Мак отправился на конюшню, пока Лиззи заканчивала последние приготовления. Она заколола волосы, облачившись в бриджи, сапоги для верховой езды, рубашку и жилет. Захватила с собой платье, чтобы быстро надеть его, если потребуется превращение в состоятельную даму. Ее пугал предстоявший им вояж, но в Маке она не сомневалась нисколько. Она чувствовала такую близость с ним, что без колебаний доверяла ему свою жизнь.
Когда он пришел за ней, Лиззи сидела у окна в пальто и в шляпе-треуголке. Он улыбнулся, увидев ее в излюбленном мужском наряде. Они взялись за руки, на цыпочках спустились по лестнице и вышли из дома.
Фургон дожидался их на дороге, скрытый от любых посторонних взглядов. Пег уже сидела в нем, завернувшись в одеяло. Конюх Джимми запряг четверых лошадей и еще две на длинной веревке привязал сзади. Все рабы собрались для прощания. Лиззи расцеловала Сэру и Милдред, Мак пожал руки Коби и Кассу. Бесс – девушка, получившая ранение в тот день, когда Лиззи потеряла ребенка, прижалась к ней и расплакалась. Потом они все молча стояли при свете звезд и наблюдали, как Лиззи и Мак садились на козлы фургона.
Мак хлестнул поводьями.
– Нн-о-о! Поехали!
Лошади отозвались на команду, фургон тронулся и покатил в сторону основной дороги. Достигнув ее, Мак свернул в направлении Фредериксберга. Лиззи оглянулась. Работники по-прежнему стояли молча, но махали им вслед руками.
Мгновением позже они пропали из вида.
Лиззи посмотрела вперед. Далеко у горизонта появились первые проблески рассвета.
Глава тридцать шестая
Мэттью Мурчмана не оказалось в городе, когда Джей и Леннокс добрались до Уильямсберга. Он мог вернуться завтра, сообщил его слуга. Джей нацарапал записку с объяснением, что ему нужно занять еще денег, и потому хотел бы встретиться с адвокатом при первой же возможности. Контору юриста он покидал в самом отвратительном настроении. Его дела пришли в полнейший беспорядок, и ему не терпелось как-то их уладить.
На следующий день, вынужденный убить время, он отправился к выложенному из красного и серого кирпича зданию Капитолия. Ассамблея, распущенная губернатором в конце прошлого года, снова собиралась после выборов. Зал местной «палаты представителей» выглядел скромным, сумрачным помещением с рядами скамей вдоль двух стен и с подобием сторожевой будки в центре, где стояло кресло спикера. Джей и небольшая группа других посетителей должны были стоять в самом конце зала за металлическим поручнем.
Он быстро понял, что политическая жизнь колонии перешла в стадию, близкую к бунту. Виргиния – старейшее британское владение на американском континенте – казалась готовой к неповиновению своему законному монарху.
Члены ассамблеи горячо обсуждали последний маневр Вестминстера. Английский парламент прислал депешу с решением, что каждый, кого обвинят в измене, должен быть насильственно возвращен в Лондон для предания суду согласно эдикту, принятому еще при Генрихе VIII.
Эмоции в зале заседаний накалились до предела. Джей с отвращением наблюдал, как землевладельцы один за другим поднимались с мест, чтобы выступить с нападками на короля. Под конец они единогласно приняли резолюцию, что эдикт об изменниках противоречил праву каждого гражданина Великобритании на разбирательство его дела справедливым судом присяжных в месте его проживания.
Затем они перешли к обычным жалобам на необходимость платить налоги, не обладая своим представителем в парламенте, заседавшем в Вестминстере. «Никаких налогов, пока нам не дадут возможность отстаивать свою позицию в Лондоне», – как попугаи твердили они одно и то же. Но на сей раз, однако, они зашли еще дальше, чем прежде, и утвердили свое право объединить усилия с другими колониальными ассамблеями, выступая против требований монархии.
Джей пребывал в уверенности, что губернатор им этого с рук не спустит, и его мнение оказалось верным. Перед самым перерывом на обед, когда избранные граждане взялись за обсуждение менее важных местных вопросов, парламентский пристав прервал дискуссию, войдя с заявлением:
– Мистер спикер. Вам поступило послание от губернатора.
Он передал лист бумаги клерку, который прочитал записку и сказал:
– Мистер спикер, губернатор распорядился, чтобы все члены ассамблеи немедленно явились в палату для совещаний.
Вот теперь они попали в беду, с удовлетворением подумал Джей.
Он последовал за парламентариями колонии вверх по лестнице и вдоль коридора. Зрителям пришлось остаться в холле при палате, имея возможность видеть и слышать все только через оставленные открытыми двери. Губернатор Ботетурт, живое воплощение железной руки в бархатной перчатке, восседал во главе овального стола. Он высказался кратко.
– Я выслушал принятые вами решения. Они призвали меня к исполнению своего долга, который велит распустить ассамблею. Соответственно с этого момента вы считаетесь недееспособным выборным органом. Ассамблея распущена.
