинами. Но если бы дело обстояло так просто, Милдред прямо сказала бы ей об этом. И Лиззи поневоле задумалась об альтернативном объяснении.
Не появилась ли у супруга другая женщина?
Прошла еще неделя, но он так ни разу и не пришел к ней в спальню.
А у нее возникла навязчивая идея, что он завел роман на стороне. Единственной подходящей кандидатурой ей казалась Сьюзи Делахай. Молода, хороша собой. А ее муж часто подолгу отсутствовал дома. Подобно многим мужчинам в Виргинии, он увлекался скачками и мог проводить в дороге несколько дней, чтобы присутствовать при очередных состязаниях. Уж не сбегал ли Джей втайне от нее из дома по вечерам, чтобы доехать верхом до плантации Делахаев и забраться под одеяло к Сьюзи?
Она упрекала себя в слишком буйной фантазии, но такого рода мысли не давали ей покоя.
В седьмую ночь она выглянула из окна спальни и заметила свет лампы со свечой внутри, который перемещался поперек погруженной во мрак лужайки.
Лиззи решила проследить за ним.
Было холодно и очень темно, но она не стала терять времени на переодевание. Схватила шаль, обернула вокруг плеч и сбежала вниз по лестнице.
Затем тихо выскользнула из двери дома. Две борзых, спавших под портиком, проснулись и с любопытством посмотрели на хозяйку.
– За мной, Рой! За мной, Рекс! – окликнула их она и побежала по траве, следуя за проблесками света фонаря, а собаки следовали за ней, порой путаясь под ногами.
Вскоре свет скрыли деревья леса, но к тому моменту она находилась достаточно близко, чтобы понять: Джей (если это был все-таки он) шел по тропе, ведшей к табачному сараю и домикам надсмотрщиков.
Быть может, Леннокс уж оседлал там коня, чтобы Джей смог поскакать к усадьбе семьи Делахай. А в том, что Леннокс здесь замешан, она нисколько не сомневалась. Этот человек неизменно становился соучастником мужа во всех его ошибочных или дурных поступках.
Даже не видя больше перед собой направляющего фонаря, она легко нашла коттеджи. Их было два. Один из них занимал Леннокс. Во втором прежде обитал Соуэрби, но сейчас он пустовал.
Однако внутрь него кто-то сейчас проник.
Ставни на окнах закрыли, чтобы уберечься от холода, но сквозь узкие щели проникал свет.
Лиззи остановилась и замерла на месте в надежде унять учащенное сердцебиение, но пульс участился не от бега, а от страха. Ее заранее пугало зрелище, ожидавшее внутри. При одной только мысли, что Джей обнимает сейчас Сьюзи Делахай, как обнимал прежде ее, целует в губы, как целовал ее губы, она переполнялась тошнотворной яростью. Она даже подумала, не лучше ли будет немедленно вернуться назад. Но неведение оказалось бы более невыносимым, чем самая горькая правда.
Лиззи тронула дверь. Не заперта. Она открыла ее и вошла внутрь.
Коттедж делился на два помещения. В кухне сразу при входе никого не оказалось, но до нее сразу донесся приглушенный голос из расположенной дальше спальни. Значит, они уже лежат в постели? На цыпочках она подкралась к двери комнаты, взялась за ручку, глубоко вдохнула и распахнула дверь настежь.
Сьюзи Делахай здесь не было и в помине.
Зато присутствовал Джей. Он лежал поверх кровати в рубашке и в бриджах, но без пальто и босой.
У дальнего края кровати стояла рабыня.
Имени девушки Лиззи не знала, поскольку она принадлежала к числу тех четырех, которых Джей недавно купил в Уильямсберге. Примерно одного с Лиззи возраста, стройная и очень красивая с особенно привлекательными светло-карими глазами. Она была совершенно обнажена, и Лиззи отчетливо видела гордо торчавшие вверх соски ее коричневых грудей и густые курчавые волосы на лобке.
И пока Лиззи недоуменно разглядывала ее, девица окинула ее саму взглядом, которого она никогда уж не смогла бы забыть: взглядом наглым, презрительным и триумфальным. «Быть может, ты и считаешься хозяйкой в этом доме, – казалось, говорил этот взгляд, – но он каждую ночь ложится в постель со мной, а не с тобой».
Голос Джея донесся до нее словно откуда-то издалека:
– Лиззи! О, мой бог!
Она повернулась к нему и заметила, как он весь сжался от ее пламенного взора. Но вот только его испуг не послужил для нее достаточным удовлетворением: она давно знала, насколько он жалкий трус и слабак.
Потом Лиззи обрела дар речи.
– Можешь идти к дьяволу, Джей, – тихо процедила она, развернулась и покинула коттедж.
Она вернулась в свою комнату, взяла из ящика стола ключи и спустилась в оружейную комнату.
Ее ружья фирмы «Гриффин» располагались на стойке в шкафу рядом с ружьями Джея, но она оставила их на месте и остановила свой выбор на паре небольших пистолетов в кожаном футляре. Осмотрев содержимое шкафа, она нашла наполненный порохом рог, достаточное количество пыжей, несколько запасных кремней, но не обнаружила пуль. Лиззи обыскала все помещение, но ни единой пули ей так и не попалось под руку. Зато там лежали несколько небольших слитков свинца. Она взяла один из них, захватила инструмент для отливки пуль, внешне напоминавший простые клещи, и покинула оружейную комнату, не забыв снова запереть дверь на замок.
Сидевшие в кухне Сэра и Милдред недоуменно уставились на нее испуганными глазами, когда она прошла мимо с пистолетным футляром под мышкой. Ни слова не говоря, она открыла буфет, достала из него крепкий нож и маленькую тяжелую чугунную сковородку с выемкой для слива масла. Затем поднялась в свою спальню и заперлась изнутри.