Воцарилось изумленное молчание.
– На этом все, – нетерпеливо поспешил добавить губернатор.
Джей с трудом скрывал ухмылку, когда члены ассамблеи, выстроившись в шеренгу, медленно покидали палату для совещаний. Внизу они собрали свои бумаги и вышли во двор.
Сам Джей отправился в таверну «Рейли» и уселся за стойку бара. Он заказал себе обед и принялся флиртовать с барменшей, явно успевшей втюриться в него. Дожидаясь заказа, он с удивлением видел, как мимо проходили многие члены распущенной ассамблеи, направляясь в один из просторных залов в задней части заведения. Уж не планируют ли они продолжить свои предательские козни, гадал он.
Закончив с обедом, Джей отправился на разведку.
Как он и предполагал, собравшиеся граждане вели дебаты. Шло открытое подстрекательство к мятежу. Слепая убежденность в правоте своего дела придавала им своего рода отчаянной уверенности в себе. Неужели они не понимают, задавался вопросом Джей, что навлекают на себя гнев одной из величайших мировых монархий? Разве есть у них хоть какая-то надежда, что конец истории станет благополучным для них? Ведь невозможно не предвидеть, как могучая британская армия рано или поздно расправится с ними.
Но они явно ничего не опасались и вели себя настолько самоуверенно, что никто не попытался помешать Джею занять место в дальнем конце зала, хотя многие знали о его лояльности королю.
Один из самых отчаянных бунтовщиков как раз держал речь, и Джей узнал в нем Джорджа Вашингтона, бывшего армейского офицера, сколотившего огромное состояние на спекулятивной торговле земельными участками. Он был не слишком искусным оратором, но в нем ощущалась стальная решимость, которая поневоле произвела на Джея внушительное впечатление.
Вашингтон излагал свой план. В северных колониях, сообщил он, самые видные представители общества формировали ассоциации, члены которых приходили к соглашению не импортировать больше никаких товаров из Великобритании. И если граждане Виргинии желали оказать реальное давление на лондонское правительство, им следовало поступать так же.
«Если мне когда-либо прежде не доводилось слышать речей изменника, – подумал Джей, – то я слышу их сейчас».
Предприятие его отца понесет еще более значительные убытки, если план Вашингтона будет приведен в исполнение. Помимо приговоренных к высылке заключенных, корабли сэра Джорджа доставляли в Америку партии чая, мебели, канатов, разного рода механизмов, предметов роскоши и прочих изделий, которые колонисты не способны были производить самостоятельно. Его торговый оборот с северными областями уже заметно снизился. Вот почему год назад у Джеймиссона возник финансовый кризис.
Не все соглашались с Вашингтоном. Некоторые члены распущенной ассамблеи отмечали, что на севере была более развита собственная промышленность и там на месте производились многие насущно необходимые вещи, тогда как юг в этом смысле целиком зависел от импорта. Как мы будем обходиться без элементарных тканей или тех же швейных иголок?
Вашингтон соглашался, что для некоторых товаров можно сделать исключение, и все принялись обсуждать детали его предложения. Кто-то внес предложение ввести ограничение на забой овец с целью увеличения объема производства местной шерсти. Вскоре Вашингтон подал идею создать особый небольшой комитет, чтобы принять решения по всем наиболее насущным проблемам, отбросив чисто формальные их аспекты. Идея получила поддержку, и тут же состоялись выборы членов комитета.
Джей покинул зал с чувством омерзения. Когда же он проходил через холл, к нему приблизился Леннокс с запиской. Она была от Мурчмана. Он вернулся в город, ознакомился с посланием мистера Джеймиссона и просил оказать ему честь, посетив его контору на следующий день в девять часов утра.
Политический кризис в колонии лишь ненадолго отвлек Джея, а теперь на него вновь навалились личные затруднения, размышления о которых не дали ему всю ночь глаз сомкнуть. Он то винил во всем отца, передавшего ему плантацию, не приносившую дохода. То проклинал Леннокса, покрывшего поля чрезмерным количеством навоза вместо того, чтобы расчищать землю под новые участки. То начинал подозревать, что на самом деле его урожай табака был в полном порядке, а инспекторы из Виргинии сожгли его, наказывая Джея за преданность королю Англии. Беспокойно ворочаясь и крутясь на смятых простынях, он дошел до совершенно абсурдной мысли, будто бы Лиззи намеренно родила мертвого младенца, чтобы еще больше досадить ему.
К зданию конторы Мурчмана он прибыл как можно раньше. Это был его последний шанс. Неважно, кто оказался виноват больше всех, но он сам не сумел сделать плантацию прибыльной. Если ему не удастся одолжить еще денег, его нынешние кредиторы предъявят к взысканию средства по ипотеке, тогда он окажется не просто без гроша в кармане, а станет еще и попросту бездомным.
Мурчман заметно нервничал.
– Я организовал для вас встречу с вашим кредитором, – заявил он.
– С кредитором? Но ведь вы говорили, что это целый синдикат.